Игрок (СИ) - Гейл Александра

— Я без понятия! — восклицает испуганный кролик. Его даже выстрел, кажется, не так напугал, как люди в форме.

— Отдел наркоконтроля, — услужливо разрешают наше недоумение.

Какого, на хрен, наркоконтроля?!

— Нашли! — орет один из копов, высовываясь из машины Григория и потрясая каким-то пакетом. Понятия не имею, что именно в нем, но, судя по всему, какая-то дурь.

Толстое наркоконтролирующее брюхо, прижимающее меня к машине, начинает довольно колыхаться, когда обладатель велит определить находку в улики.

— Какая наркота, ребята? — перепуганно спрашивает Ян.

И тут до меня тоже доходит, что все обставлено в точности как наркосделка. На пустырь приезжают две машины. В одной деньги, в другой — дурь. И обмен, если смотреть со стороны, был начат, но что-то случилось, участники достали пистолеты, и полиция решила вмешаться, пока горячие парни друг друга не перестреляли к чертям собачьим…

— Ну ничего так Вадик-хренадик работает, — умиляюсь.

Одна радость: теперь извращенца упихают за решетку, а инопланетянка останется цела. Это должно утешать, но отчего-то единственное, о чем я могу думать: много на моем счету всякого дерьма, но в камере я еще не оказывался ни разу… Что ж, сдается мне, Елисеевы поправят каждое из имеющихся у меня криминальных упущений.

В КПЗ стоит такая вонь, что стошнить не позволяет одно: наличие Григория в клетке напротив. Черта с два я выверну содержимое желудка на пол камеры раньше него! Бомжей что ли сюда обычно сгоняют? Кролик выглядит ничуть не лучше. Тоже слегка зеленоват.

— Ты знал? — спрашиваю, чтобы не молчать, хотя почти уверен, что он не разыгрывал удивление.

— Неа, — фыркает он. — Догадывался только, что приятного не замутят. Это ж Остроградов. Любит он подобные издевки.

— Значит, будем ждать, когда вытащат.

Не сомневаюсь, что вытащат, ведь за этим ушастым точно придут. Та же Жен не допустит, чтобы братец морозился на нарах, и уж меня, надеюсь, не забудет. Или она обиделась сильнее, чем мне показалось? И неужели с этой историей покончено и инопланетянка наконец в безопасности? Черт, это классно, но такое впечатление, будто больше нас с ней не связывает ничего. Сигарету бы…

Надо признать, сидели мы не так уж и долго. В цифрах, конечно, не скажу — все ориентиры отобрали, но примерно через полтора часа дверь открывается, и из коридора доносится размеренный стук каблуков, который заставляет Яна вжать голову в плечи. Вопросительно поднимаю брови, а кролик отмахивается, будто совсем дело гиблое.

— Чудесный денек, не находите? — слышу веселый голос Алекса. — Я несколько месяцев так не смеялся, как когда брали вас. Отличное шоу получилось.

— Тебя, выходит, с выздоровлением можно поздравить? — спрашивает Григорий, подходя ближе к прутьям. Половина лица его превратилась в синее оплывшее нечто.

— Как видишь, — улыбается Елисеев.

Сейчас он совсем не похож на человека, который с трудом передвигался по дому. Наверное, бодрый вид дается ему непросто, но я согласен, что Григорию необходимо напомнить, кто главный.

— Уф, здорово он тебя отделал. Но это ничего. То ли еще в суде будет, — сообщает Алекс, рассматривая своего визави. С лица Григория разом сходит краска. Будто он приблизительно представляет, что и как будет.

А мои губы помимо воли растягиваются в злорадной усмешке. Значит, вся соль была в том, чтобы поймать Григория и посадить, неважно по какому обвинению.

— Пап… Кончай ломать комедию. Давай уже, скажи им открывать, — ноет Ян.

И хоть Алекс глаза и закатывает, очень скоро мы с кроликом оказываемся на свободе. Мне, кстати, галстук-удавочку возвращают, а вот кролику ключи от ламбо — нет.

— А где… — начинает он.

— У судьи, — шелковым голосом отвечает Алекс. — Надо же было как-то покрыть расходы за ваше условное освобождение. Тем более, что вчера Адриан внезапно снял в банкомате особо крупную сумму денег, хотя находился дома.

Думал, что кролик хлопнется в обморок, но он лишь требует у отца сигареты и с траурным видом покидает полицейский участок, пока сам Алекс расшаркивается с какой-то Маргаритой. Что ж, мне ни хрена не легче. Денег-то у нас тоже не осталось. Все же стоило с ними попрощаться.

ГЛАВА 21 — Орел. Восстановление прав пострадавших

В свободных странах каждый человек имеет право выражать свое мнение, и каждый человек имеет право его не слушать. 

Г. Норман Колли

Кирилл

За прошедшие сутки совершенно ничего не поменялось. Я собираюсь развестись с женой, а она со мной — нет. И все осложняется тем, что я не могу объяснить ей, отчего вдруг удумал уйти к женщине, которая даже не моя. Думаю, было бы намного проще, если бы коварная разлучница бросилась ко мне на шею прямо в аэропорту, а раз такого счастья не видать, то, выходит, мое желание развестись — просто каприз. Прости Господи, Вера ведь думает, что, променяв ее на другую, я всего лишь пытаюсь опровергнуть слухи о своей сексуальной несостоятельности. Может быть, она и сама так думала, пока я не набросился на нее после ужина с Алексом и Жен. Мало что берется из ниоткуда, хоть на чуть-чуть, но Вера и сама подозревала у меня проблемы.

А как же спросить? Почему бы не спросить? Или нет мне веры? Или не услышат?

Кажется, будто я замотан в звуконепроницаемый кокон: пытаюсь объяснить людям свою точку зрения, быть честным, поступать правильно, — а меня гладят по голове, и как в фильме, обещают вылечить и вылечиться. А еще смотрят так, будто я заговорил на тарабарском. В какой-то мере так оно и есть, ведь раньше я поддерживал родителей и Веру во всем, а теперь стал думать собственной головой. Это, как известно, никем и никогда не поощряется.

Такси останавливается около дома родителей, а у меня внутри все еще клокочет ярость, и оттого план мести кажется даже более заманчивым и логичным, чем есть на самом деле. Никогда не придавал значения тому, что люди привыкли слушать только себя. Сам я не такой. Не привык плевать на чужое мнение. И не потому что хороший — просто мне нравится слушать и наблюдать. Но, судя по всему, родные путают эту черту с излишней покладистостью и считают нормальным не обращать внимание на мои желания. Думают — прогнусь. Фантастика!

— Ты хочешь зайти к родителям? — спрашивает Вера, оборачиваясь ко мне.

— Откройте, пожалуйста, багажник, — прошу водителя, игнорируя жену.

— Кир, я задала вопрос.

— Выходи… родная! — выплевываю насмешливо, и хоть это навряд ли приятно, в данный момент кажется абсолютно уместным.

Когда Вера, поддавшись, дергает ручку двери, я вздыхаю с облегчением и тоже покидаю наполненный душной обидой салон. Ей стоило бы догадаться, что так просто я случившееся не спущу. Я вообще больше никому ничего не спущу. Подумать только, они считают меня тряпкой! Думают, что если еще поднажать — уступлю.