Замки из песка (СИ) - Князева Анастасия

Хочу растянуть этот момент по максимуму. Ничего не делать, ни о чем не просить. Просто быть с ней рядом, как сейчас. Вдыхать сладкий, с нотками ванили, аромат ее волос, и верить в иллюзию счастья. Только бы она не отпускала. Только бы продолжала прижиматься ко мне. Только бы не ненавидела…

– Я так сильно люблю тебя, – звонкий голосок Мери разрезает тишину, повисшую в воздухе, и проникает мне прямо в сердце. – Так люблю…

Не выдерживаю. Разворачиваюсь к ней лицом, обхватываю руками голову девушки и прижимаю к своей. Слезы жгут взгляд, от ее аромата сносит крышу. Наши дыхания сплетаются воедино, вырисовывая невидимые узоры и прожигая кожу своим неконтролируемым пламенем. Ладошки Мери упираются мне в сердце, заставляют его биться чаще. Ее губы находятся всего в нескольких сантиметрах от моей шеи, а мои так и рвутся накрыть сладкий ротик и целовать до тех пор, пока последние силы не покинут бренное тело.

– Воробышек, – шепчу с придыханием, плавясь под ее пристальным взглядом. – Мой бесценный раненный птенчик… – она всхлипывает и начинает плакать. – Если бы я только мог, – голос срывается, отказывается подчиняться мне, но я настырно продолжаю говорить, выводя на собственной душе надпись «насильник». – Я бы отдал все на свете, чтобы вернуться в прошлое и застрелить себя до того, как посмею коснуться тебя этими руками… Я шесть лет жил с мыслью о том, как найду тебя, встану перед тобой на колени и буду умолять простить. Заставлял себя верить, будто ТАКОЕ возможно простить…

– Не надо, – умоляет она, но не перестает плакать. Холодная ладошка прижимается к моим губам, а глубокие карие глаза буравят так, что хочется упасть замертво, лишь бы не видеть этой боли, не тонуть в ее слезах. – Пожалуйста, не надо…

Замолкаю, только бы она не страдала. Мои слова ранят ее, возвращают в прошлое. Мери не хочет вспоминать. Бог свидетель, я прекрасно ее понимаю. Хочу, чтобы она забыла. Хочу, чтобы ее шрамы затянулись, чтобы перестали кровоточить. Хочу видеть ее счастливой, или… Вообще больше никогда не видеть, но только бы знать, что она отпустила, оставила меня в том проклятом клубе и освободилась. От меня, от воспоминаний, от той ночи…

Не понимаю, как мы оказываемся в гостиной. Она усаживает меня на диван, совсем как маленького. Неуверенными, неловкими, абсолютно невинными движениями, снимает с меня мокрую рубашку, отбрасывает ее в строну. Следом летит и майка. Остаюсь перед ней с обнаженным торсом и распахнутой настежь душой. Малышка замирает, заворожено смотрит на татуировку. Воробышек, расположившийся на импровизированной ветке-шраме.

Я всегда помнил ее. На подсознательном уровне. Вопреки амнезии и желанию забыть. Даже прозвище дал соответствующее, потому что Мери всегда была со мной. Я носил ее на своем теле, словно клеймо, с той самой ночи, как увидел впервые. С тех пор, как отправил ее прямиком в ад…

Дрожащие пальчики касаются белого бугорка, пробегаются по всей его длине. Выдыхаю сквозь зубы. Шумно так. Словно она расковыряла свежую рану. Замирает в оцепенении. Смотрит на меня своими огромными, полными отчаяния и грусти, глазами-озерами. На бледной шее девушки пульсирует вена. Часто-часто. В такт моему сердцу. Пухлые губы слегка приоткрыты, ладонь так и осталась прижата к моей груди.

– Я набил эту татуировку, – откуда-то издалека, до меня долетает мой хриплый голос, – сразу после возвращения в Москву. Тогда я еще не знал, что однажды встречу своего воробышка в реальности…

– Знаешь, – ее взгляд затуманился, густые брови нахмурились под воздействием воспоминаний, – а ведь я видела тебя, – застываю, как статуя. Не понимаю. – Во сне, – короткое пояснение, которое действует на меня словно пощечина. Тянусь к ней, кладу ладонь на раскрасневшуюся щечку. Впитываю в себя ее тепло, наслаждаюсь, украденными у судьбы, секундами. – Есть одна старая армянская традиция. По приданию, если незамужняя девушка в ночь Святого Саргиса съест соленый хлеб, то ей приснится суженый… В ту ночь я видела тебя. Ты был одет во все черное, а в руках у тебя был букет… Такой красивый, необычный, – наклоняет голову чуть влево, ласкается ко мне, подобно котенку. С трудом сдерживаюсь, чтобы не наброситься на нее с поцелуями. Запрещаю телу реагировать и поддаваться на соблазн. Не должен. Не имею права. – Никогда раньше не видела таких цветов… Я вспомнила об этом в тот самый день, когда ты прислал мне букет эустом. Я поняла, что нашла тебя…

И снова между нами вклинивается тишина. Она опускается на нас надежным, непробиваемым куполом, укрывая от внешнего мира, отделяя от прошлого, вырывая из настоящего, перекрывая доступ к будущему. Есть только этот миг и мы. Больше ничего не имеет значения.

– В ту ночь, – мысли снова возвращаются туда. Помимо моей воли, наплевав на все попытки наложить на эту тему вето.

Мери вздрагивает, будто от удара. Тяжело сглатывает и прижимается ко мне. Сама. Обхватывает мою талию ручками, сцепляет пальчики в замок. Голова ее оказывается в ложбинке между моими шеей и плечом.

– Той ночи нет, Дмитрий, – тихо, но так уверенно, проникновенно. – Ее не должно было быть. Никогда. Мы оба оказались там не по своей воле. Я приехала в клуб, чтобы спасти брата, – удивляюсь тому, как спокойно она об этом говорит. Слушаю монотонную речь Мери, а у самого перед глазами мелькают страницы доклада. – Тебя туда заманили, чтобы подставить. Если бы не та роковая ошибка, тебя бы посадили… И мы бы никогда не встретились, – наши взгляды пересекаются, и внутри будто что-то взрывается. Мощный такой заряд одной сильнейшей волной выдавливает из меня всю горечь, оставляя только неприятный, саднящий осадок. – А я не знаю, что со мной было бы без тебя…

Чувствую, как по моей щеке скатывается слеза. Одинокая такая. Скупая. Она срывается с подбородка и падает на вздернутый носик девушки. Несколько секунд мы смотрим друг другу в глаза, наши сердца бьются в унисон, а души сливаются воедино, наплевав на все предрассудки.

– Я разрушил твою жизнь, воробышек, – шепчу едва слышно. Подхватив ладони малышки, подношу их к лицу и прижимаюсь губами к крохотным шрамам. – Из-за меня ты чуть не умерла. Я никогда не прощу себе этого!

– Не смей, – потребовала Мери, приподнявшись на диване так, чтобы наши лица оказались на одном уровне. – Не смей больше говорить такое. Ты спас меня, стал моим путеводным маяком в том мраке, куда меня забросила жизнь. Ты – мое все, Дмитрий. Мое ВСЁ… А эти отметины, – ткнула пальчиком мне в грудь, указывая на мою собственную рану, – свидетели нашей невиновности. В ту ночь нас там не было. Слышишь? Это были не мы. Дмитрий и Мери встретились, чтобы полюбить друга. Чтобы исцелить шрамы друг друга. Мы не те марионетки, которых тогда столкнули лбами. Мы не они!

Я заплакал. Разрыдался, как маленький ребенок, вдруг оставшийся совсем один. Слезы хлынули из моих глаз сплошным неконтролируемым потоком. Слезы, которым многие годы запрещалось даже думать о свободе. Я плакал так, как никогда в жизни. Ни один жестокий удар судьбы не приводил меня в такое состояние. Ни разу. Когда умерла мама, я не смог выдавить из себя ни единой капли. Мои глаза оставались сухими, когда не стало отца. Я не плакал на похоронах деда, не проронил ни одной слезинки, узнав о смерти бабушки. Слез не было даже в то утро, когда Мага окунул меня в чан с собственным дерьмом. А сегодня не сдержался. Сломался. Позволил эмоциям одержать победу над разумом. Пробил бошкой стену, что стояла между нами, и дошел до нее. Схватил в объятия и прижал к себе. Крепко. До хруста костей. До боли в мышцах. До скрипа зубов. МОЯ. ТОЛЬКО МОЯ. НАВЕКИ. НАВСЕГДА.

* * *

Мы просидели так до самого рассвета. Прямо на полу, перед огромными панорамными окнами, за которыми шумел и просыпался любимый город. Моя голова лежала на ее коленях, хрупкие пальчики игрались с моими волосами, выводя в макушке странный, понятный лишь ей одной, узор. Впервые за долгие годы, я не чувствовал тянущей боли в сердце, на плечи не давил булыжник из тайн и грехов прошлого. Ощущение, будто я переродился вновь, не покидало ни на миг. Единственное, о чем я мысленно просил у Творца, чтобы в этой новой жизни она была рядом со мной. Пускай так, пусть все взрывов страсти и бессонных ночей, проведенных в объятиях друг друга. Я был готов ждать вечность и даже больше. Держать ее за руку и медленными, неуверенными шагами, двигаться вперед, к новым вершинам и победам. Над нами, над нашими страхами, над всем этим миром.