Элизабет Адлер - Истинные звезды
Да, это ее новая семья, думала Гала с удовольствием. Она любила этих людей, и они любили ее такой, какой она была. Это Джесси-Энн, та, на которую она старалась быть похожа с самого раннего детства, которая всегда вдохновляла ее, Каролина, которая помогла ей оценить саму себя, это была Даная, дорогая, чудесная Даная, которая и создала образ Галы-Розы, модели, чьи фотографии украшали обложки не менее шести основных журналов года. Хотя для Данаи это было не таким уж успехом. Она была всегда впереди, опережая всех в мире, со своим фотоаппаратом и Виком Ломбарди. Открытия Данаи — фотографии Галы, показанные повсюду, — были выдающимся успехом, завоевали похвалу своих собратьев фотографов, а также критиков и публики. Выставка ее фотографий побывала во многих больших городах, привлекая огромные толпы. Но Даная даже не остановилась оглянуться, что происходит. Она навещала Галу вместе с Виком в госпитале, и они поплакали друг у друга на плече, говоря, что это была ее вина, и обвиняя себя в случившемся, пока эта боль не покинула их. А затем Даная исчезла, ища счастье где-то.
— Привет, соня, — окликнул ее Маркус, тихонько подергивая за русые волосы. — М-м-м, я чувствую запах чего-то вкусного!
— Я тоже, — поддакнул Харрисон, следуя за ним.
— Я тоже! — воскликнул Джон, бросаясь за ними на веранду.
— Мне кажется, что что-то подгорает, — сказал Харрисон появившейся в дверях Джесси-Энн с виноватой улыбкой на губах. Фартук подчеркивал ее округлившийся животик, щеки пылали, и волосы были растрепаны.
— Это яблочный пирог, — сказала она. Они уже явственно чувствовали запах.
— Я забыла сказать вам, что раньше никогда не пекла.
И Гала подумала, что это смех ее семьи — самый приятный звук, который она когда-либо слышала.
Глава 42
— Знаешь что? — спросил Данаю Вик в баре отеля «Раффл» в Сингапуре. — Жизнь — это тебе не кино.
Она смотрела на симпатичный отель, построенный в стиле старых романтических фильмов, где бушевали страсти всех народов от шпионов и двойных агентов до великолепных, красивых и опасных женщин, целящихся из пистолетов с рукоятками, украшенными жемчугом, и торгующих своей любовью. Это было место, где легко можно повстречать Хэмфри Богарта и Сиднея Гринстрита, Лорен Бейкол и Ингрид Бергман.
— Разве я не выбираю для тебя самые лучшие места в мире? — ухмыляясь, спросил Вик.
— Да, — призналась Даная. — Здесь, конечно, получше, чем там, где мы были в последний раз; кажется, это был какой-то бордель, если я не ошибаюсь.
— Ну, я не то чтобы ошибся, — он пожал плечами. — Хотя, может быть, красный и золотой декор и голые красотки на его фоне могли бы дать нам что-то новое. Но ты должна признать, что кровати там были намного удобнее, чем тот гамак с москитной сеткой, где мы снимали недавно.
— Да, я за удобства, — с чувством проговорила она. — С кондиционером, уютной кроватью, горячей ванной…
— С обедом при свечах, с бутылкой хорошего вина или лучше с двумя…
— Я вся в шелках, надушена, на высоких каблуках… — В тон ему продолжала мечтать Даная, улыбаясь.
— Ты все еще кажешься мне хорошенькой, — сказал он. — И мне нравится твоя новая стрижка. Вообще-то ты мне нравишься в любом виде, Даная Лоренс, с длинными волосами, с короткой стрижкой, и в шелке, и в сафари. Я люблю тебя всякой.
Даная довольно хмыкнула, взъерошив свою новую стриженую головку, и сказала:
— Иногда я думаю о том, как легко уговаривала фотомоделей подстричься, тогда как сама нервничала целый месяц, прежде чем подстричься. Даже когда жара вынуждала сделать это.
— Пойми, Даная, — сказал Вик, вдруг посерьезнев. — Я никогда не знаю, как долго это может продлиться.
— Как я со своей прической, — сказала она и взяла его за руку. — Я ношу и длинные и короткие волосы так, как мне идет. А сейчас ты мне очень подходишь.
Вик серьезно посмотрел на нее:
— Послушай, Даная, ты уверена, что хочешь быть со мной? Ведь ты нашла свой путь: твои фотографии великолепны. Конечно, ты все равно рискуешь. Но у тебя и в Нью-Йорке все шло успешно.
Вглядываясь в его пытливые глаза, Даная вздохнула:
— Сначала ты уговариваешь меня уехать из Нью-Йорка, а потом вернуться туда. Только потому, что я не хочу, чтобы тебе угрожала опасность.
— Я эгоистичен, Даная.
— Значит, таким ты мне нравишься, Вик Ломбарди, — сказала она. — Давай будем вести себя так, как это было в старых фильмах, — сказала она, чокаясь с ним. — Давай будем наслаждаться жизнью сейчас, а потом как-нибудь все образуется. Мне кажется, однако, что до сих пор я годами обдумывала свое жилье, а теперь хочу жить, как живется, пока я с тобой.
— Договорились, — произнес Вик, и их глаза встретились над кромкой бокалов.
Глава 43
Последние пачки фотографий Данаи, сделанные в горячих точках — на войне на Среднем Востоке, в Африке, в Индии, — лежали на столе у Каролины. Она раскладывала их снова и снова. Ее ошеломили все эти находки фотокамеры — печальные рассказы о человеческой жизни, разрушенных городах, где когда-то жили цивилизованные люди, взрывы юмора среди суровых будней, портреты людей, покалеченных войной, чья жизнь отражалась на терпеливых, гордых без возраста лицах. Мужчины, женщины, дети — камера Данаи захватила момент их восхитительной храбрости и мужества. Фотографии великолепны, думала Каролина. И на самом деле они были красивы и трогательны. Хотя Даная упрямо искала ошибки и недочеты и иногда находила их. Эти фотографии скоро появятся в газетах и журналах всего мира. Их везде ждали с тех пор, как появились ее первые фотографии этой серии еще месяц назад.
Каролина медленно собрала все фотографии, аккуратно вставила их в альбом. Было нетрудно вычислить, где была Даная в данный момент. Нужно просто включить телевизор, посмотреть новости с репортажем Вика Ломбарди. Где был он, там и она. Даная наконец нашла, что хотела, хотя это была незнакомая ей и неровная тропа.
Дверь кабинета Каролины была открыта.
Она откинулась на спинку серого кожаного кресла, закрыла глаза и погрузилась в мир «Имиджиса». Она слышала, как недалеко печатали на машинке, как звонил телефон, голос клерка внизу, когда он отвечал на звонок.
Недалеко хлопнула дверь студии, и она услышала взрыв хохота под музыку симфонии Бетховена — Марк Эллис находился в третьей студии, и он всегда работал под музыку Бетховена, несмотря на то что все его модели хотели слушать только Брюса Спрингстина.
Громкие голоса послышались из первой студии, где Фрости Уайт пыталась выбрать мужскую одежду для съемок рекламы фирмы «Авлон». Доносился звук металлических вешалок с платьями, которые везли во вторую студию для съемок новой зимней коллекции Броди Флитта для журнала «Вог». Тихо было только в четвертой студии, но это продолжалось недолго. Морт Фриман должен был прийти в шесть часов, чтобы продолжить работу над каталогом «Ройл». Морту было двадцать четыре года, он родился в Нью-Йорке, и, по теории Данаи, это был самый яркий талант за последние двадцать лет, не считая ее самой. Перед тем как она отправилась снимать на Восток, она пообещала Харрисону, что Морт займется новым каталогом «Ройл».
