Кассандра Брук - Со всей любовью
Я редко испытываю благоговение, но, признаюсь, вечера я ждала без особого восторга. Я видела герцогиню Виндзорскую и понятия не имела о Мей Уэст, которой ей предстояло стать.
Под вечер паласио все еще был погружен в тишину, а потом я познакомилась с городком – очень милым, выпила limon granizado[13] в кафе и полюбовалась аистами на крышах вокруг. Уже секс-бомбочка отодвинулась куда-то далеко-далеко. Вернулась я, когда уже смеркалось. Поскрипывающий всеми суставами служитель сообщил, что маркиза у бассейна («бассейн с подогревом», вспомнилось мне). Собственно говоря, она была не у, а в – с молодым человеком, который подавал нам коктейли в саду. «А, вот и вы! – крикнула она. – Не приглашаю вас присоединиться к нам, я присоединюсь к вам». И она выбралась из воды. Абсолютно голая. В полусвете она выглядела на тридцать. «Люблю окунуться с Луисом вечерком», – сказала она, заворачиваясь в полотенце. – Он принесет нам выпить, когда оденется, но в таком виде он очень мил, вы не находите?»
Луис вылез из бассейна. Не такой голый, как маркиза, но на самую чуточку – веревочка с перехватом в промежности, какие носят стриптизерки. «Немножко смахивает на пакетик чая для заварки, не правда ли, – заметила она небрежно. – Но уверяю вас: ничего общего».
Меня так потрясла метаморфоза Эстеллы, что я онемела. Неужели это утренняя женщина? Я прищурилась в сумрак, чтобы убедиться. Уютно свернувшись в полотенце, Эстелла удовлетворенно замурлыкала какой-то мотивчик. «Мне так нравится здесь, – сказала она через некоторое время. – Этот мирный покой. Конечно, в разгар лета жарко невыносимо. У нас есть крытый бассейн. Луис его предпочитает, правда, Луис? – сказала она по-испански. Молодой красавец вернулся, вновь безупречно элегантный в черно-белом костюме, и наливал вино. Уже совсем стемнело. Он зажег фонарь и поставил между нами. – Хавьер прозвал его моим игрушечным мальчиком, – добавила она задумчиво. Лично я не сказала бы, что он такой уж «игрушечный»… Нет, не беспокойтесь, дорогая. Он не понимает по-английски».
Эстелла осушила свой бокал. Луис немедленно снова его наполнил. Она махнула, чтобы он ушел. «Знаете, – продолжала она, – одна из привилегий старости – доставлять удовольствие молодым». Я услышала ее смешок. Потом она протянула руку и погладила меня по плечу. «А знаете, вы мне нравитесь. Мы сможем разговаривать». За все это время я не произнесла ни слова.
Обедали мы поздно вечером – за столом опять прислуживал Луис. «А Хавьер не возражает?» – спросила я опасливо, боясь, как бы Эстелла вновь не преобразилась в герцогиню Виндзорскую. «Нет, нет, нет, – сказала она. – Хавьер очень милый человек, но каплун. Когда-то он умудрялся несколько раз в году, чаще в праздник того или иного святого. Но с тех пор, как ему стукнуло пятьдесят, он продолжал подниматься по политической лестнице, но подниматься у него перестало вовсе. Однако в винах он понимает, не правда ли?» И она сделала знак Луису.
Умягченная марочными винами Хавьера Эстелла начала выкладывать кусочки мозаики своей жизни. Замуж она вышла в восемнадцать лет. («Брак, естественно, был устроен через третьих лиц. Балканский князь. Фамилию не помню. Просто блистательный титул в парадном мундире»). Брак кончился прежде, чем на свет появился сын. Теперь у нее есть внуки, которых она обожает. Благотворительностью она занялась от скуки, и потому что ни для чего другого, предположительно, не годилась. «Добывать деньги я просто не способна – у меня всегда их было слишком много». Бессмысленность всего этого ввергла ее в депрессию. Она спала допоздна, пила допоздна, а день заполняла лежанием в ванне. Даже сбором пожертвований занималась из ванны.
Так вот все и началось. Председатели банков, магнаты, капитаны промышленности, когда ей удавалось дозвониться до них («мой титул очень помогал»), обязательно интересовались, где плещет вода. «Я в ванне», – объясняла она. И это их крайне возбуждало. Внезапно деньги потекли к ней с такой же быстротой, с какой вода выливалась из ванны. А кроме того, предложения руки и сердца, не говоря уж не о столь официальных предложениях. «О, я добилась феноменального успеха. Собрала этим способом миллионы для детишек на шести континентах. В Англии у вас ведь есть орден Бани? Никто не заслужил его больше меня. Но мне пришлось довольствоваться Почетным Легионом».
«Один совет, как собирать пожертвования, – сказала она в заключение, похлопывая меня по руке, точно маленькую девочку. – Не важно, для чего – на детей или постройку музея, – но заставить человека раскошелиться есть только одно средство: внушить ему, что вы оказываете ему большое одолжение, и быть готовой действительно его оказать в случае необходимости».
После обеда мы сидели у огня почти до рассвета. Радость общения с Эстеллой заключается в том, что она считает меня столь же вольной душой, как она сама, и у меня возникает ощущение, что вдруг это правда. Словно вижу, как она командует оккупационной армии, «а идите вы на!» И они идут. А ей, вероятно, принесут шампанского.
«А теперь я хочу послушать про вас», – внезапно потребовала она. «Ну, для начала, – сказала я, – я только что сбежала от мужа». Эстелла только кивнула. «Очень разумно. Навсегда?» Собственно, я об этом еще не думала и пришла в ужас. Я сказала, что нет, то есть так я надеюсь; а кроме того у меня есть обязанности как супруги поверенного в делах. Эстелла ужаснулась. «Вздор! Очень многие умеют нарезать сандвичи. Вы должны поступать, как вам заблагорассудится».
Ну, и я рассказала ей про Пирса и его сдобную булочку. Эстелла сидела, глядя в огонь, и ее длинные пальцы скрещивались, как китайские палочки. Потом она обернулась и посмотрела на меня с недоумением. «Это слово «любовь» ставит меня в тупик, – сказала она. – У него ведь столько разных значений, не правда ли? В свое время я дарила и получала много любви, но мне в голову не приходило, что ее орудием должен быть мой муж. Для меня брак – это контракт, как с адвокатом или подрядчиком. Его назначение – обеспечивать стабильность в зыбком мире, а также удовлетворение материальных потребностей. Надежное партнерство, если вам угодно. Но мне и в голову не пришло бы завязывать «отношения» с моим адвокатом или подрядчиком, или, как в вашем случае, с дипломатом. А потому я вам глубоко сочувствую, дорогая, но я слишком мало осведомлена в таком вопросе. Мне необходимо его хорошенько обдумать, что я и сделаю. Но сейчас, вы меня извините?»
Она протянула руку за колокольчиком и позвонила. Появился Луис, и она очень нежно взяла его за руку. «Любовь! – сказала она. – Как чудесно и как печально. Теперь платить должна уже я, а скоро, полагаю, я буду слишком стара и для этого. Видите, мое имя, конечно, означает «звезда», но я уже звезда падающая. Как вы счастливы, что еще молоды».
