Джудит Майкл - Обманы

— Думаю, мы должны вызвать несколько волн на социальной сцене, — прошептала она. — Думаю, мы должны появляться на людях вместе. Гарт и… Стефания Андерсен на виду. Им нечего скрывать. Он протянул ей бокал.

— Кого ты пытаешься убедить?

— Всех, кого интересует наша семейная жизнь и то, чем ты занимаешься в свободное время. Гарт рассмеялся:

— Если ты считаешь, что это поможет. Я бы все-таки нашел автора письма.

— О да, — спокойно заметила Сабрина. — Это мы тоже сделаем. Нам нужно составить список студентов, которых ты провалил за последний год. И тех, кому поставил оценку ниже, чем они ожидали. И тех, на кого ты накричал. Почему ты смеешься?

— Список получится очень длинным.

— Каким длинным? Ты вспоминай имена, а я буду писать.

Полчаса спустя, когда Пенни и Клифф вернулись домой, они застали своих родителей в комнате за столом разговаривающими. Отец расслабленно сидел в кресле, скрестив ноги и молча улыбаясь. Мама сидела прямо, с яркими глазами и писала. Пенни вздохнула и тронула Клиффа за руку.

— Порядок, — произнес он.

Они оба знали, что Клифф имел в виду. Их семья была снова вместе.

Когда в тот же вечер Сабрина стала распаковывать чемодан, она обнаружила, что миссис Тиркелл положила туда одежду леди Лонгворт. Ее шкаф в Эванстоне теперь представлял собой смесь Стефании и Сабрины. «Как наши жизни», — подумала она.

Отогнав все мысли, прочь, Сабрина скользнула в знакомую широкую постель, ощутив, как тяготы дня ушли при помощи дюжины трансформаций с тех пор, как она утром покинула Вашингтон.

Сабрина увидела силуэт Гарта, когда тот прошел в ванную. В этом было что-то особенное. Она попыталась выяснить, что это, и, наконец, поняла. Это была их первая ночь вместе в рутине семейной жизни с того вечера в Нью-Йорке, когда она осознала свою любовь к Гарту. С тех пор они были разъединены. Сначала ее горем, потом океаном. Теперь она согласилась остаться. Как его жена. И она не могла притворяться, будто той ночи в Нью-Йорке никогда не было.

Она лежала неподвижно, ждала его и вспоминала часы тоски, мучившие ее по ночам в Лондоне. А потом Гарт оказался рядом с ней и привлек ее к себе.

— Любовь моя, — пробормотал он. — Эта кровать становилась все более пустой и широкой с каждой ночью, пока тебя не было. Сабрина тихо рассмеялась и прижалась своими губами его.

— И моя кровать тоже. Если бы мы подождали еще, они встретились бы в центре Атлантического океана.

— Нет. Мы и так долго ждали. Слишком долго.

Руки Гарта скользили по нежному телу Сабрины, и она ответила тем же, начав поглаживать его жесткую кожу. Их губы прижимались друг к другу, что-то бормотали, улыбались. Иногда слышались нечленораздельные звуки. Глаза глядели в глаза. И когда Гарт и Сабрина слились вместе, это произошло с настоящей страстью: восторг и восхищение, радость от полученного и доставленного удовольствия, чувство возвращения в родной дом. Их сила заключалась в том, что они могли дать друг другу; они оба были уязвимыми в том, что им требовалось друг от друга.

Гарт с восхищением смотрел на красоту Сабрины, на ее сияние.

— Ты наполнила комнату светом, — произнес он.

— И жизнью, и любовью, — мягко сказала Сабрина, скользя пальцами по его лицу. — Помню такое стихотворение: «Любовь делает маленькую комнатку Вселенной». Вот что я чувствую рядом с тобой.

— Вот что мы чувствуем, — поправил ее Гарт.

Они лежали неподвижно в тусклом свете лампы. Гарт обнял Сабрину. Она положила голову ему на плечо и медленно покачивалась на волнах удовольствия, ощущая последний час его тело совсем рядом. Казалось, они слились в одно существо.

Сабрина взглянула на отражение луны в зеркале. Белый полумесяц застрял в черных ветвях дуба. «Как и я, — подумала она, — запуталась в любви к этому человеку и в его любви ко мне». С улыбкой Сабрина вспомнила одну из легенд Антонио. Совсем не важно, говорит он, если она не любила его до свадьбы. «Боги гуарани говорят — любовь последнее дело, а не первое. Она прорастает очень медленно. Когда вы живете вместе и строите семью, любовь придет».

— Знаешь, — печально начал Гарт, — стыдно признаться, но…

— Ты хочешь, есть, — закончила за него Сабрина и рассмеялась. — Идем посмотрим, что можно найти в пустой кладовой. Это будет не первый раз, когда мы приготовим что-нибудь из ничего.

Гарт отдал Лойду Страусу письмо в конверте:

— Присоедини это к моей официальной биографии для пресс-релизов университета. Директор Института генетики и развратник.

Страус достал из ящика своего стола точно такой же конверт и протянул его Гарту:

— Прислали вчера.

Гарт вдруг почувствовал себя беспомощным: невидимое присутствие, мстительное, настойчивое, в тридцатитысячном студенческом городке — допустим, за всем этим стоял студент, Гарт достал из конверта письмо, идентичное своему.

— А остальные?

— Не знаю.

— Как ты отреагировал? Страус пожал плечами:

— Заметка в «Стэндарде»? Моя сильная рука вызывает Талвия и Блэйка? Кто-то хочет зацепить тебя. И посмотреть, как ты станешь вертеться.

— Но не с помощью вызова.

— Ты меня отколошматишь за это.

— Лойд, ты относишься к этому несерьезно.

— Я все обвинения воспринимаю серьезно. Гарт бросил на него долгий взгляд.

— Мне кажется, есть новости.

— Талвия и Блэйк сегодня уволились. Гарт негромко выругался и стал ходить по кабинету.

— Не по своей воле? Такое впечатление, что в университете произвели чистку.

— Они признались, Гарт. Я вызывал сюда девушек, разъяренных родителей, раскаявшихся профессоров… Драма круче, чем у Шекспира. Парень, который заварил все это дело, позвонил президенту университета и рассказал, как его крошку уговаривали — он оказался работником нового футбольного стадиона. Футбол должен быть всегда, верно? Эту игру нельзя игнорировать. Поэтому нить и потянулась. Президент приказал мне все выяснить, пока не поползли слухи. Но они, конечно, все равно поползли. «Стэндард», черт бы побрал этих мальчишек, опубликовал подробности в номере на прошлой неделе еще до того, как я успел организовать свое шекспировское представление. А к моменту кульминации драмы мне уже оборвали телефон. Как они себя называют — средства массовой информации.

Сидя на краешке подлокотника и сложив руки, Гарт покачал головой:

— Бедняга Мартин. Думаешь, что знаешь человека, можешь ему доверять, а потом, когда уже поздно, открываются трещины. Я почти не знал Блэйка. Там был еще кто-то?

— Миллберн. Его заявление об уходе я получу завтра. И… ты.

— О, ради Бога, Лойд… Анонимка. Ты меня знаешь достаточно долго, чтобы понять, какое дерьмо…