Бог Ярости - Рина Кент
На данный момент только Киллиан отстает в голосовании за популярность в семье Кингов.
— О, — Кайл смотрит на нас и делает вдох. — Я думал, что помешал вам.
— Так и есть, — Николай появляется рядом со мной, дуясь как ребенок. — Награда «Секс-стоппер Года» достается всемогущему Кайлу Хантеру.
— Николай, — я толкаю его локтем.
Кайл, однако, не выглядит смущенным и даже приподнимает бровь.
— Кажется, ты в порядке. Наконец-то хоть какая-то месть, за все твои проделки с членом в детстве.
— Я был буквально малышом. Смирись с этим.
— А также в твои младшие и школьные годы, — перечисляет он на одной руке. — Подростковые годы и годы учебы в колледже… мне продолжать считать?
— Я не могу в это поверить! — Николай вскидывает руки вверх. — Алло, Мелочная Полиция? Я заявляю на своего отца.
— Попробуй посади меня.
— Я могу снять обвинения, если ты просто уйдешь. Сейчас, блять, пожалуйста.
Я улыбаюсь, глядя на их препирательства. У них самые комичные отношения, которые я когда-либо видел, и с ними очень весело находиться рядом.
— Твоя мама и сестры ждут вас на ужин. Тебе придется отложить свои планы на потом, — он смотрит на меня с мягкой улыбкой. — Я прошу прощения за его неуправляемое поведение.
— Папа!
— Что? Ты держишь его здесь взаперти уже несколько часов.
— Скорее, он держал меня взаперти, а я даже не получил свой приз, — бормочет он, как побитый щенок.
— Я действительно в порядке, — говорю я Кайлу.
— Эй, пап, — он подталкивает его. — Сделай это.
— Что сделать?
— То, о чем мы говорили.
Я смотрю между ними, пока Кайл закатывает глаза.
— А я должен?
— Да ладно, я тебя уже несколько месяцев прошу!
— Ладно, — его глаза встречаются с моими, когда он выдыхает. — Это смешно.
У меня закладывает уши, и я чувствую, как к ним поднимается жар.
— Что происходит?
— Брэн, мне нужно задать тебе очень серьезный вопрос.
Я выпрямляюсь, весь юмор исчезает.
— Что угодно.
— Что тебе нравится в моем придурке-сыне?
— Не нужно было говорить про «придурка»! — Николай дразняще подталкивает отца.
— Мне также не нужно было задавать этот глупый вопрос, когда вы уже вместе.
— Это сделал его отец. Я хотел, чтобы ты тоже спросил его об этом.
Мой смешок прерывает их шутки, и я прочищаю горло.
— Мне нравится, что он излучает уверенность, иногда даже слишком. Мне нравится, что он яростно предан, сильно защищает и любит всеми фибрами своего существа. Мне нравится, что он никогда не притворяется в своих действиях или эмоциях — то, что вы видите, буквально то, что получаете. Но больше всего мне нравится, нет, я люблю то, что он любит меня.
На лице Николая появляется ехидная ухмылка, и я улыбаюсь в ответ, даже не смущаясь того, что говорю все это вслух.
— На самом деле это было очень трогательно, — говорит Кайл, а затем подталкивает сына ногой. — Теперь ты счастлив?
— Очень. А теперь уходи, папа. Серьезно. Или я потом буду спать на полу в твоей чертовой спальне.
— Пять минут, Нико, — говорит он через плечо. — И надень футболку!
— Ни за что на свете! — кричит он в ответ и наклоняется для поцелуя, но я отстраняюсь, и его губы приземляются на мое горло, пропуская поцелуи и покусывая мое адамово яблоко.
— Малыш, пожалуйста? Ты не можешь говорить такое дерьмо и ожидать, что я не трахну тебя.
— Не выйдет. Все внизу будут знать, что мы занимаемся сексом.
Он отстраняется, слегка надувшись, и бормочет:
— Ладно, — после чего направляется в ванную, вероятно, чтобы вымыть руки.
Я знаю, что должен был спуститься вниз первым, но я, как известно, слаб на его очаровательные обиды.
Поэтому следую за ним и останавливаюсь, когда он вытирает руки. Я встречаю свое отражение в зеркале и сглатываю, не обращая внимания на ощущение, подползающее к горлу.
Это не тошнота. Это осознание.
Наконец-то я могу смотреть на себя в зеркало, не испытывая потребности разбить его вдребезги. Я до сих пор не могу улыбнуться себе, как призывал меня терапевт. Это просто странно.
Татуированные руки обхватывают мою талию сзади, а подбородок Николая ложится мне на плечо. Я даже не заметил, как он сменил местоположение и скользнул ко мне за спину.
— Ты самый красивый на свете, — шепчет он мне в шею, осыпая поцелуями, пока встречается с моим взглядом в зеркале. — Мне повезло, что ты позволил мне войти в твою жизнь, — поцелуй. — Мне повезло, что ты меня любишь, — поцелуй. — Мне повезло, что ты позволяешь мне бороться с твоими демонами вместе с тобой.
Сердце подползает к горлу, и мне приходится сглатывать нахлынувшие эмоции, чтобы остаться на месте. Что, черт возьми, я сделал, чтобы заслужить этого человека?
— Это мне повезло, что у меня есть ты, малыш, — я высвобождаю его руки из своих, поворачиваюсь к нему лицом. — Я должен был подарить тебе этот подарок сегодня вечером, но ты не даешь мне шанса.
Я стягиваю с себя футболку, и его ухмылка возвращается.
— Ты все равно собираешься отдать мне мой приз…?
Его слова обрываются, а губы приоткрываются, когда он видит реальную причину, по которой я снял футболку.
— Что думаешь? — осторожно спрашиваю я.
Его пальцы скользят по элегантному шрифту без засечек, который я вытатуировал на своем сердце. Как и там, где он сделал татуировку для меня.
Это первая и последняя татуировка, которую я когда-либо сделаю, так как я совершенно не люблю колоть кожу, но я должен был нанести ее над сердцем, которое бьется, потому что он существует.
— У тебя на груди татуировка «цветок лотоса Нико»?
— Не на груди, — я беру его руку в свою и прижимаю к коже. — На моем сердце.
— Твою мать.
— В хорошем или плохом смысле?
— Я чертовски люблю тебя, малыш, — он целует мои губы долго и крепко. — Не могу поверить, что у тебя есть татуировка.
— Для тебя.
— Для меня, — повторяет он с яростным чувством собственничества.
— Эй, Нико?
— Хм?
— Помнишь, мы встретили ту девочку в парке, и ты спросил меня, что я ей прошептал в ответ?
— Ты сказал, что это секрет, — ворчит он.
— Я сказал ей, что мне не нужна помощь, потому что я влюблен в тебя.
Его губы растягиваются в самой заразительной улыбке. Мне нравится быть причиной его счастья. Мне нравится, что я единственный в мире, кто оказывает на него такое влияние.
— Помнишь, ты просил меня сказать тебе что-то по-русски?
— Ты сказал, что я красивый.
— Нет. Я сказал «я не могу жить без тебя», а у нас в России