Элизабет Гейдж - Табу
Что ж, сегодня все изменится.
Обойдя домик еще раз, Квентин сел и стал ждать. Он почувствовал сильное желание закурить, но сдержался – не хотел, чтобы чувствовался сигаретный дым.
Через какое-то время, которое показалось ему вечностью, он услышал звук мотора и встал. Квентин подошел к окну гостиной и сквозь занавески увидел приближавшуюся машину.
Казалось, прошла еще уйма времени. Машина двигалась по грязной дороге, потом скрылась из виду. Квентин ждал, его дыхание было прерывистым, уши горели. Он посмотрел на часы. Без пятнадцати одиннадцать. Итак, она не приехала раньше и не собиралась устроить ему ловушку.
Он спрятался за кушеткой в гостиной, как грабитель, и стал ждать.
Наконец он услышал легкие шаги по ступенькам, звук поворачиваемого ключа. Дверь тихо открылась.
Когда зажегся свет, Квентин оставался там, где был. Выглянув тихонько из укрытия, он увидел, что Кейт снимает пальто. Она повесила его на вешалку и прошла на кухню, налила воду в чайник и поставила на плиту.
Затем пошла в ванную. Послышался шум бегущей воды. Когда она вышла из нее, то сняла туфли. Кейт была одета в простую юбку и свитер. Она коснулась термостата на стене, и Квентин услышал хлопок газа. Только теперь он понял, как холодно в домике. Горный воздух был прохладным.
Кейт вернулась на кухню, где начал шипеть чайник по мере того, как закипала вода.
Без темных очков она была другой. Он мог видеть ее глаза и оценить перемену, которая произошла в ее лице.
Она казалась напряженной и нервной, но была удивительно красива. Гораздо более красива, чем в те времена, когда ее знал Квентин. Тогда она была девушкой, несформировавшейся, без определенного характера. Хорошее тело, хорошая внешность, но все же простушка. Теперь она была женщиной. Годы жизни дополнили недостающее в ней, углубили и придали особый оттенок ее красоте. И привнесли чувственность, которую он никогда не знал в ней. Она сквозила в каждом ее движении, когда Кейт шла на кухню, думая, что ее никто не видит. Это была не та чувственность, которую он видел на экране в «Бархатной паутине» – фильме, который Квентин смотрел, по крайней мере, шестнадцать раз – но тем не менее связанная с этим образом. Камера создавала вымышленный имидж, идеализированный, но все же соотносимый с реальной женщиной, несущей в себе загадку. Кейт не была однозначна героине, которую она играла в кино, но никакая другая актриса не смогла бы раскрыть этот характер с такой чувственной силой.
Квентин почувствовал, что плоть его напряглась при виде ее, своей жены. Много раз он смотрел «Бархатную паутину» и шел прямо из кинотеатра искать женщину, думая только о Кейт, о своем желании и ненависти, только о Кейт, занимаясь любовью с незнакомкой. Каким-то образом прославление чувственности Кейт камерой Найта усилило ее загадочность и привлекательность для Квентина, для его сердца. И теперь, видя ее воочию, живую женщину на кухне, босую, в юбке и свитере, Квентин почувствовал такой прилив желания, что еле мог совладать с собой.
Но он справился, зная, что сейчас должен быть осторожным и иметь ясный рассудок. Это была самая ответственная ночь в его жизни.
• Когда чайник начал закипать, Кейт стояла на кухне, глядя в пространство. Квентин понял, что больше нет смысла скрываться.
Когда она наливала чай в чашку, он заговорил:
– А у тебя здесь мило.
При звуке его голоса сдавленный крик сорвался с ее губ. Она поставила чайник на плиту. Кипящая вода брызнула, и Кейт отскочила в сторону. Затем выключила газ и посмотрела на него.
– Как тебе удалось?.. – спросила она. Квентин улыбнулся и шагнул к ней.
– Разве ты не видела мою машину? – сказал он. – Да, я принял все меры предосторожности. Я люблю перестраховываться. Ты же знаешь меня, детка. Я очень осторожен. И я, прежде чем войти, люблю сначала разузнать, куда я попал.
Кейт смотрела на него, в ее глазах был страх. Это давало ему восхитительное ощущение своей силы и власти. Вид ее тела, слегка дрожащего от его присутствия, обрадовал его. Это было тело, о котором миллионы мужчин грезили по ночам, тело женщины-загадки, чувственной богини, которая со времени появления «Бархатной паутины» потрясла воображение всего мира.
Его жены…
Она опять зажгла газ под чайником, позабыв о своем чае, и повернулась к нему.
– Давай сразу покончим с делом, – сказала она. – Где фотографии?
– Они со мной, – улыбнулся Квентин. – Сначала я должен увидеть твои денежки.
Она пересекла кухню и взяла сумочку. Он смотрел, как двигалось ее тело – от красивых плеч, вдоль спины и тонкой талии, к великолепным бедрам, угадывавшимся под юбкой. Страх сделал ее еще более восхитительной.
Она вынула конверт из манильской пеньки, полный денег, и дала его Квентину.
– Здесь двадцать восемь тысяч долларов, – произнесла она. – Это все, что я смогла достать. Остальное пришлю, когда получу деньги за новый фильм. Это будет не позднее чем через два месяца. Я не могу ничего больше поделать, согласишься ты на это или нет.
Квентин оценивающе кивнул, когда она посмотрела на него.
– Ну? – спросила она. – Где фотографии?
– Фотографии со мной, – ответил он. – Как я уже говорил, я люблю осторожность. Ты получишь их прежде, чем я уйду отсюда.
Он замолчал, глядя на нее.
– Так в чем дело, – спрашивала она, раздраженная и напуганная. – Чего мы ждем? У меня мало времени.
Квентин медленно покачал головой.
– Ты знаешь, детка, – сказал он вкрадчиво. – Ты все еще моя жена.
Она отскочила от него с выражением отвращения на лице.
Он видел, как Кейт борется с собой, пытаясь взять себя в руки. Она пыталась возвести стену между ним и собой, стену из ее нынешнего положения – и гнева.
– Забудь про это, – отчеканила она. – Тебе нет места в моей жизни. Ты получил свои деньги. Теперь отдай мне фотографии и убирайся отсюда. И не льсти себе, что между нами может быть что-нибудь, Квентин. Ты можешь шантажировать меня, но ты не прикоснешься ко мне.
Взрыв ярости потряс естество Квентина – слишком сильный, чтобы он мог владеть собой.
– Хорошенькие слова, – сказал он. – Но закон на моей стороне, детка. У меня есть брачное свидетельство, которое может это подтвердить. Можешь думать, что я – твое прошлое, но ты все еще миссис Квентин Флауэрз.
Кейт смотрела на него недобрым взглядом.
– И что же нам делать в таком случае? – спросила она.
– Ничего, – ответил он. – Кроме нас, никого это не касается. Завтра это свидетельство будет милым сувениром. Ты меня больше не увидишь. Наша маленькая сделка скроет все. Но не пытайся убедить меня, что мы никогда не значили ничего друг для друга. Это меня оскорбляет, детка. И это – неправда.
