Девочка-лед (СИ) - Джолос Анна

*********

Маму из особняка Беркутовых водитель привозит в понедельник. Она, виновато хмурясь, обещает, что к бутылке больше не прикоснется. Объясняет вспыхнувший интерес к алкоголю нервным перенапряжением и неудачно сложившимися обстоятельствами. Некой минутной слабостью, задурманившей рассудок.

Неожиданно признается, что завидует Марине Максимовне, у которой, на ее взгляд, в отличие от нее, в жизни все сложилось. Когда я пытаюсь поинтересоваться, а что собственно «все», мама не отвечает, отмахивается от меня как от назойливой мухи и молча уходит к себе в комнату.

Мир и гармония царит дома недолго. От силы пару дней. Рома по ходу нашего телефонного разговора в очередной раз просит меня съехать к нему на квартиру, но я этого не делаю. Прячу ключи в шкатулку, прекрасно понимая, что маму ни в коем случае нельзя оставлять сейчас одну. Уж слишком велика вероятность того, что она снова сорвется и натворит глупостей. К тому же, к нам опять стали наведываться сомнительные личности из прошлого. Пока была дома, разгоняла их как могла. Иной раз просто не пускала на порог, не обращая внимания на реакцию матери, которая, к моему большому огорчению, снова начала возвращаться к себе прежней.

В четверг иду на работу. Ульяна, как всегда, со мной. Народ активно скупает товары. Наплыв клиентов такой большой, что не успеваешь ни присесть, ни чаю выпить, но зато день проходит быстро. Вот только появление директора и заведующей прямо перед закрытием настораживает.

Оказывается, им позвонила Алла. Она обнаружила в кассе недостачу и притом, весьма крупную. Пять тысяч рублей. Убило меня то, что она всячески намекала на мою невнимательность и рассеянность, что было абсолютной ложью, ведь при работе с деньгами я всегда сосредоточена вдвойне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍В общем, нас с ней ставят в известность о том, что недостачу вычтут с зарплаты. Я расстраиваюсь, потому что рассчитывала на эти деньги, но понимаю, что прощать подобное нам никто не обязан. Шевцова же закатывает жуткий скандал. Заявляет, что не собирается отвечать за ошибки той, которую приняли на работу из жалости (кирпич в мой огород). Да много чего нелестного говорит! О том, что Ульяна якобы мешает обслуживать посетителей в зале, о том, что ей приходится делать бОльшую часть работы самой и все в таком ключе.

А я? Что я… Стою, слушаю и все больше поражалась тому, насколько гнилым человеком оказалась Шевцова. Пока Татьяна Андреевна защищает меня перед директором, на языке вертится лишь один вопрос: «За что, Алла?»

Когда руководство, будучи в дурном настроении, все же покидает магазин, я задаю его ей, но ответа так и не получаю. Алла, надменно приподняв подбородок, произносит лишь одну фразу: «Не все коту масло».

Забираю свои вещи и ухожу, подталкивая вперед притихшую Ульяну, озадаченную поведением Шевцовой.

Понятно одно: работы у меня теперь, скорее всего, нет. Сейчас все пойдет по той же схеме, что и со стажерами. Инвентаризация и расчет. Расчет, если будет, что забирать, конечно, а то и в долгах можно остаться…

Порываюсь позвонить Роме, дабы излить душу, но вовремя вспоминаю, что мы накануне поссорились. Причина тривиальна. Он догадался: я осталась с матерью дома. Лгать было бессмысленно, потому что в итоге, пришлось ответить на его видеозвонок.

Злился страшно, кричал, а потом и вовсе бросил трубку. Вот так.

Пока едем в автобусе, держусь из последних сил, чтобы не разрыдаться. Ульянка смахивает одинокую слезинку с моей щеки и забирается на коленки, чтобы пожалеть свою сестру-неудачницу.

Все бы ничего, но дома нас тоже поджидает неприятный сюрприз. Наша квартира снова стала пристанищем для местной шушеры.

И вот я стою, прижавшись головой к дверному косяку и наблюдаю за тем, как эти люди распивают алкоголь. Катя, перехватив мой взгляд, спешит подойти и заверить меня, что скоро все разойдутся, и что сама она трезва, как стеклышко.

Не говоря ни слова в ответ, захожу в нашу с Ульяной комнату и поворачиваю замок. Чувствую, как легкие до краев затапливает безнадега.

Не будет этому конца.

Ей не выбраться…

Глава 101

АЛЕНА

Беру с полки книгу и подхожу к сестре, свернувшейся калачиком на кровати.

— Закончилась наша сказка, да? — спрашивает она, глядя на меня глазами, полными прозрачных слез.

— Малыш…

— Почитай мне золушку, — отворачивается к стене, и все, что мне остается, это исполнить ее просьбу.

На сердце грусть, ведь в этот июньский вечер мы снова вернулись в наше недалекое прошлое.

Дежавю, все это уже было.

Безудержное, пьяное веселье за стеной с каждой минутой набирает обороты. Привычно, но сегодня как-то по-особенному страшно. Правильно говорят, к хорошему быстро привыкаешь, вот и мы… рано радовались.

Смотрю в перепуганные глаза-блюдца младшей сестренки и чувствую, как болезненно под ребрами сжимается сердце.

— Ульян, я сейчас включу тебе мультики, хорошо? — улыбаюсь, пытаясь сдержать предательски подступившие слезы.

Не должна она видеть меня такой. Не должна.

Маленькая принцесса кивает и вздрагивает, когда в дверь снова громко стучат.

— Алена! — сипло хрипит собутыльник матери. — Иди к нам, девочка! Открывай! Я знаю, что ты там!

Этот противный голос я узнала бы из тысячи. Вадим. Тоже здесь. Вернулся.

Дрожащими руками фиксирую большие, розовые наушники на Ульяне. Включаю на телефоне одну из серий «Маши и Медведя» и вкладываю гаджет в ее вспотевшие от волнения ладони. Сестра послушно опускает глаза.

— Алена, дрянь! Открывай я сказал! — злится мужчина, стоящий по ту сторону.

Он дергает за ручку, и дверь начинает ходить ходуном. Увы, замок очень хлипкий. Выдержит ли на этот раз — кто знает…

Вскакиваю с постели и под аккомпанемент нецензурной брани, доносящейся из коридора, двигаю старый шкаф.

Тяжелый. Толкаю из последних сил. Бессмысленно надеяться на то, что это нас спасет, но все же попытаться, думаю, стоит. Нам нужно просто продержаться до утра. Выиграть время. Пережить эту ночь. Как и все те, предыдущие, коих было бесчисленное множество.

— Отойди! — кричит ему мать заплетающимся языком.

Трезва, как стеклышко, ну конечно… Сердце болит. Она снова меня обманула.

— Я сказал, пусть открывает! — повторяет мерзким, командным басом Вадим.

— Не тронь ее! Уйди оттудова! — голос матери раздается ближе.

Судя по грохоту и возне, они начинают драться. Мне кажется, что за годы жизни здесь эти отвратительные звуки въелись под кожу. У Екатерины всегда была какая-то странная потребность вот в таких вот дикарях, регулярно поднимающих на нее руку. А потому на смену одному недотирану тут же быстро приходил другой.

Сажусь на пол, прижимая к себе коленки. Затыкаю уши, потому что слышать то, что там происходит — невыносимо. А знать, что не имею права вмешаться — неимоверно больно.

Я должна думать о сестре. Я обязана защищать в первую очередь ее. Просто потому что кроме меня — больше некому…

Стоны, крик, удары… Какофония ужаса, всякий раз заполняющая клеточку за клеточкой и смыкающая невидимые руки на моей шее.

— Не тронь ее, только не ее, Вадик! — повторно раздается сдавленная просьба, пропитанная отчаянием поплывшего от алкоголя разума.

И тут же я отшатываюсь от двери, ведущей в нашу комнату. Вадим снова испытывает дешевый замок на прочность, а пододвинуть шкаф поплотнее — не получается.

Дергаюсь в сторону сестры. Забираюсь с ногами на кровать, сглатывая тугой ком, застрявший поперек горла. Ульяна жмется ко мне, цепляясь маленькими ладошками за ткань поношенной футболки.

— Я тебя достану, Аленка! — раскатом грома звучит опасная угроза, за которой следует нездоровый смех. — И на этот раз дружок твой тебя не спасет!

Сердце работает на износ. Гулко стучит о ребра, разгоняя по телу липкий страх и бесконтрольную панику.