Берег тысячи зеркал (СИ) - Кристина Ли

— Простите, мадам, — Патрисия виновато прячет взгляд, но я итак не могу на нее злиться.

Они с Франко уходят, а я устало шепчу:

— Горе луковое.

— Ладно тебе. Хорошие ребята. Как вспомню, что вы пережили, не мудрено, что девочка такая рассеянная, — Лена пытается оправдать Патрисию, но это сложно.

— Она всегда была такой, Лен, — тянет Женя, развлекая и смотря на Макса. — Да?

— Да, — кричит малыш, а я нервничаю еще больше.

— Ты чего, как на иголках? — Лена подзывает сесть на диванчик рядом, но я отрицательно качаю головой.

— Я не могу понять, почему они не прилетели позавчера, — отвечаю, и сажусь за стол. — Зачем им задерживаться в Милане?

— Ты думаешь Сан… — Лена начинает, а переглянувшись с Женей, продолжает. — Думаешь, Сан поехал к Алексею?

— Я уверена в этом, — отвечаю, а сама не нахожу себя от тревоги. — Зачем ему это делать? А если свекровь наговорит что-то ему? Обидит? Он ведь с Ханной прилетел. С нее станется с таким характером вытворить все, что угодно.

Хотя мы давно помирились, и даже общаемся, как подруги, известие о том, что я вышла замуж, ее явно не обрадовало. Надежду Викторовну понять можно. Вернее, я ее начала понимать давно. Она слишком явно хочет загладить вину перед Алексеем за свое отсутствие в его жизни.

— Судя по тому, какой Сан, у нее не выйдет, даже если она выскажет свои претензии на корейском. Он холодный и слегка пугающий. Вряд ли она станет устраивать скандал с таким человеком.

Женя прав, но дело не только в этом. Я боюсь, чтобы эта встреча не принесла боль Алексею. Кто знает, как он отнесется к такому визиту? Он может говорить, что с ним все хорошо, но я-то понимаю, как ему трудно.

— Голова гудит, — я откидываюсь на спинку кресла, и сажусь удобнее.

— Не мудрено, — бросает Лена. — Ты постоянно нервничаешь пока здесь. Две недели, как сама не своя. Заканчивай тут быстрее, и езжай в свой оазис счастья. А то, так и родишь раньше срока. Нервничать сейчас не хорошо, Вера. И речь не о тебе.

— Не обо мне, — бормочу с закрытыми глазами. — Отец позвонил, как только я прилетела. Хочет встретиться со мной и Саном. Опять давит на то, что я погублю карьеру, если останусь жить в Корее.

— Он всегда был таким заботливым, и таким любящим по отношению к тебе. Я до сих пор не могу поверить, что Анатолий Владимирович снюхался с этим пижоном Платини. Это дикость какая-то.

Слова Жени логичны. Во всем, что произошло со мной за последние пять лет, так, или иначе, фигурировал проклятый остров, едва не убивший столько людей. Видимо, этот остров смог повлиять даже на моего отца. Я долго думала над тем, почему он так изменился, и почему я не сумела рассмотреть этого раньше. Да, он давил на меня всегда. Показывал пример, оберегал и заботился, но требовал, чтобы я училась и добивалась успеха. Я даже и не подозревала, какую обиду он затаил на мать, за то, что она подолгу уходила в написание книг, а на свою профессию просто наплевала.

А потом и на меня, за то, что бросила диссертацию и вышла замуж за Алексея.

— Он всегда был таким, просто это я слепо любила отца, которого возвела, как пример, в абсолют, — открываю глаза, и сажусь ровно. — А теперь, я не знаю, что с этим абсолютом делать. У него все-таки родится внук через несколько месяцев. Я не хочу такой жестокости в семье. Так быть не должно. Но и его поступок. Через него я переступить не могу. Это слишком, даже для стремления заполучить разработку и заработать славу ведущего ученого. Это жизнь человека, которой он просто разменялся, как бесу на откуп. И вот теперь дилемма: и бросить его больно, и простить горько. И вы еще хотите, чтобы я не нервничала?

— Вера, — участливо произносит Лена. — Я понимаю, это твой отец.

— Который, узнав, что я вышла за корейца, обрывал телефон месяц. Первое, что он сказал после того, как спросил, все ли со мной в порядке после возвращения с Когтя, — что я забыла в Корее, и почему не вернулась в Сорбонну. Все. Его интересовало только это — Коготь и моя карьера. Я его не узнаю, Лена. С каждым годом все больше не узнаю, и это пугает.

Женя и Лена обмениваются взглядами. Их молчаливые гляделки настораживают, потому я решаю спросить прямо:

— Что вы скрываете?

— Отец… — Женя явно подбирает слова. — Они говорили, Вера. Примерно месяц назад Анатолий Владимирович позвонил папе, и попросил о встрече. Отец сперва и слушать его не хотел, но тот так настаивал, что папа не смог отказать. Все-таки, они дружили долгие годы.

Женя умолкает, а я подаюсь вперед. Мне не нравится аккуратность, с которой он говорит.

— В общем, он просил, чтобы тебя всеми способами постарались привязать к Сорбонне. Он хотел, чтобы отец надавил на тебя, и убедил остаться и тебя, и Сана во Франции. Мы не хотели тебя пугать, но похоже, твой отец рьяно настроен, давить на тебя и дальше, Вера. Он зол из-за твоего брака с Саном, и того, что ты решила жить в Корее. Папа пытался объяснить ему, что так вы не помиритесь никогда, но твой отец. Он явно не настроен принимать факт твоего замужества. Вера. Он ни капли не кается в том, что произошло с Алексеем. Он считает, что Лешка испортил тебе жизнь, а теперь, то же пытается сделать Сан.

Я опускаю взгляд на стол, и долго не могу отвести его в сторону. Друзья ждут от меня каких-то слов, но я вспоминаю последний и незавершенный роман матери.

— И крылья мои, перестали быть крыльями. И совесть моя не чиста теперь — произношу с такой горечью, что вяжет горло.

— О чем ты? — Лена хмурится, пытаясь не разбудить своим шепотом малышку.

— Это последние строки, написанные моей матерью перед самой смертью. Она так и не успела закончить свою книгу. Я долгие годы думала, о чем этот роман. А сейчас, наконец, поняла, что он о моем отце. И не книга это была вовсе, а зеркало отношения отца к ней. Я ведь не знала, как они жили, была