Дафна Клэр - Там, где растут подсолнухи
— Это секрет?
— Просто я не хочу, чтобы в математических кругах знали, что я попробовал и не смог.
Блайт искоса посмотрела на него, чувствуя, что все это ему неприятно.
— А это так? — сочувственно спросила она.
— Вообще-то я думал, что продвигаюсь в правильном направлении, но сейчас не вижу следующего шага.
— А в чем состоит теорема? — Блайт знала, что он не будет смеяться над ней, не важно, какой она задаст вопрос.
— Математическая аксиома, утверждение.
— Один плюс один равняется два?
— В какой-то мере да. — Он улыбнулся.
— Наверняка твоя теорема слишком сложна, чтобы объяснить ее мне.
— Это потребует много времени, и ты будешь зевать до слез.
Он имел в виду, что она не поймет. Что ж, возможно, он был прав. Отхлынувшая волна оставила у ее ног что-то маленькое и переливающееся. Блайт нагнулась, чтобы поднять красиво закрученную ракушку приятного, слегка отливающего багряным розового оттенка. Восхищенная, она повернулась к нему, протянула ладонь, чтобы он тоже смог полюбоваться на ракушку, и оказалась спиной к воде.
— Берегись. — Джас протянул руку и толкнул ее вперед. Волна все же захлестнула ее колени, и Блайт начала падать прямо на Джаса. Ее руки уперлись в его грудь, девушка еле удержала равновесие.
— Спасибо, хотя ты немного опоздал, — усмехнулась она.
Его руки крепко держали ее еще одно мгновение, но он тут же отпустил ее. Не сказав ни слова, повернулся, чтобы продолжить свой путь.
Блайт озадаченно смотрела ему в спину секунду или две, потом положила в карман ракушку и догнала его, удивленная. И что она такого сделала, чтобы он снова замкнулся? Возможно, она была глупа и беспечна, когда на прошлой прогулке там, на скале, упала в воду. И в этот раз снова забыла об осторожности… Опасаясь, как бы не сделать еще хуже, девушка в молчании последовала за ним. Немного погодя она все же осмелилась посмотреть на него.
Джас обернулся.
— Что?
— Я ничего не сказала, — запротестовала она.
— Ты смотришь так, будто сейчас умрешь.
— Я просто подумала… — Блайт покачала головой.
— О чем?
— Что я раздражаю тебя.
— Ты не раздражаешь меня. Я не очень веселая компания и сам это знаю. Но ничего не могу с собой поделать.
— Я не жалуюсь.
Он внимательно посмотрел на нее.
— У меня такое чувство, что ты вообще редко жалуешься.
— Я всегда считала, что не следует судить о людях по первому впечатлению, — сказала она немного резко.
— Думаю, я должен признать свою вину. Сперва я подумал, что ты еще совсем ребенок.
— Что ж, сейчас ты знаешь, что я взрослая женщина. — Она взглянула на него с вызовом.
Он остановился, и его глаза внезапно блеснули, а лицо стало напряженным.
— А ты думаешь, я не заметил? — спросил он мягко.
Глава четвертая
Блайт пришлось остановиться. Она была застигнута врасплох непонятным блеском его глаз и неожиданно зарделась. Ее губы приоткрылись в невысказанном ответе, но Джас в ту же минуту резко отвернулся от нее и пошел прочь.
Он поднял кусок дерева, лежащий на песке, и швырнул его в воду, глядя, как разлетаются от него золотые брызги. Потом засунул руку в карман и повернулся к Блайт.
— Идешь? — спросил он. — Или с тебя уже хватит?
Возможно, что ей только привиделась секундная вспышка обжигающего сексуального интереса, когда его глаза так ясно выражали то, что он решительно старался спрятать.
— Нет. — Она остановила невинный взгляд на его лице. — Я не против того, чтобы идти дальше. Если только ты сам не хочешь повернуть назад.
Джас не ответил, а просто покачал головой и подождал, когда она догонит его. Видимо, его мысли витали далеко отсюда.
Она приблизилась. Его лицо не выражало ничего, кроме кроткого терпения. Блайт, чтобы скрыть разочарование, остановилась и подняла маленький кусок розовой водоросли, похожей на маленькое кружевное деревце.
— А ты был прав насчет корзинок подсолнухов. Я посчитала несколько. — Она погладила соленые мокрые листочки на своей ладони.
— Мир полон чисел или по крайней мере природных явлений, которые могут быть выражены и описаны числами. Возможно, эту водоросль тоже можно описать.
— Эту?
Он провел пальцем по стебельку, лежащему в ее руке, и незаметная дрожь удовольствия пронзила ее.
— Видишь, как веточки располагаются относительно стебля? Отношение между их размерами может соответствовать последовательности Фибоначчи.
Несколько недель назад она бы сказала, что эта фраза принадлежит человеку с калькулятором вместо сердца.
— Так ты видишь мир, — спросила она задумчиво, — как наборы числовых систем?
— Числа — это символы, такие же, как слова. Писатель описывает мир, используя слова, а математик использует для этого числа.
— Потому что числа наиболее точны?
— Возможно. — Он быстро взглянул на нее. — Я думаю, что стал математиком, потому что хотел упорядочить свой мир. Но в природе порядок уже существует. Все, что я делаю, — просто пытаюсь выявить его.
— Почему ты думаешь, что порядок так важен? — мягко спросила его она.
Он быстро взглянул на нее, а потом перевел взгляд на безбрежное море. Сейчас вода была цвета индиго, иногда отливающего насыщенным зеленым. Барашки волн накатывались на песок.
— Уверен, у тебя было счастливое, безоблачное детство, мое таким не было. — Его голос звучал ровно и безучастно.
— Мне очень жаль… Насколько… плохим оно было? — Она обратила на него сочувствующий взгляд.
Он пожал плечами.
— Другим доставалось еще больше.
— Но от этого тебе не легче, ведь правда? — предположила она. — Если ты хочешь поговорить об этом…
— Не слишком. Не вижу смысла бередить старые раны. Что ты собираешься делать с этой водорослью? — поинтересовался он, сменив тему. — Используешь в своих композициях?
Блайт уже и забыла, что все еще держит стебель водоросли в руках.
— Она скоро высохнет и умрет. Я подняла ее только потому, что она красива. На самом деле она мне не нужна. — Блайт с сожалением бросила ветку на песок и стерла мокрые песчинки, прилипшие к ладоням.
— Ты испытала некоторое удовольствие, наслаждаясь ее красотой.
— Лишь на минуту.
— Все человеческие удовольствия преходящи.
— Может быть, ты и прав, — кивнула она.
И снова ему удалось отвлечь ее от разговора о нем самом. Ему чертовски хорошо это удается.
— Как долго ты преподаешь в Университете Виктории? — спросила она.
— Семь лет. — Он уже вернулся к своему обычному замкнутому состоянию. Возможно, сожалея, что так разоткровенничался с нею.
