Танцующий лепесток хайтана - YeliangHua
Полгода он провел на грани — и все эти полгода единственным, кто был к нему хоть немного добр, был Ши Мэй.
Но Ши Мэй не боролся вместе с ним — он плыл по течению, и всегда делал то, что ему говорили.
Он был слишком мягким, и он бы никогда не смог вынести то, на что сознательно обрек себя Чу Ваньнин, решив, что скорее умрет чем сдастся.
То, что произошло с Ши Мэем, возвратило Чу в который раз к болезненным воспоминаниям — и он не мог больше не думать о том, что такого мог совершить юноша, что навлек на себя подобную расправу когда, казалось, все давно было в прошлом.
К сожалению, Ши Мэю было проще до конца казаться злодеем и признавать абстрактную вину, чем открыто рассказать о том, что же именно он сделал… и у Ваньнина было стойкое чувство, что на самом деле имело огромное значение и то, что Ши Минцзин делать отказался.
...Балетмейстер внезапно понял, что продолжает бесцельно вертеть в руках пустую чашку, а репетиция неким таинственным образом идет полным ходом без его участия. Это было странно и неожиданно, потому что обыкновенно труппа едва могла организоваться, чтобы даже просто выполнить совместное антре.
Он тут же заметил, что Мо Жань время от времени вклинивается в постановку и вносит коррективы. По всему выходило, что он взял на себя часть его работы — при этом даже не сказал ему об этом ни слова.
Чу Ваньнин закрыл лицо руками, выдыхая. Он одновременно был в ужасе от происходящего — и в то же время не мог не испытывать благодарность. Как он мог допустить нечто подобное?! Что, если бы Вэйюя не оказалось рядом?..
Он тряхнул головой. К счастью, его рассеянность никак не сказалась на общем состоянии дел.
Мо Жань, только что закончивший править танцевальный рисунок массовки, как раз вышел на сцену для одиночного исполнения — этот танец Ваньнин прорабатывал вместе с ним уже десятки раз, так что был уверен, что юноша все сделает идеально даже если в день премьеры напьется или повредится рассудком.
И, все же, не смотреть на него Ваньнин просто не мог — к тому же, впервые исполнение проходило с полной подготовкой света, в специально отшитых костюмах.
Музыка разливалась над залом подобно дурманящему мареву, в котором все движения являлись продолжением дрожащей в воздухе мелодии. Танец больше не был четко считываемым хореографическим текстом, состоящим из последовательности движений — он оживал и играл совершенно новыми красками, которые невозможно было ранее различить не видя полной картины.
Внезапно Чу заметил странное движение за левыми кулисами. Можно было списать увиденное на огрех светооператора, который создал лишние тени — однако внутри отчего-то тут же неприятно закололо, а сам Ваньнин почувствовал хорошо знакомый пробирающий до костей холод, от которого вдруг стало тяжело дышать.
Он поднялся с места и, стараясь не привлекать к себе внимания — что было достаточно легко, если учесть, что все взгляды были сейчас прикованы к Мо Жаню — направился за сцену.
Пространство за кулисами всегда казалось ему отчаянно нуждающимся в ремонте и проветривании. К счастью, большую часть времени оно не освещалось — а потому взволнованные перед выходом танцовщики едва замечали, насколько потертыми были стены и пол. К тому же, сами кулисы ежедневно собирали на себе тонны пыли, которая всякий раз оказывалась в воздухе и кружила мелкими частичками в свете ярких софитов. Зрители не обращали внимание на подобные мелочи — но Ваньнину часто приходилось задерживать дыхание, чтобы случайно не вдохнуть эту взвесь.
Впрочем, сейчас он забыл и об астме, и о том, что ему не следовало в одиночку отправляться куда-либо, предварительно никому об этом не сказав — особенно в текущей ситуации, когда ни он, ни Мо Жань, не знали, что именно от них нужно картели, и следил ли за ними еще кто-то в труппе, помимо Ши Мэя и Хуайцзуя.
Намного сильнее его беспокоило, действительно ли всего пару минут назад здесь кто-то был.
Ваньнин внимательно осмотрелся, но так и не смог прийти к какому-либо выводу.
Между тем, танец продолжался, и музыка за кулисами звучала особенно пронзительно, отдаваясь болью в висках — эта композиция всегда вызывала в Чу ощущение, словно он проваливается куда-то глубоко под лед и тонет в кромешной тьме, поглощаемый собственным одиночеством. Она отлично подходила для отражения внутреннего состояния главного героя, впервые решившего использовать запрещенные техники — однако сам Ваньнин никогда бы не стал сознательно слушать ее потому что глубокие скрипичные переливы странно диссонировали между собой, заставляя чувствовать себя некомфортно. Было в них нечто жестокое.
Сейчас же, подстегиваемый нарастающим беспокойством, он не позволял себе поддаваться настроению упорно нагнетающей мелодии — но что-то в его разуме все равно неприятно откликалось на ее мрачный зов. В какой-то момент он даже заставил себя на мгновение закрыть глаза и очистить сознание, сделав несколько последовательных глубоких вдохов и выдохов. Ему нужно было сконцентрироваться — иначе он так и не сможет разобраться, что именно спровоцировало страх.
Запрокинув голову вверх, он... внезапно уставился на темный силуэт, словно бы нависший над сценой.
Что это было?..
Чу Ваньнин моргнул — но видение не исчезло. Высоко, на металлических профилях, к которым крепились софиты, кто-то... был.
Страшная догадка заставила Чу содрогнуться от ужаса — и в то же время, казалось, никогда еще он не мыслил так ясно.
Если он сейчас закричит, чтобы предупредить Мо Жаня об опасности, тот может его просто не услышать из-за громкой музыки — но человек наверху вполне способен обратить на него внимание.
Если он выбежит на сцену… он, возможно, успеет оттолкнуть Мо Жаня в сторону.
Однако человек наверху все еще ничего не предпринимал — а, значит, внезапное появление Чу может его наоборот спровоцировать.
Буквально в несколько секунд Ваньнин метнулся за сцену и быстро, стараясь не смотреть вниз, взобрался по шаткой лестнице на самый верх.
Он больше не думал о том, сколько метров в высоту он только что преодолел — в висках надрывно стучало, пальцы время от времени проскальзывали мимо металлических перекладин, но... он едва осознавал происходящее. И ему было все равно.
Еще немного — и он окажется на одном уровне с человеком, затаившимся над сценой.
Чу бесшумно взобрался на леса, которые обыкновенно использовались для обслуживания занавеса — и тут же в ужасе осознал, что от сцены его отделяет около
