Договорились - Ирина Воробей
– Зачем мне планетарий? – улыбнулась она фальшиво, гладя его шею. – Мне кажется, я уже увидела космос.
Он весело прищурился и раскрыл белозубый рот. Комплимент пришелся его самодовольству по вкусу.
– Там другой космос.
Они лежали в обнимку, хотя ей так и хотелось вырваться, скинуть тяжелую руку с бедра, перестать чувствовать попой уже мягкий и сморщенный член и ощущать мускусный аромат с примесью каких-то трав. Девушка все никак не могла привыкнуть к его натуральному запаху. Он казался сыроватым и грубым, но больше всего чужим.
Мысли о Зайкине спасали. Карина вспоминала разные эпизоды из университетской жизни и невольно улыбалась. Мозг возбуждался, поток сознания ускорялся, волнение плавало по венам, оставляя приятный трепет. Хотелось быть с ним здесь и сейчас. Просто стоять рядом, дышать кокосом, всматриваться в синие глаза, слушать его истории и смеяться.
Поддавшись порыву, она написала ему сообщение, самое глупое из всех возможных в два часа ночи: «Ты спишь?». Сердце яростно колотилось. Глаза впивались в галочки под текстом, уведомлявшие о прочтении. Девушка постоянно оглядывалась на Жерара, боясь, что он может проснуться в любой момент, но он похрапывал умиротворенно.
Наконец, галочки поменяли цвет. Карина задержала дыхание. Сердце готовилось оборваться, слишком буйно билось о грудную клетку. Она возненавидела время в эти мгновения – секунды тикали нестерпимо медленно. Еще больше бесило обозначение действия собеседника в чате: «печатает…» с троеточием, усугубляющим ожидание неизвестного и не дающим никакого облегчения. Он долго печатал, прерывался и опять печатал, а ответ пришел короткий: «О тебе думаю». Фраза пролилась медом в душу. Карина мгновенно успокоилась и зарумянилась.
«Дрочишь?» – сама не поняла, почему перешла на пошлости, ведь хотелось другого.
Зайкин сначала прислал игривый смайлик с уходящей наверх ухмылкой, а потом написал: «Уже». Девушка чуть не захихикала, но сдержала себя ладонью. Целую минуту размышляла, что ответить, ведь еще не успела придумать, зачем решила ему написать, и чувствовала себя теперь глупо. Возбуждение не давало мыслить трезво, а тупить дальше не хотелось. И заканчивать на этом тоже. Она ведь и написала ему только для того, чтобы почувствовать связь, его близость и доступность, сымитировать присутствие.
«Кариш, я тут подумал… – опередил ее парень и снова долго печатал с перерывами, выдавая мысль по частям. – Ты не хочешь, чтобы Полина меня узнала… Получается, ты меня с ней никогда не познакомишь… Как Зайкина… Мои шансы уничтожены?». В конце он поставил эмодзи, в котором не было улыбки, вообще никакой, только две точки изображали глаза.
Она впервые над этим задумалась. Все нервы пронзила досадливая боль. Особенно защемило в области сердца. «Полина не простит, если узнает», – пулей в душу ворвался страх. Оставался один вариант, чтобы сестренка ни о чем никогда не узнала. Это означало, что Зайкина от нее следовало скрывать. Следом в голову ворвалась еще одна пугающая мысль: «Всегда?». Она не стала ее додумывать. От Полины она бы ни за что в жизни не отказалась. Выбор был очевиден. Внутри все смялось от одного лишь намека на решение. Девушка свернулась клубочком. Жерар зашевелился. Она застыла, чтобы не раздражать его. Мужчина перевернулся и опять захрапел. Карина выдохнула. Это ее отрезвило.
«Зайкин, как будто что-то изменилось. Шансов у тебя и раньше не было. Спи», – написала она в прежней манере, а сама стиснула зубы, чтобы перетерпеть боль.
«Понял. Спокойной ночи», – ответил он сразу и ушел в оффлайн.
Карина еще долго вчитывалась в его последние сообщения, пытаясь осознать, что натворила.
Глава 20. Спектакль, который начался
Карина с самого утра ходила хмурой. Веки казались тяжелыми, поэтому смотрела вниз. Жерар пытался улыбаться и быть дружелюбным, из вежливости делал вид, будто их связывает нечто большее, чем просто секс, пытался накормить и напоить чаем. Хотя его игнорирование или пренебрежение ничуть ее бы не тронуло. Она так и сказала:
– Жерар, не старайся. Нам плевать друг на друга. Глупо притворяться.
Он выпучил глаза и проглотил язык. Согласился. С этим сложно было не согласиться.
По дороге в университет Карину все напрягало. Даже медленно переключающийся с красного на зеленый светофор. И слякоть, которая облепляла икры из-под каблуков. И ветер, который спутывал волосы.
Она одновременно жаждала увидеть Зайкина и боялась. Сама не заметила, как стала в нем нуждаться. Не скучала, а именно испытывала в нем недостаток, как в витаминах. Потому от безумия творила какие-то глупости. Встретилась с Жераром, непонятно зачем. Удовольствия от секса не испытала и потеряла целый день работы. А деньги ей сейчас были остро необходимы.
«Полина, блин, какую же глупость ты наделала», – плакала душа.
В дверях аудитории девушка остановилась, потому что застыла взглядом на Зайкине, словно не ожидала увидеть и будто не хотела этого. Карие глаза впились в белое лицо. Выразительный синий обесцвечивал все вокруг, как на старой фотопленке с оттенками сепия.
– Ермакова, че застряла? – подталкивал сзади Гога, пихая ее рукой в спину.
– Отвали, – огрызнулась девушка и хлестнула его по ладони, обернувшись, но прошла внутрь.
– Больно, – зашипел парень.
Зайкин с Игнатьевой посмотрели на них с первой парты без улыбок.
– Ермакова, охренела! Своего мужика бей. Моего не трогай, – возмутилась Игнатьева.
Гога поспешил под защитное крыло.
– Нет у меня мужика, приходится чужих лупить, – буркнула Карина и прошла к последней парте.
Все посмотрели на Зайкина, а тот молчал, уже читал что-то в планшете, положив подбородок на выставленные большие пальцы. Он тоже казался хмурым. Почти ни с кем не разговаривал, точнее, пытался ни с кем не разговаривать. К нему все равно многие приставали – спрашивали о фестивале и чем-то еще. Парень неохотно пояснял.
Настена с Варданяном зашли друг за другом, игриво хихикая. Внимание курса переключилось на них. Парочка этого не замечала. Слишком увлеклись разговором. Остальные стали переглядываться и перешептываться, но вслух никто ничего не комментировал.
– До чего вы договорились? – заранее неодобрительным тоном спросила Карина, когда Настена села рядом.
Вокруг нее еще летали кокетливые светлячки, а на губах
