Ирина Степановская - Экзотические птицы
Ашот вспоминал, как два года назад собирался в Америку.
А Тинина мама думала, что как ни хорошо она все организовала, но все-таки надо, чтобы народ сегодня долго здесь не засиживался, потому что ей еще надо бежать домой к Леночке и мужу.
— Ой, я, оказывается, не вовремя! — раздался в дверях чей-то голос, и все, повернув головы, увидели очень пожилую маленькую женщину в брючках, в огромном золотистом парике и с ярко накрашенными губами. В руках женщина сжимала какую-то бумажку. Барашков, Маша и Дорн женщину тут же узнали. Это была Генриетта Львовна собственной персоной.
«Неужели же опять к нам залечь решила? — с ужасом подумал Владик Дорн. — Я ее в палату к себе не возьму!»
— А я к вам похвастаться заглянула! — сказала Генриетта Львовна. — На минутку! Я устроилась в больницу работать! Лифтером! Главный врач сегодня мне заявление подписал!
— А как же Америка? — удивилась Маша.
— А ну ее, Америку, к Богу в рай! — весело ответила бывшая пациентка. — Мы с племянницей организовали здесь туристическую фирму. Она будет в моей квартире пансионат устраивать, а я пока лифтером работать. Чтоб дома зря не сидеть. А что, здоровье позволяет! Может, жениха таким образом себе подыщу! — подмигнула Дорну Генриетта Львовна.
Все дружно выпили за ее здоровье, за процветание новой туристической фирмы, и новая лифтерша, сердечно всех расцеловав, включая и Тину, и Ашота, быстрыми шажками выбежала из комнаты.
— Дай ей Бог! — сказала Тинина мама. А Мышка подумала: «Вот и была первая вилка!»
Сразу после ухода Генриетты Львовны в дверь заглянул новый человек. Теперь ему навстречу поднялся Ашот.
— Прошу любить и жаловать! — торжественно провозгласил он. — Бывший военный доктор, теперь главный врач больницы и мой спаситель Валерий Николаевич!
— Я на минутку, мне надо тебя повидать! — Валерий Николаевич хотел спрятаться за дверь и поманил рукой, чтобы Ашот к нему вышел.
— Нет! Нет! — закричали все. — Мы спасителей наших людей так сразу не отпускаем!
Бывшего военного врача усадили в кресло, положили ему разной закуски, налили большой бокал и выпили за его здоровье.
— Без вас не было бы с нами Ашота! — сказала Тина, и глаза ее увлажнились.
— Будете ругаться, но я его от вас увожу! Через три часа поезд! — сказал главный врач. — Специально так приехал, чтобы не было долгих прощаний и сборов.
— Как же так? — удивились все. Ашот тоже выглядел растерянным.
— Не пугайся, брат! — успокоил его главный врач. — Поедем с тобой вместе, посмотришь квартиру, наши места. А после Нового года, как обустроишься, снова сюда. Я тебе путевку на учебу за счет больницы принес. Вот, держи! Два месяца поучишься, окончательно поправишься — и за работу! Народ тебя ждет.
Тина заулыбалась. Такой вариант был еще ничего. А вот так, сразу, расстаться с Ашотом и ей, и Барашкову было бы трудновато.
— Ура! — сказала она и захлопала в ладоши. — Слава Валерию Николаевичу! Виват!
Все снова оживились, зачокались, заобнимались.
Следующей в кабинет пришла Таня. Она скромно села в уголке рядом с Мышкой и поставила на стол французское шампанское.
— За дым отечества, — сказала она, и все отметили, что Таня, несмотря на то что еще больше похорошела, выглядела какой-то очень грустной. И Дорн, и Валерий Николаевич, видевшие ее впервые, не спускали с нее глаз.
«Ишь мужики! На хорошенькую женщину облизываются, будто коты! — подумала Мышка. — Где уж тут отцу устоять! Но если он женится, то получит свое. Таня ему покажет! Будет изменять с каждым встречным-поперечным!» Мышка воспользовалась какой-то перестановкой и под предлогом положить кому-то еще салата отошла от Тани подальше.
«Пусть сидит на углу одна! — решила она. — Дольше замуж не выйдет!» Но Тане недолго пришлось пребывать в одиночестве. Буквально через минуту снова открылась дверь, и на пороге показался Филипп Иванович.
— Наш спонсор и мой отец! — представила его Маша и ринулась скорее назад к Татьяне, чтобы не дать отцу сесть рядом с ней, но слишком поторопилась, запнулась за ножку чьего-то стула и не успела. Пока она поднимала шмякнувшийся на пол кусок колбасы, Филипп Иванович сидел уже рядом с Татьяной. Ашот подумал, что напрасно он с Таней был резковат, Таня молчала, а Филипп Иванович по-хозяйски произносил тост.
— Неужели эта красивая девушка тоже анестезиолог? — спросил довольно громко Валерий Николаевич, так, чтобы слышали все присутствующие, и Татьяна тоже, когда шум и аплодисменты после тоста Мышкиного отца уже смолкли.
— Здесь все такие! — ответила ему Мышка. «Забери ее с собой, забери!» — будто буравила она Валерия Николаевича взглядом.
— А не хочет ли московская красавица тоже прогуляться с нами на периферию? — задал Валерий Николаевич новый вопрос. Таня напряглась. Ашот поднял глаза и посмотрел ей прямо в лицо.
— Не хочет! — спокойно ответил за Таню Филипп Иванович. — Московская красавица через две недели уезжает вместе со мной в Лондон. — Он приобнял Таню за плечи. — Там же и будет встречать Новый год.
«Ну скажи же мне что-нибудь, скажи!» Синие глаза Тани через стол искали Ашота. Но он уже не видел ее глаз. Он видел чужую пухлую руку с дорогими часами, обнимавшую Таню за плечо. Искра, пробежавшая между ними, погасла. Таня опустила глаза. Все снова заговорили, застучали посудой.
«А все-таки как-то сейчас не так хорошо, как было тогда, два года назад», — подумала Тина, но в чем причина, она не сумела бы объяснить.
Ашот и Валерий Николаевич вскоре встали.
— Надо собираться! — Ашот еще раз, прощаясь, перецеловался с Тиной, Барашковым и Людмилой, поцеловал руку Тининой маме, издалека кивнул Мышке, отвесил поклон Дорну, Филиппу Ивановичу и Тане и с каким-то новым чувством еще одной утраты собрался выйти из комнаты.
— Постой! — вдруг крикнула ему Мышка. Все на нее в недоумении посмотрели, Ашот остановился. Мышка кинулась к окну, сломила порядочный отросток обезьяньего дерева, стоящего на подоконнике, и завернула в салфетку. — На счастье! Чтоб было много денег и радости в жизни! Поставишь сначала в воду, потом пересадишь в горшок!
— Спасибо! — Ашот бережно спрятал отросток в карман и повернулся к двери.
— Подожди! — вдруг страшным голосом зарычал и Аркадий. Все опять в изумлении обернулись. — Помнишь того повесившегося, еще из нашего старого отделения, который перед выпиской дал тебе сотню баксов, чтобы ты новый чайник купил? А ты эти деньги на прощание перед отъездом отдал мне, чтоб я новый чайник купил после ремонта.
— Ну? — улыбнулся Ашот.
— Я их берег на память о тебе, — смущенно сказал Аркадий. — А теперь назад отдаю. Чтоб ты сам купил чайник уже на новом месте! — Барашков протянул ему сложенную вчетверо сотню. — Та самая, не сомневайся! — сказал он. — Я от нее получил свою долю удачи. Теперь возвращаю. Счастьем надо делиться!
