Айрис Джоансен - Никогда не поздно
— Я хочу ужинать в своей комнате, — резко сказала она — Узникам положено находиться в изоляции.
Дойдя до двери, Гидеон остановился и обернулся к ней.
— В таком случае мы поужинаем в твоей комнате, — неожиданно мягко проговорил он. — Вдвоем. Ты и я. Я полагал, что ты захочешь воспользоваться Россом в качестве буфера, но оказаться с тобой один на один для меня еще лучше. — Внезапно он усмехнулся и спросил: — Можешь ли ты представить, насколько сильно я хотел тебя той ночью?
Серена растерянно раскрыла глаза.
— Нет. Ты вел себя так…
— Как евнух, правильно? — Губы Гидеона скривились. — Просто в ту ночь я подумал, что в придачу к тому, что тебя тогда терзало, не должен нагружать тебя еще и своими ухаживаниями. Кроме того, ты была сущим ребенком. — Он понизил голос. — Но сейчас ты уже больше не дитя, так что советую тебе подумать и стать более покладистой.
— Ты мне угрожаешь? Ты хочешь меня изнасиловать?
— Ни за что. Но скоро ты сама захочешь, чтобы это произошло. Захочешь не меньше моего. Когда мы сумеем подавить в себе первоначальные злость и обиду, секс станет нашим самым замечательным, самым прекрасным развлечением.
— Мы? Я, по-моему, единственный, кто испытывает злость и обиду. Ты в данной ситуации просто не имеешь права испытывать подобные чувства.
— Может, и не имею, но тем не менее испытываю. — Губы Гидеона вытянулись в узкую, жестокую полоску, а в глазах вспыхнул холодный огонь. — Я злюсь на твой брак, я испытываю отвращение из-за того, что ты принадлежала другому мужчине и сделала все для того, чтобы забыть меня. Я много раз пытался урезонить себя, но ничего не мог с собой поделать. Это все равно оставалось здесь. — Он стукнул себя в грудь. — Я очень долго ждал и на протяжении всего этого времени испытывал по отношению к тебе те же злость и обиду, которые ты сейчас испытываешь ко мне. Я был так часто готов взорваться, что постепенно это стало моей второй натурой. Я, черт возьми, заслужил того, чтобы попытать счастья! — Едва сдерживая себя, Гидеон распахнул дверь. — И я пойду на все, чтобы использовать этот шанс! Я не могу… — Внезапно он осекся и с силой выдохнул воздух. — Черт, я ведь не хотел всего этого говорить. Я собирался быть милым и обходительным. Но прошло столько времени, и оно тянулось так долго…
— Именно это я и пытаюсь тебе внушить, — чуть дрожащим голосом заговорила Серена. Она была ослеплена, почти парализована этой нежданной вспышкой. Гидеон всегда вспоминался ей мягким, обволакивающе нежным и заботливым, и этот взрыв чувственности буквально оглоушил ее. — Прошло слишком много времени. Я уже не та. Он посмотрел на нее задумчивым взглядом.
— Я знаю, ты изменилась. Но из этого вовсе не следует, что нам не будет хорошо вместе. Может статься, даже… — Он умолк и совершено неожиданно для Серены спросил: — Ты все еще рисуешь?
— Иногда, — ответила она, удивленно вздернув брови. — Сейчас у меня почти не остается на это времени.
— Когда-то ты хотела стать художником, а вместо этого стала модельером. Почему? — спросил он, прищурив глаза.
— Так получилось, — пожала плечами Серена. — У меня обнаружился талант, и грех его было не использовать. И в том, чем я занимаюсь, я достигла больших успехов.
— Мне об этом известно. Но я не могу понять другое: с какой стати дочь графини Мара де Ланкомб и падчерица богатейшего в Англии человека почувствовала необходимость идти на подобный компромисс? — Гидеон не спускал с собеседницы взгляда, губы его горько кривились. — Насколько я знаю, твой муж-итальянец не мог предложить тебе ничего, кроме титула, но ведь твои родители наверняка были готовы оказать тебе любую помощь.
— Гляди-ка, как много ты обо мне знаешь! — выдавила Серена и отвела взгляд в сторону.
— И все же еще недостаточно. Это является одной из причин того, почему ты очутилась здесь. Так отчего же ты не обратилась к ним за помощью?
— Не твое дело. — Серена снова посмотрела ему в глаза, но теперь в ее взгляде читалась непреклонная решимость. — Это моя жизнь, и тебе в ней места нет. Каждый человек должен идти на компромиссы. Я просто выросла.
— Понятно, — с оттенком грусти обронил Гидеон. — У тебя это прекрасно получилось. Какая жалость, что все это время я не мог находиться рядом для того, чтобы наблюдать за тобой или время от времени оказывать помощь. Мне бы так этого хотелось!
Серена ощутила, как внутри ее разливается то же самое теплое чувство, что и прежде, только гораздо более сильное. И надо же такому случиться: только ей стоило подумать, что она окончательно ожесточилась против него, как он говорит такое!..
— Гидеон, не надо… Отпусти меня. Из этой затеи не выйдет ничего хорошего.
— Посмотрим. Если не выйдет, то, значит, не судьба. — Он снова повернулся к двери и бросил напоследок: — В восемь часов. Форма одежды — парадная. Ужин — внизу или здесь. Решать — тебе.
Дверь шумно захлопнулась за его спиной.
В семь тридцать Серена бросила на себя последний взгляд в зеркало. Если «дамские ухищрения», как назвал это Гидеон, были способны вывести его из равновесия, то наряд, который она выбрала для ужина, должен достичь этой цели на все сто процентов. Свободные лиловые брюки были настолько широки, что их вполне можно было спутать с вечерним платьем, а свободная шелковая туника такого же цвета не столько выделяла линии ее тела, сколько намекала на них. Однако ее квадратный вырез на шее спускался так низко, что едва скрывал кончики грудей, а витое серебряное ожерелье подчеркивало их влекущую полноту.
Прежде она надевала этот наряд всего лишь один раз, на пресс-конференцию, посвященную представлению ее весенней коллекции, а сюда взяла его только потому, что предвидела необходимость очаровать с помощью этого «ухищрения» кого-нибудь из местного начальства, чтобы вызволить Дэйна из-за решетки.
По ее мнению, этот наряд был чересчур откровенным, но сейчас он хорошо послужит, чтобы доказать Гидеону, как сильно она изменилась с тех пор, как была девчушкой с широко открытыми глазами, которую он когда-то знал. Тем лучше!
Она застегнула серебристые босоножки на высоких каблуках и удовлетворенно кивнула собственному отражению. Уверенность в себе, элегантность, неприступность — и ее выстрел угодит прямо в цель.
Росс, необычайно элегантный и торжественный в смокинге, встретил ее у нижней ступени лестницы и, как следует рассмотрев, восхищенно присвистнул.
— Симпатично. — Переместив взгляд на глубокий вырез, он добавил: — Небезопасно, но очень симпатично.
— В первую очередь это модно. Уж я-то знаю. Я сама придумала этот фасон, — сказала она и, почувствовав, что говорит, словно защищаясь, быстро добавила: — Да, а здесь все здорово изменилось! — Указав широким жестом на блестящую черно-белую плитку, которой был выложен пол, и сияющую хрустальную люстру в холле, пояснила: — Ковры работы Обюссона, китайская ваза династии Мин в коридоре второго этажа и твоя бесподобная элегантность… Вы всегда переодеваетесь к ужину?
