Невыносимое счастье опера Волкова - Алекс Коваль
– Если ты не хочешь, чтобы наша фамилия засветилась в нелицеприятном свете, украсив криминальные сводки, то скажи мне, где Ольга? Иначе один звонок, и я объявлю план-перехват. Ее лицо украсит каждый фонарный столб этого города! Дочь бизнесмена Волкова – уголовница. Как громко.
– Ты ведь этим не только мне навредишь. И о своей карьере можешь забыть. Такая “родня” мента не красит, Виктор, – ухмыляется отец.
Я сжимаю челюсти. Молчу. Держусь, блядь, из последних сил держусь! Желваками поигрываю. У меня каждая, сука, секунда на счету! Меня физически рвет на части от того, как быстро летит время и как долго я не знаю, где конфетка и что с ней. Я страшно устал от всех этих словесных баталий. Мне ничего не стоит прямо сейчас объявить Ольгу в розыск и одному богу известно, что я с ней сделаю, как только она попадет мне в руки…
– Витя-Витя. Ты ведь понимаешь, что тебя попрут из УГРО?
– Плевать. В этом мире есть вещи важнее, чем бабки и власть. Вот только тебе этого никогда не понять!
– Может, ты скажешь прямо, что твоя сестра выкинула на этот раз? А потом я подумаю, в какую сторону качнуть “чашу весов”.
– Этот раз? Заебись! И как часто ты вытаскиваешь взятками ее задницу? Сколько уже за ней числится приводов?
– Чаще надо интересоваться жизнью семьи.
– У меня уже давно нет этой семьи. И дело мне до нее тоже нет.
Отец молчит. Поднимается из-за стола и прячет руки в карманах брюк. Глаза в глаза. Упрямство на упрямство.
Да, он прав. Мы похожи. Сильно похожи. Упорством, целеустремленностью, безжалостностью в достижении собственных целей. Только если центром его мира являются деньги, то мой крутится вокруг любимой женщины, за которую я готов порвать голыми руками.
– Твоя дочь стала соучастницей уголовного преступления. Похищение человека. От пяти до пятнадцати лет лишения свободы. Как тебе такой расклад? – отталкиваюсь от стола и выпрямляюсь. – И я посажу ее. Проследив, чтобы ее судили по всей строгости закона.
– Что? – на пару тонов проседает голос отца.
– Предполагаю, что не за спасибо, а за приличные бабки, спевшись со Шляпиным. Гендиректор “Олир-групп”, слышал про такого? Слышал. Я уверен. Это твоя земля, на которую без разрешения он бы сунуться не посмел со своими отелями. Какой размер был у тех отступных? Миллионы? А скольких “несогласных” вам пришлось “устранить” на своем пути? Десятки? Более того, я знаю, что тебе стоит только щелкнуть пальцами, и Шляпин окажется в этом, сука, кабинете.
– Я не позволю тебе закрыть Ольгу! Какой бы она не была сумасбродкой – она моя дочь!
– Эта сука похитила мою женщину! – припечатываю со всей дури кулаком по столу. – Женщину и моего ребенка! Слышишь, что я тебе говорю?! Из-за этой твари жизнь моего еще не родившегося малыша, твоего внука или внучки, сейчас висит на волоске! Так что сейчас же бери этот гребаный телефон и звони своей дочери. Иначе я ее убью. Промахнусь при задержании, всадив пулю ей в лоб. Клянусь.
Отец меняется в лице. Впервые за тридцать с лишним лет, я вижу, как он бледнеет. Маска безразличия сыплется на глазах. Значит, осталось в его жизни еще что-то святое? Фантастика! Денис Георгиевич напрягается. Отзеркалив меня, поджимает губы:
– Ребенка? Твоя… Антонина, она что, беременна?
– Представь себе. И если вот здесь, – тычу отцу туда, где у нормальных людей бьется сердце, – осталось еще хоть что-то человеческое, ты сейчас же наберешь Ольге, понятно? А потом оторвешь задницу от своего дорогого кресла и выдашь мне все явки и пароли этого Шляпина.
– Не смей мне указывать, сопляк!
– Помоги мне вернуть мою женщину в целостности и сохранности, и возможно однажды я вспомню, что у меня есть семья помимо Русланы и Тони.
Глава 44
Глава 44
Нина
– Ох, сдохнем, Нинок, в этом подвале, и никто нас не найдет…
Пессимист хренов.
– Ауч, Тони! – шипит Кулагин, отбивая мою руку, которой я только что его стукнула. Хорошенько так засандалила куском изодранной футболки. Моей, между прочим! Которую пришлось снять и разорвать на тряпки, оттирая кровь с побитого братца.
– Заткнись, придурок!
– Че это?
– Слишком много болтаешь.
– Разве я не прав? Ай…
Каждое его движение болью отдается в потрепанном теле. Уроды. Моральные уроды! Нет, Кулагин тоже не святой человек. Вот только он, в отличие от этих головорезов, безобидный, как букашка.
– Не прав. Я не собираюсь умирать. В отличие от тебя, у меня слишком большие планы на эту жизнь, – фиксирую пальцами лицо брата, – не шевелись. А то промахнусь и нечаянно выколю глаз.
– И какие же? Планы, я имею в виду. Ш-ш-ш, блин, да ты можешь осторожней?! – дергается, когда я случайно давлю на наливающийся отвратительным фиолетовым цветом синяк на его скуле.
– Не могу. Заслужил! А по поводу планов, я планирую стать идеальной женой и любящей матерью, как минимум. А это, как ты понимаешь, сложно сделать с того света.
– Женой-то понятно, а матерью… Погоди! Ты? Так вы с Волковым…? У меня что, будет племянник?!
– Моему ребенку такой дядя – наркоман и игроман – не нужен. Вот пролечишься, встанешь на ноги, найдешь работу, тогда возможно. А пока… это звание надо заслужить, Кулагин. И тебе до него, как до луны.
– О-о-о, ого! – загораются глаза Игната. – Это… это же! ВАУ! – дергается и тут же морщится. – Ох, клянусь, как только выберусь… если выберусь… покончу с этим!
– Выберешься. Куда ты денешься, – сиплю и поджимаю губы, беззвучно давя в себе приступ боли. Она так и возвращается периодически. Но я упрямо гоню ее прочь.
– Мы оба отсюда выберемся, – договариваю, немного погодя. – А потом я хорошенько надеру тебе задницу.
– Если после встречи с твоим Волковым от меня хоть что-то останется, то милости прошу. Я весь твой, сестренка.
– Ты прав. Встану в очередь.
Мы переглядываемся, с
