Вера и Марина Воробей - Останься со мной!
Заканчивался предпоследний учебный день второй четверти, шел урок литературы.
– Черепахина! – раздался сердитый и резкий голос Люстры. – О чем ты все время думаешь?
– О стихах Иосифа Бродского, – не моргнув глазом соврала Люся.
– И что же ты о них думаешь? – напирала Люстра.
– Что они хорошие, – глуповато ответила Черепашка, потупив взгляд.
– В таком случае даю тебе персональное задание на зимние каникулы: поделись своими мыслями о стихах Бродского в форме сочинения.
– Хорошо, Ангелина Валентиновна, – понуро согласилась Черепашка.
Перспектива писать в каникулы сочинение ее совсем не обрадовала, тем более что намечался очень плотный график съемок. Но что она могла поделать?
Так случилось, что между Черепашкой и Люстрой уже несколько лет существовала скрытая вражда. Черепашка была глубоко убеждена: так преподавать литературу, как это делает Люстра, нельзя и даже вредно. Кстати, мама полностью разделяла ее мнение. Все требования учительницы, которая к тому же была и их классной руководительницей, сводились к тому, кто из учеников лучше вызубрит критическую статью из учебника. Любая попытка высказать собственное мнение по поводу того или иного литературного произведения не только не поощрялась ею, а наоборот, жестоко каралась неудовлетворительной оценкой. Однажды, в седьмом классе, Люстра поставила Черепашке двойку за то, что та сказала, что, по ее мнению, Тарас Бульба никакой ни эпический, а патологический герой: жестокий, несправедливый и ограниченный человек. Тогда еще ее мама, Елена Юрьевна, пошла в школу, но очень быстро, буквально через несколько минут общения с Люстрой, поняла, что «тут ловить нечего», поскольку переубедить эту закостеневшую в своих взглядах училку было невозможно.
Свое прозвище Люстра получила от Юрки Ермолаева – самого остроумного и бойкого на язык ученика 9 «Б». Дело в том, что при каждом удобном случае Ангелина Валентиновна принималась цитировать строки Маяковского:
Светить всегда,светить везде,до дней последних донца,светить —и никаких гвоздей!Вот лозунг мой – и солнца!
Почему-то Юрка окрестил ее не «солнцем», что, возможно, было бы более уместно в контексте вышеупомянутой цитаты, а именно Люстрой. Но ведь так смешнее, согласитесь! Солнце было бы излишне пафосно, а вот Люстра звучало иронично и даже метафорично. Надо сказать, что Ангелина Валентиновна вообще не пользовалась авторитетом у учеников вверенного ей класса. Так уж сложилось. Возможно, главная причина крылась в ее неискренности. И хотя на протяжении нескольких лет Люстра старалась создать впечатление, что живет лишь заботами своих подопечных, ребята интуитивно чувствовали фальшь.
Но в этот раз Черепашка вынуждена была признать: Люстра права. Мысли ее действительно витали где-то далеко-далеко, и совсем не стихи Бродского волновали сейчас Люсю. Ей не давали покоя стихи другого, пока еще никому не известного поэта, Жени Кочевника. Дело в том, что утром позвонила его мама. Она передала Люсе Женину просьбу: зайти к нему домой и взять кассету. Татьяна Сергеевна сказала, что будет ждать ее сегодня вечером. Черепашка одновременно и боялась и хотела услышать Женины песни. Боялась возможного разочарования, а хотела… Да просто хотела через песни узнать поближе самого Женю, понять его и почувствовать.
– Какая-то ты сегодня задумчивая. – Уже на лестнице Юрка Ермолаев догнал Черепашку и Лу.
Они обсуждали предстоящее празднование Нового года. Лу уговаривала Черепашку встречать Новый год вместе.
– Кстати, вы где Новый год собираетесь отмечать? – спросил Юрка. Очевидно, он услышал обрывок их разговора.
– А что, ты нас хочешь в ресторан пригласить? – съязвила Лу.
Она вообще недолюбливала Юрку, и он отвечал ей взаимностью.
– Почти, – не моргнув глазом, ответил Юрка. – Мои предки на дачу уезжают, так что при желании можно было бы у меня собраться… Всем классом, – после паузы добавил он, выразительно взглянув на Черепашку.
Люся знала, что нравится Юрке. Собственно говоря, в прошлом году, когда закрутилась вся эта история с Гешей Ясеновским, он сам признался ей в любви. Черепашка тоже очень хорошо относилась к Юрке. Но она воспринимала его как друга, и никак иначе. Естественно, Юрка знал об этом, но надежды, по всей видимости, не терял. Тем более ему стало известно, что с Гешей Люся рассталась еще осенью. Об этом вся школа говорила. С тех пор как Черепашка стала знаменитой, ее имя всегда было на слуху. Еще бы – не в каждой школе имеется собственная телезвезда!
– Вот и собирайтесь всем классом, – неприветливо бросила Лу. – А мы уж лучше более тесной компанией обойдемся, да, Люсь? – толкнула она Черепашку в бок.
– Я еще не решила, где буду Новый год встречать, – призналась та. – Честно говоря, никакого настроения нет.
– Ну решай, – пожал плечами Юрка. – Мое дело предложить…
– А наше дело отказаться! – продолжила фразу Лу и потащила Черепашку за собой.
– Пойдешь с нами на «Гарри Поттера»? – спросила Лу, когда они оказались на приличном расстоянии от Юрки. – Мы с Костей договорились.
– Когда?
– Сегодня.
– Не получится, – с сожалением покачала головой Черепашка. – В три у меня съемка, а потом я должна к Жениной маме зайти за кассетой.
– Ох, не нравится мне все это! – заметила Лу и улыбнулась: ее слова неожиданно прозвучали в рифму Черепашкиным.
– Слушай, – Люся строго посмотрела на подругу, – прекрати, пожалуйста, свои дурацкие намеки! Женя любит Машу, и тебе об этом известно.
– Да брось ты! – Лу махнула рукой, затянутой в рыжую замшевую перчатку. Подруги пересекали школьный двор. Стоял приличный мороз – градусов восемнадцать наверное, и снег сухо и резко поскрипывал под ногами. – Кто эта истеричка Маша по сравнению с тобой? Сама подумай! Вот увидишь, этот Женя еще бегать за тобой будет!
– Хм, – грустно усмехнулась Люся, – с чего ты взяла?
– Интуиция, – с важным видом ответила Лу. – А она меня редко подводит.
Лу говорила правду. Она действительно обладала очень тонкой интуицией, умела гадать на картах и на кофейной гуще, отлично разгадывала сны, а большинство девчонок в классе на полном серьезе считали Луизу ясновидящей.
И после этих ее слов об интуиции Черепашка почувствовала вдруг, как учащенно и радостно забилось ее сердце.
«Неужели Женя и вправду небезразличен мне? – с удивлением подумала она. И тут же честно ответила себе: – А что, ты еще сомневаешься? И вовсе не ради Маши ты затеяла эту историю с записью его песен. Все это ты делаешь ради себя! Ты надеешься таким образом заставить его забыть Машу! Но ведь если Женины песни окажутся достойными внимания (а в этом Люся почему-то была уверена) и все получится именно так, как ты задумала, то тщеславная Маша тут же к нему прибежит! И что ты тогда будешь делать? А вдруг к этому времени ты всерьез в него влюбишься? Чего же ты добьешься-то, в конце концов? Непонятно! Ясно одно: Женя тебе понравился, и Лу это почувствовала…»
