Файона Гибсон - Одиночество вдвоем
— Вы не возражаете, всего лишь на минуту? — попросила Элайза.
Она повела папу, у которого подгибались ноги, как у поломанной тележки в супермаркете, и поставила его рядом с Ферн. Он стоял в износившихся вельветовых брюках с лоснящимися потертостями на коленях, щурясь против света. Рядом с Ферн он выглядел на все 103 года.
— Пойдет, — одобрила Элайза.
Папа беспокойно улыбнулся.
— Славно, — согласился Грег. — Теперь встаньте чуть ближе к ней, папа.
— Хорошо, что он так неуклюж, — прошептала Элайза.
Во мне закипело раздражение. Бен неловко повернулся на руках Ферн, пытаясь закрыть глаза.
— Мама, не позволяйте ребенку спать, — произнес Грег.
Я захлопала в ладоши. Веки Бена задрожали, затем окончательно сомкнулись.
— Пойте, — Грег был непреклонен.
— Что петь?
— «Огонек, огонек».
Но вряд ли песенка взбодрит его, подумала я.
«Старый Макдональд», если вовремя не остановиться, неделями будет вертеться на языке, но я прочищаю горло и начинаю:
У старого Макдональда ферма была —
Ии-ай, ии-ай-ох —
И на этой ферме у него… жила…
В моей голове проносится фермерский двор: петушки, поросята и пони, одновременно кукарекают, фыркают и ржут. Кого выбрать? Не могу решить после четырехчасового сна. Надо будет поговорить с Джонатаном о том, чтобы провести ночь в гостинице в одиночестве.
— Мама? Вы с нами? — вывел меня из раздумий Грег.
Неожиданно пронзительно залаяла маленькая собачка. Из дальнего угла студии раздался дрожащий голос Дейла:
И на этой ферме у него собака жила —Ии-ай, ии-ай-ох —Тут гав-гав, там тяв-тяв,Тут повоет, там порычит и всегда везде ворчит.У старого Макдональда ферма была —Ии-ай, ии-ай-ох.
Бен вздрогнул. Блеснуло глазное яблоко, и на лице заиграла пробуждающаяся улыбка.
— Теперь ближе, папаша, наклонитесь к ней. Обнимите за талию. Смотрите на нее. Смотрите на меня, — скомандовал Грег.
Глаза папы завращались так, словно ими управлял джойстик. Бен плотоядно смотрел на объектив, как будто это была набухшая, полная молока грудь. Папа бросал молящие взгляды на маму, взывая о помощи.
— Расслабьтесь, папа. Вы — кукла, которую отвязали от веревки, вы свободны, — подбадривал Грег.
Колени папы задрожали. Рядом с Ферн он вдруг показался очень старым и совершенно обессиленным. В этот момент двери распахнулись и в студию не спеша вошел мужчина. В руках он держал черный портфель и гитару, и я поняла, что это мужчина-фотомодель.
Папа так устал, что мне пришлось усаживать его в такси. У него нервно тряслись колени. Мама держала выпечку из козьего сыра, завернутую в промасленную салфетку.
Дейл пристегнул кресло Бена к заднему сиденью.
— Мне понравилось, как вы пели. Вы так забавно лаяли. Вы любите собак?
— Нет, я их чертовски ненавижу, — услышала я в ответ.
* * *Я собиралась рассказать Джонатану о съемках, как только он вернется домой, но ему явно было не до этого.
— Минимализма больше не существует, — процитировал он унылым голосом кого-то из журнала «Ин хаус». — Сходить с ума по эксцентричным цветочным узорам после стольких лет хорошего вкуса. Пришло время давать в придачу ситец.
— Уверена, этого не произойдет. Все это выдумки, — успокоила я его.
Он кладет журнал на натертый до блеска пол.
— Что значит — выдумки?
— Это значит, им платят, чтобы они несли вздор. Я сама этим занималась десять лет.
Джонатан потягивает из бокала вино. За тот год, пока мы вместе, он полысел. Я обратила на это внимание после того, как внимательно рассмотрела его старую фотографию, посланную для объявления о знакомстве. Тогда он казался симпатичным и невозмутимым.
— Какой им смысл что-то придумывать, да еще писать об этом, когда существуют реальные вещи?
— Реальные истории — не настолько захватывающи.
Где я это уже слышала? От Чейза, моего прежнего издателя. Однажды я показала ему статью о женщине, которая жила исключительно ромом и мороженым с изюмом. Я особенно гордилась историей — в ней была та самая пронзительная, любимая Чейзом мысль: слава богу, что это случилось не со мной. Чтобы заслужить благосклонность женщины, я взяла с собой блок сигарет и вафельные пирожные.
— Этого недостаточно, — недовольно буркнул Чейз, когда я вручила ему статью.
— Мне кажется, что случай довольно исключительный. Подумать страшно, что теперь с ее кишками. Вряд ли она останется после всего этого нормальной.
— В журнале «Лаки» нет ни одного нормального человека, Нина. Нам нужно что-нибудь острое.
Теперь мне почти понятно, почему он был издателем популярного британского еженедельника, а я оставалась скромным очеркистом.
— Я знаю, ты скажешь, — продолжал он, — что она встает ночью, чувствует эту острую потребность, страстное желание поесть что-нибудь жирное и сладкое… Ее муж спит. Она осознает, что это плохо, но не может остановиться. Надевает домашний халат на ночную рубашку и украдкой выскальзывает, чтобы пойти…
— К холодильнику, — подсказываю я.
В двадцатичетырехчасовой супермаркет «Теско». Вот и ее фотография — в цветистом домашнем халате незаметно крадется из супермаркета с семейной коробкой мороженого под мышкой.
Джонатан осушил бокал одним глотком.
— Не могу поверить, чтобы он так манипулировал людьми.
— Он этого не делал. Делала я. Даже дала ей нейлоновый халат с собранной на ленточку кокеткой, объяснив, что это политика журнала «Лаки».
Джонатан удрученно уставился на «Ин хаус».
— Твой журнал мог так делать. Этот — нет.
— Конечно, делают. Не могут же они каждый месяц показывать такую же квартиру, как у тебя. Они делают вид, что все меняется, как мода.
— Наша квартира. Как у нас, — поправил Джонатан.
Его веки отяжелели. Он поставил бокал на пол и сдвинулся к краю дивана, чтобы я могла сесть.
— Иди сюда, — ударил он рукой по свободному месту.
Он обнял меня, и я ощутила на шее его теплое дыхание. Рука его скользнула под футболку и забралась под лифчик. Мгновенно, хотя прошло уже несколько недель, как Бен не прикасается к груди, в моем сознании возник детский рот. Я понимала, что нам с Джонатаном предстоит возобновить прерванную сексуальную жизнь. Следовало бы заняться этим раньше. «Руководство по уходу за ребенком», которое отвело полторы страницы здоровью родителей и 377 — воспитанию ребенка, утверждает: «Вы можете возобновить половые сношения по прошествии шестинедельного послеродового воздержания».
