Айлин Даймонд - Фея северного озера
— Понимаешь, Ами… Она у меня была… А потом ушла. Мы не успели зарегистрироваться. Она не считает себя моей женой. Но я думаю о ней, как о жене.
Что-то оборвалось внутри у Аманды.
— И… поэтому ты уехал?
— Да… мне надо было что-то сделать с собой, чтобы не съехать с катушек. А тут как раз отпуск, я не мог оставаться дома, в городке, в стране. Искал, где нужны волонтеры, вот и нашел…
— Но тебе ведь придется туда вернуться снова.
— Да. Я думал, что перемена места переменит и меня, но… Видишь, я хохочу, работаю, увлекаюсь тем да другим, но… Не знаю, как мне вернуться, смогу ли вернуться. Наверно, буду менять работу, уеду куда-нибудь. Или попробую начать все сначала.
— Ты мог бы остаться в Штатах…
— Нет, у вас тут слишком трудно. Я разговаривал с парнями, они мне много порассказывали. Слишком трудно. Я не трус, но я привык к своим местам, к своей стране. С кем я тут буду разговаривать? Что я тут буду делать? Если бы я был бизнесменом или… не знаю… переводчиком… А кому нужен мастер рыбного цеха?
— Жак, у нас тут много рыбных цехов… Но, возможно, ты прав. Ты прав, Жак…
Разговор оборвался. Обоим было грустно.
После некоторого молчания Аманда продолжила инструктаж по технике приготовления обеда. Жак тоже как будто пришел в себя, и вторую половину меню приготовил со сбоим обычным энтузиазмом.
— О, формидабль! — воскликнул он, облизывая поварешку. — Я удивлю этим блюдом своих друзей! А потом, если повезет, и жену. Вдруг она вернется — правда, Ами?
— Может быть, если ты угостишь ее таким обедом, и правда вернется! — Аманда изо всех сил постаралась, чтобы ее слова звучали искренне. Хотя ей сильно хотелось добавить «если понос не прохватит».
Жак с энтузиазмом подхватил железную скалку, и импровизированный гонг возвестил об окончании трудового процесса и об обещании сладостного мига трапезы.
Через час обед был оценен по достоинству. Сытое и довольное общество затеяло кулинарную дискуссию, которая перекинулась на варианты итальянской кухни, а затем распространилась и на другие мировые проблемы.
Аманда не стала принимать участия в дальнейших развлечениях наработавшихся мужчин. Она дружески попрощалась и отправилась домой.
— Я люблю одинокие прогулки, — зачем-то сообщила она вслух, ни к кому не обращаясь.
Никто за ней и не последовал.
Дорога была необыкновенно долгая, пыльная, ноги то и дело спотыкались о корни, досаждали комары. Волосы липли к вспотевшему липу и мокрым глазам.
Почему это хорошим мужикам всегда достаются самые плохие бабы?
Вечером один из листков в заветной папке был сожжен в камине.
12
— Доброе утро, Аманда!
Слова, произнесенные на почти чистом английском языке, едва не напугали Аманду, лишь она вышла на порог.
У дома стоял Анри и улыбался.
— Я сегодня дежурный по лагерю, я пришел за вами, чтобы проводить вас в лагерь.
Аманда вспыхнула и обрадовалась. Вероятно, вчера ее одинокий уход произвел некоторое впечатление, по крайней мере на одного человека.
Она закрыла дверь, выбежала на улицу и, предвкушая увлекательное путешествие вдвоем, смело взяла Анри под руку. К ее изумлению и неудовольствию, он осторожно освободился. И, как ни в чем не бывало, принялся рассуждать о том о сем, перейдя на родное наречие и, по-видимому, не заботясь, хорошо ли понимает его Аманда. Вероятно, эти господа полагают, что человечество рождается со знанием французского.
— У вас удивительная погода. Я еще никогда не сталкивался с такими контрастами. Утром — жуткий холод, днем — жуткая жара. Я читал об этом, но одно дело читать, другое — испытать на себе…
Аманда едва поддерживала разговор, который Анри бодро превратил в монолог, посвятив его сравнению местного климата с родным. Все ее благие намерения рухнули, не успев проявиться.
Впрочем, может быть, это он из застенчивости?..
Новый поворот мысли придал ей силы. Она повнимательнее вгляделась в худое, загорелое лицо Анри, продолжавшего разглагольствования о странностях здешнего климата.
— А наши люди — они показались вам такими же странными? — Аманда послушно приняла правила игры, в том числе упорное обращение на «вы».
— Конечно. Я не хочу сказать это в плохом смысле, и, разумеется, люди другой страны всегда кажутся странными, если сравнивать их с соотечественниками…
— А может быть, лучше не сравнивать? Может быть, лучше принимать как есть?
— Да, вы правы, — неторопливо согласился Анри. — Но для того, чтобы решить вопрос, принимать их или нет, нужно пожить с ними, узнать их получше… Я, по крайней мере, никогда не делаю поспешных выводов, всегда сначала присмотрюсь, постараюсь выяснить причины, провести, так сказать, факторный анализ и уж после этого, взвесив все обстоятельства, решить все раз и навсегда.
Скучный тип — появилась «галочка» в мысленном досье на Анри. И что такое факторный анализ? Впрочем, может быть, все эти рассуждения — лишь свидетельство благоразумия. Чем плохое качество? Ничуть не хуже безалаберности и спонтанности. Ладно. Послушаем дальше.
Оставшаяся часть пути прошла под длинный монолог о необходимости серьезного взгляда на жизнь, изложенный на правильном французском языке, без акцентов и сленга. Временами Аманде казалось, что она слушает запись диктора для урока. Ей стало скучно, и она не пыталась поддерживать разговор. «Галочка» обратилась в «дубль-вэ».
Наконец они достигли лагеря. Тут Анри разверзнулся по полной программе.
Сначала Аманда вынуждена была досконально сообщить ему порядок приготовления завтрака и проследить за правильностью приготовления. Потом дежурный по лагерю усердно отрывал ее от инструктажа перед очередным днем работ вопросами о его дальнейших обязанностях. Это тем более сердило Аманду, что день предстоял очень трудным и Брюно не справляйся со всеми срочностями. Волонтерам требовалось заняться сооружением кухни и склада, и, хотя речь шла в основном о подготовке площадки, стационарного очага, навесов и подобия небольшого надежного укрытия, для шести человек, даже крепких и неутомимых работяг, дело было непростое, если учесть жесткие сроки.
В конце концов Аманда сорвалась:
— Анри, прошу вас, хоть что-нибудь сделайте самостоятельно!
Он замигал, замолчал, и это тронуло Аманду. Ей стало стыдно за срыв, она едва удержалась от порыва броситься ему на шею в приступе раскаяния. Оставалось искренне покаяться, и слова вырвались сами собой:
— О, дорогой Анри, простите меня, это случайно. Я понимаю, вам трудно. Прошу вас, подождите меня еще десять минут — и я на весь день в вашем распоряжении!
