Стефани Кляйн - Честно и непристойно
Я ушам своим не поверила, но они и правда это сказали.
– Но мы собираемся назначить новую дату свадьбы, – возражал Гэйб.
– Ну хорошо, если вы действительно поженитесь, тогда она и получит деньги. Ты же сам отменил свадьбу, так что действуй.
Гэйб убеждал меня, что мы поженимся. «Как только отец разберется с распорядком своих дел, он обещал дать мне список подходящих дат. Не беспокойся о деньгах и о долгах родственникам. Милая, все будет в порядке, я обещаю».
Мы намеревались пожениться в декабре. Пурпурные лилии и каллы, розы «Черная красавица» и, кое-где бледно-розовые цветы тасманийского перца. Кружки с горячим какао и завернутая в пергамент пастила для гостей, отбывающих домой. Подружки невесты в атласных нарядах цвета темного шоколада. Гэйб сообщил родителям новую дату бракосочетания, и как это ни удивительно, они не возражали. Все снова пошло по расписанию. Подходящие залы оказались не занятыми, флористы были готовы работать. Дело закрутилось. Пока не рухнуло – в очередной раз.
Гэйб и не думал сообщать родителям новую дату свадьбы. Он мне солгал. Его родители позвонили нам, оставив на автоответчике сообщение, полное слов «слухи» и «разочарованы».
– Какого черта, Гэйб! Почему ты им не сказал? – Я металась по комнате, размахивая руками. – О чем ты только думал? – Меня мутило.
– Стефани, я правда собирался им сказать. Просто я не хотел все это выслушивать. Я знал, что они разозлятся, и решил, что если я выжду момент поудобнее... Ну, я не знаю. – «Ну, я не знаю» у Гэйба всегда получалось лучше всего.
– Чего ты так боишься? – уже спокойно спросила я.
– Я не боюсь. – Он взял мои руки в свои. – Просто мне еще учиться, и я не хочу выслушивать от них претензии. Ты же знаешь, какие они. Мои чувства к тебе тут ни при чем, милая.
Я отнюдь не была в этом уверена, хотя мне и хотелось верить, что Гэйб боится не нас с ним, а родителей, страшится того, что о нас подумают.
– Ты точно хочешь это сделать?
– Да, я все исправлю, детка.
– Нет, я про свадьбу. Ты по-прежнему намерен на мне жениться?
В ожидании ответа, я затаила дыхание. Гэйб отстранился.
– Может, хватит играть в психологические игры? Я не желаю говорить на эту тему.
– Вот как? Ты сказал, что хотел, а остальное не важно?
– Ты действительно хочешь знать, что я думаю? – Когда кто-нибудь начинает с такой фразы, я обычно ищу, за что бы ухватиться. – Прекрасно. Ты тормоз, вот что я думаю! Ты аутистка хуже героя «Человека дождя», Стефани! Ты вечно повторяешь одно и то же. Ты, видимо, работаешь с полными кретинами, раз вечно разговариваешь со мной как с идиотом!
– Прекрати кричать на меня!
– Ну да, конечно! А теперь ты еще поплачь, как тупая маленькая девочка. Уа! Уа! – Он орал на меня, приблизившись ко мне так близко, что я уж думала, мы вот-вот столкнемся носами. – Ты уверена, что у тебя есть время плакать? Тебе ведь надо все повторить сто раз и еще жестами показать! – Он передразнил мою манеру размашисто жестикулировать, и я заплакала еще сильнее. – Господи, меня от тебя тошнит. Не смей убегать! Я терпел твой скулеж, а теперь тебе придется меня выслушать.
– Я не желаю разговаривать в таком тоне! – умудрилась прокричать я, зная, что было бы куда больше толку, если бы я сказала это спокойно.
Бросившись в спальню, я заперла дверь, упала на нашу кровать и плакала до тех пор, пока горло не перехватило от рыдания. Я думала, что это обычная ссора. Я думала, все так ругаются. Вздрагивая, я писала в своем дневнике:
«Когда он так на меня кричит, я чувствую себя совсем ничтожной, и все же я не ухожу от него, и от этого мне совсем тяжело и тошно смотреть на себя в зеркало. Если бы он мог контролировать свое раздражение и не вести себя со мной так злобно, все было бы по-другому. Я знаю, что не заслуживаю подобного отношении, но я люблю его. Из-за него я ощущаю себя совсем маленькой, я стыжусь себя. Из-за него я себя ненавижу».
Второе по отвратительности признание в этой записи – «но я люблю его». Трудно вообразить более гадкую фразу! Он издевается надо мной, не стесняясь своих друзей, но я люблю его. Он орет мне в лицо, брызгая слюной, но я люблю его. Он говорит мне, что я вовсе не хорошенькая, и пусть это правда, ведь только вьющиеся рыжие волосы придают мне очарование, а без них я ничто, но я люблю его. Проклятье, с каких это пор любовь оправдывает самые ужасные вещи? Да, и это только вторая по отвратительности вещь. Самое гадкое в этой записи то, что идет на следующей странице, месяц спустя:
«Сегодня мы с Гэйбом поженились!»
Хватило одной страницы, чтобы перейти от «из-за него я себя ненавижу» к «я его жена», и я помню, о чем тогда думала. «Любовь все преодолеет». «Пока есть любовь и мы хотим сберечь ее, все хорошо», – думала я. Но влюбиться совсем нетрудно; обычно это случается без предварительных размышлений. А вот для создания прочных взаимоотношений требуется нечто большее, чем влюбленность. Требуется признавать свою неправоту, идти на компромиссы, смирять гордыню.
А я думала, что требуются слезы. Я не знала, что любовь не должна делать нас несчастными. Истинная любовь не может быть источником боли.
Мне казалось, что ситуация яснее ясного. Если бы он рассказал своим родителям то же, что говорил мне: как сильно он меня любит, как я украсила его жизнь, как он хочет от меня детей, – они могли бы его поддержать. Вместо этого он чувствовал их неодобрение и молчал. Но только не со мной. Когда он был со мной, невысказанное раздражение превращало молчание в злобу. Так мне казалось. Больше я ничего не замечала. Я выходила замуж за подростка, не за мужчину, и знала об этом, но я уже потратила на наши отношения слишком много времени и любви. Ну и ладно, думала я, рано или поздно он вырастет. Мы вырастем вместе.
Терпеть не могу, когда меня спрашивают, не считаю ли я, что вышла замуж слишком рано. «Слишком рано» подразумевает наивность, но, по-моему, наивной я не была. Задавая подобный вопрос, в действительности люди хотят знать одно из двух: «Вам ведь хотелось выйти замуж, а за кого – не столь важно, правда?» Или: «Вы был и так молоды, вы хоть знали, что такое любовь?» Ненавижу этот вопрос, потому что на него нельзя ответить ни «да», ни «нет». Я любила Гэйба по-настоящему, без всяких условий, невзирая на неприятности. Но меня пленяла и перспектива заполучить мужа, объект заботы, и свой дом, где на холодильнике, прикрепленные магнитиками, красовались бы списки дел для мужа и для жены. Я хотела, чтобы мы стали друг для друга близкими людьми. И мне казалось, что я нашла все это в мужчине, которого любила. Поэтому я и терпела его срывы. «Он повзрослеет, – думала я. – Придет день, когда все сложится так, как я рассчитывала. А до тех пор будут слезы, но чаще слез будут смех и воспоминания». И так все и было. Пока не произошел сбой.
