Наталья Калинина - Малиновый запах надежды
Мне впервые за долгое время захотелось жить. Жить не так, как я живу – равнодушно перелистывая дни, будто страницы отрывного календаря. Мне захотелось, чтобы на моих днях-«листах» появились написанные от руки заметки-планы, ожидания и надежды, которые бы дышали жизнью, а не отдавали лишь мертвой типографской краской.
До этого дня я жила в ожидании встречи с Тимом. Не здесь, а в другом, мной придуманном мире. Но сегодня вдруг подумала, а что, если того мира не существует и, уходя из телесной жизни, мы уходим в никуда? И в том «никуда» нет ни встреч, ожиданиями которых мы живем, ни благодати, ни умиротворения, ни слез, ни горя, ни рая, ни ада, а все это есть лишь здесь. И мне стало страшно. Страшно не потому, что рано или поздно я уйду в «никуда», а оттого, что мои ожидания окажутся обманом, и там меня никто не будет ждать.
Меня ждут здесь – Лелик. Живой, осязаемый, не слишком красивый, но милый. С ухаживаниями, которые ему кажутся романтичными, а мне – избитыми. Близкий, но которого я держу на дистанции. Любящий, но не любимый. И все же мне дорогой. Мне стали ясны слова Лейлы о том, что брак меня спасет – спасет меня от самой себя, от моего въевшегося в сердце одиночества, от апатии и ожиданий, которые больше подошли бы уставшей и пресытившейся жизнью старушке, чем двадцатишестилетней девушке.
– О чем таком философском вы думаете, барышня, что у вас такое напряженное лицо? – вдруг засмеялся молчавший до этого таксист. – Вы такая красивая, нарядная, на свидание, видимо, едете, а думаете о чем-то совершенно не романтичном.
– Вы окончили курсы по чтению мыслей? – улыбнулась я, и таксист, который рассматривал мое лицо, отражающееся у него в зеркале, удовлетворенно протянул:
– Вот! Уже лучше! Улыбка у вас очень красивая!
– Спасибо, – дежурно поблагодарила я и вновь отвернулась к окну.
Таксист еще что-то продолжал говорить, его низкий голос звучал своеобразным фоном, удивительно вписывающимся в картину огней ночного города, и оттенял мои мысли. Я не нервничала и ничуть не удивлялась нахлынувшему спокойствию. Может быть, так и надо – без нервов, без волнения. Холодная трезвость гораздо лучше, чем чувства, выжигающие душу дотла и превращающие сердце в пепел.
Все оказалось именно так, как я себе и представляла. Огромная, как аэродром, квартира, в которой каждая мелочь была продумана талантливым дизайнером, торжественно-белая рубашка Леонида и крепкий запах туалетной воды, настолько концентрированный, что я заподозрила Лелика в том, что он от волнения и желания понравиться мне принял одеколонную ванну.
– Проходи, Марты... Александра, – хриплым шепотом пригласил он, не сводя с меня жадного взгляда.
Для нашей встречи я впервые постаралась: явилась не в деловом костюме и не в джинсах и свитере, а в алом платье с приталенным лифом и развевающейся юбкой до колен, поверх которого накинула длинный светлый плащ. Алые ногти – вместо привычного французского маникюра и помада в тон платью, тщательно уложенные волосы, укладке которых обычно не уделялось столько внимания, туфли на убийственной высоты «шпильке». В этот вечер я не была похожа на себя повседневную.
– Ты такая, такая... – киношно залепетал Лелик, когда я небрежным жестом сбросила ему на руки плащ.
– Какая? – Я иронично приподняла бровь.
Вся сцена была слишком кинематографичной или срисованной с любовных романов, и это меня изрядно забавляло. К тому же алый наряд нашептывал легкомысленное поведение.
– Ты... богиня! – выдохнул Леонид и осторожно, будто я была фарфоровой статуэткой, подхватил меня под локоть и церемонно проводил в огромный салон.
Я с любопытством огляделась и мысленно поаплодировала и дизайнеру, и Лелику, разделившим мои вкусы. Мне тоже нравилась обстановка без массивной и вычурной роскоши. Органичный ансамбль спартанского минимализма в вещах, прямых линий и сдержанных расцветок.
– Вина? – учтиво спросил Леонид, когда я, следуя «сценарию», опустилась на стул и закинула ногу на ногу.
Еще бы картинно закурить тонкую ментоловую сигаретку, но я не курила.
– Лелик, мы будто в кино играем! – рассмеялась я и откинулась на спинку стула.
Физиономия Леонида вытянулась и вновь напомнила мне продолговатую дыню.
– Смешной какой ты! А вина, да, пожалуй, налей.
Он, не сводя с меня глаз, откупорил бутылку и наполнил бокалы кроваво-темным вином.
– Лелик, давай без тостов, возвышенных речей, клятв и прочей чепухи, – опередила я его, заметив, что он уже поднял свой бокал и весь торжественно подобрался, готовясь произнести нечто из разряда того, что я перечислила.
– Мартышка, что случилось? – вконец растерялся Лелик.
Возможно, к моим «заслугам», сомнительным, однако, можно было отнести то, что Леонид Николаевич Туманов терялся и тушевался лишь в моем обществе. Вряд ли это было нормой его поведения, иначе он уже давно бы кувырком слетел с опасной трассы под названием «бизнес».
– Ничего не случилось! – беззаботно отозвалась я и пригубила из своего бокала. – Все по-прежнему, без изменений, потрясений, катастроф, ЧП... Вино, кстати, очень вкусное.
– Без изменений? – тревожно спросил Леонид. – Но по телефону ты сказала...
– А что я сказала? – округлила я глаза. И, увидев, что Лелик вконец растерялся, засмеялась: – Не пугайся, если твое предложение взять меня в жены все еще в силе, то я согласна. Только не хочу вот всего этого... – обвела я рукой накрытый стол и указала на букет роз в простой с виду, но наверняка дизайнерской вазе. – Без торжественности. Пусть будет непринужденный ужин. Как раньше. И треп о фильмах. Или о компьютерных играх. Или о чем-то другом. Но не о планах на будущее. И не о свадьбе. И не о том, как долго ты ждал этого момента, и я наконец... Ну, в общем, ты меня понимаешь.
– Ты невозможная, – обреченно вздохнул Леонид.
– Какая есть. Заметь, ты меня сам замуж позвал, а не я напросилась. Но у тебя еще есть возможность подумать и отозвать свое предложение, правда, действует она только сегодня.
– Саш, не понимаю, ты это все серьезно или шутишь так?
– Серьезно, Лелик, серьезно, – пропела я, наклоняясь через стол к Леониду.
И засмеялась, призывая посмеяться и его. Но он разнервничался еще больше, покраснел и судорожно отвел глаза. О черт! Забыв о том, что на мне не глухой свитер, а вечернее платье, в которое вырядилась под влиянием какого-то шального настроения, я нагнулась через стол к бедному Леониду так, что во всей красе продемонстрировала откровенное декольте. Пожалуй, он прав, назвав меня невозможной.
