Охота на русскую Золушку - Анна Трефц
«Не хотел я крайних мер, но ты меня вынуждаешь».
Мне бы бежать, но ноги предательски ослабли. Я едва не падала. Было в этом низком неприятном мужчине что-то зловещее. Скрытая сила, способная на самую лютую жестокость, которую он словно мхом прикрывал напускным радушием. Мне показалось, что передо мной убийца. Натуральный. Который сам застрелил или зарезал другого человека. Неужели мама находит этого упыря приятным? Я невольно покосилась на Платона. Оказалось, род Каримовых прогрессирует по эволюционной лестнице! Сын-то уродился куда более приятным типом. И я еще думала, что он отвратительный. Вот не сравнишь, не поймешь!
Низкий и страшный человек взял меня за руку и повел внутрь.
— Платон, оставь нас.
Я обернулась, в надежде, что мой жених опротестует этот приказ. Но увидела, как сынок, опустив глаза в пол, послушно отступил в коридор, прикрыв дверь.
Итак, я наедине со старшим Каримовым. Невольно в голову полезли все те слухи, которыми полнится интернет. О том, что ни один из конкурентов Каримова не выжил, о том, что он всегда добивается своего, о том, что он был женат трижды и две его жены покончили с собой. Просто-таки Синяя борода! Я вдруг впервые за все время нашего знакомства с Платоном осознала, что и его мать совершила суицид. Когда ее сыну было девять. И он остался вот с этим человеком, с его отцом. Мне бы сейчас о себе думать, а я вдруг ощутила такую тоску, такую безысходность, словно на мгновение очутилась в сердце мальчишки, пережившего потерю матери и осознавшего, что теперь он всецело во власти порочного и жестокого человека.
— Значит мой сынок тебя не впечатлил? — он отошел к небольшому бару у стены и принялся готовить какую-то выпивку: звякать льдом о стенки бокала, откупоривать бутылки, чего-то там наливать.
Я стояла посреди огромного мрачного кабинета, ровно в центре упругого темно-малинового ковра. Сжимала и разжимала кулаки, чтобы чувствовать себя живой и готовой к сопротивлению.
— Александр Игоревич, — Я старалась говорить ровно. Борьба с собственным телом, которое желало малодушно хлопнуться в обморок, проявилась каплями пота у висков. Мне и правда стало душно, — Платон хороший парень. Но мы с ним мало знакомы. Мы не можем начать жить вместе или пожениться только потому, что вы приказали.
Он резко повернулся и спросил сухо:
— Почему?
Я развела руками:
— Потому что мы люди, а не персонажи компьютерной игры. У людей все по-другому происходит. Им надо как минимум время.
— Ты хочешь сказать, что, если я дам вам год, вы полюбите друг друга? — он прищурился, разглядывая меня.
— Простите, Александр Игоревич, но почему вы ставите так вопрос? Почему вы вообще пытаетесь участвовать в наших отношениях? Я не понимаю, зачем вам давать нам какое-то время? Год или меньше, или больше? Мне кажется мы сами в состоянии разобраться…
— Ах, тебе кажется, — он подошел и всунул мне в руку бокал с круглыми стенками, наполовину заполненный не то коньком, не то чем-то на него похожим, — Пей.
— Я не… — ну да, старший Каримов не терпит отказа. Я выдохнула, понимая, что мне не отвертеться. Потом выпила полстакана одним глотком. Огненная лава вкуса спирта и древесной коры протекла по горлу в желудок, а потом также плавно и обволакивающе двинулась назад. Я зажмурилась, усиленно задышала носом пока мини-революция в желудке не унялась.
— Ты даже пить не умеешь, — усмехнулся он, — А все туда же! Сама она будет судьбу свою решать!
Ничего себе аргумент!
— При чем здесь это?! — от удивления меня даже тошнить перестало. Зато комната плавно поплыла влево. Надеюсь, он мне не подмешал какой-нибудь психоделической дряни в алкоголь! Сразу вспомнились мои недавние мысли о Кети в плену страшного Хитклиффа из «Грозового перевала». Ведь папе Каримову закрыть меня сейчас в подвале пара пустяков. И никто не хватится. Объявит всем, что я вернулась в Россию. Кто будет меня искать? Берти? Он, наверное, попытается, но быстро остынет. Потому что принцу не положено носится по миру за простолюдинкой. К тому же с Россией у Англии сейчас, мягко говоря, не простые отношения. С визитом точно ничего не выйдет.
— При чем здесь это! — передразнил меня Каримов, — Что ты понимаешь в жизни, девочка? Ты думаешь, что все еще сама себе хозяйка? Да я двумя пальцами раздавлю тебя как букашку.
— И что? — то ли алкоголь в крови, то ли эдакая дурная смелость от отчаяния, которая разгорается до жжения в районе солнечного сплетения всякий раз, когда я чувствую несправедливость, — в общем, я вдруг ощутила прилив горячей силы и, вскинув голову, прямо посмотрела в сверлящие глазки этого мелкого человека с раздутым самомнением. Даже смешно стало от мысли, что гордыню он, наверное, хранит в пузе. Так что я еще и ухмыльнулась, — Что вам с того, что вы испортите жизнь молодой девушке? Неужели вам нужна такая мелкая победа? Или копеечка к копеечке, и вы ничем не брезгуете, чтобы потешить свое самолюбие? Вам так мало надо, чтобы ощутить себя сильным мира сего?
В наступившей тишине я слышала лишь свое шумное дыхание. Вдох-выдох, вдох-выдох. Голова кружилась от дурной смеси коньяка и адреналина. Наверное, я дико покраснела. Глаза оппонента я уже давно потеряла, забывшись в пылу речи, а когда снова с ними встретилась, замерла. Он смотрел на меня неотрывно, с пытливым интересом. А губы его кривились в мерзкой ухмылке. Как будто он уже задумал что-то настолько грязное и отвратительное по отношению ко мне, что сами мысли эти будоражили его извращенное воображения и доставляли удовольствие. Вот тут я испугалась по-настоящему. Что я натворила?! Надо было молчать. Терпеть, слушать и надеяться убраться поскорее из кабинета. Платон ведь предупреждал! Почему я его не послушала! От этого упыря две жены предпочли уйти в мир иной. А я — чужая ему девица решила поиграть в равноправие? Идиотка!
— Какая забавная! — в голосе его отчетливо слышались бархатные нотки. И он пошел ко мне мягко ступая, словно кот, подбираясь к мышке, — А я в тебе не ошибся. Так и знал, что будешь брыкаться, как молодая кобылка. Ну…
Его пухлые пальцы обхватили мой подбородок. Я дернулась, по телу пробежал озноб. Но этот невысокий и тучный человек оказался намного сильнее меня. Пальцы сжал так, что наверняка на лице останутся синяки. Глазам тут же стало жарко от подступивших слез. Никто до этого момента не позволял со мной такую грубость. Это просто немыслимо.
— Что? Тепличная девочка
