Энн Флетчер - Мадам в сенате
– Спасибо, сэр. Я делаю все, что в моих силах. Просто поразительно, как эти членососы ухитряются выходить сухими из воды.
Мисс Гудбоди встрепенулась и схватилась за карандаш.
– Прошу прощения, сэр. Это одно или два слова? Бодлер растерялся.
– Что – одно или два слова?
– Членососы.
Бодлер беспомощно взглянул на своего адвоката. Тот пожал плечами. Бодлер лихорадочно соображал, от усилий у него побелели костяшки пальцев.
– Не знаю, мисс… э…
– Гудбоди.
– Прекрасная фигура?.. У меня? О, благодарю вас!
– Нет, это моя фамилия – Гудбоди. Мисс Тоби Гудбоди.
– Ах, вот как… Боюсь, что я не смогу ответить на ваш вопрос.
– По-видимому, речь может идти о слиянии, – предположил сенатор Карузини.
– Как – на глазах у всех? – захихикала девушка. – А впрочем, можно попробовать. Со всем остальным я уже экспериментировала. И все-таки, «членососы» – одно или два слова?
– Два, – безапелляционно заявил сенатор Ролингс.
– Одно, – не менее твердо заявил сенатор Краузе. Ролингс постучал молотком по столу и исподлобья взглянул на своего оппонента.
– Я здесь председатель, и если говорю, что «членососы» пишется в два слова, значит, так оно и есть! – Он положил молоток и кивнул Питерсдорфу. Тот наклонился к микрофону.
– Свидетель может идти. Подкомитет благодарит вас за ценные сведения.
Бодлер и его адвокат в мгновение ока собрали свои бумаги и, как ошпаренные, ринулись к выходу. Питерсдорф громогласно оповестил:
– Вызывается мисс Ксавьера Холландер!
Глава пятая
Когда Ксавьера с Уордом поднялись со своих мест и стали пробираться к проходу, в зале зашушукались. Шум постепенно нарастал. Пара человек зааплодировали, и вскоре стены сотрясались от грохота аплодисментов. Отовсюду слышались возгласы:
– Ксавьера, задай им перцу!
– Мы с тобой!
– С Ксавьерой – хоть на край света!
Председательствующий, сенатор Ролингс, с побагровевшим от гнева лицом, изо всех сил колотил молотком по столу.
– Требую тишины! Или в этом зале будет тихо, или я велю очистить его от посторонних!
Наконец крики и аплодисменты улеглись, воцарилась атмосфера почтительного уважения. Присутствующие подбадривали Ксавьеру улыбками и кивками. В глазах матери светились сочувствие и уверенность в успехе. Ксавьера постоянно чувствовала на себе взгляд коротышки в темных очках – он непроизвольно покачивал головой в такт ее шагам. В проходе Уорд взял ее под руку и отвел на свидетельское место. Установил перед Ксавьерой микрофон, а сам сел рядом, открыл дипломат и начал выкладывать бумаги.
Появился служитель с Библией.
– Положите, пожалуйста, руку на Библию. Поклянитесь говорить правду и сообщить членам подкомитета все, что вам известно! Да поможет вам Бог!
Ксавьера выполнила все, что от нее требовалось.
– Клянусь!
Служитель унес Библию. Сенаторы, восседавшие за длинным столом в передней части зала, подались вперед и пожирали Ксавьеру глазами: все, кроме Стурджа, который, по обыкновению, клевал носом. Мисс Гудбоди послала свидетельнице доброжелательную улыбку. Питерсдорф что-то как бы взвешивал в уме. Потом он приблизил губы к микрофону.
– Будьте добры, назовите ваше имя.
– Ксавьера Холландер.
– Адрес?
– 69–69, Голдуотер-каньон, графство Ориндж, штат Калифорния.
– Род занятий? Ксавьера приподняла брови.
– Удовольствия.
По залу прокатилась волна смеха, и сенатор Ролингс снова схватился за молоток.
– Требую тишины! – Он угрюмо уставился на Ксавьеру. – Отвечайте по существу!
Уорд передвинул к себе микрофон.
– Я – Уорд Томпсон, адвокат мисс Холландер. Мисс Холландер является учредителем и издателем журнала, который выходит миллионным тиражом и распространяется по всей стране. Она также владеет недвижимостью в графствах Ориндж и Лос-Анджелес и контрольным пакетом акций компании по купле-продаже ценных бумаг.
Сенатор Ролингс криво усмехнулся.
– Что это за журнал?
– Он, повторяю, выходит миллионным тиражом и распространяется…
– Я обращаюсь к свидетельнице!
Уорд сел и подвинул микрофон Ксавьере, сделав при этом предостерегающий жест рукой. Та понимающе улыбнулась.
– Журнал выходит…
– Каково направление журнала?
– Развлекательное.
На физиономии сенатора Ролингса появилась злорадная ухмылка.
– Он публикует фотографии обнаженных женщин?
– Да.
Сенатор выразительно постучал пальцем по столу.
– Значит, журнал апеллирует к животным инстинктам человека?
– В такой же мере, как это делает, например, каталог «Товары – почтой».
– Каким же это образом каталог может воздействовать на низменную сторону человеческой натуры? – требовательно спросил сенатор Ролингс.
– Никаким – если иметь в виду большинство людей. Однако некоторые ухитряются извлекать сексуальные ощущения при виде женского белья, цепочек, кожаных изделий… Другие…
– Я говорю о нормальных людях! – рявкнул председательствующий.
– В таком случае я затрудняюсь ответить, так как не знаю, что считать нормой, – с достоинством ответила Ксавьера.
Сенатор Ролингс перевел дыхание и, не сводя с нее глаз, заговорил тихим голосом, в котором, однако, слышались раскаты грома:
– Как вы думаете, может ли нормальный гетеросексуальный мужчина получить сексуальную стимуляцию, раскрыв ваш журнал и посмотрев на цветную иллюстрацию?
– Не обязательно, – ответила Ксавьера. – Ему может попасться фотография обнаженного мужчины.
Зрители оживились, и сенатору Ролингсу вновь пришлось пустить в ход молоток.
– Тихо! Порядок в зале! – Он бросил молоток на стол и сделал знак Питерсдорфу. Тот мигом перелистал лежащие перед ним бумаги и наклонился к микрофону.
– Мисс Холландер, вы прежде жили в Нью-Йорке, не правда ли?
– Да.
– В меблированных комнатах на Пятьдесят восьмой улице Западного района?
– Совершенно верно.
– Второго апреля 1975 года в 10 часов 18 минут утра инспектора полиции нравов этого района видели входящим в вашу квартиру. Он вышел из нее в 12 часов 10 минут того же дня. Не могли бы вы объяснить, зачем к вам приходил вышеупомянутый полицейский чин и что произошло в указанный промежуток времени?
– Неужели я столько лет нахожусь у вас под колпаком? – поразилась Ксавьера.
Сенатор Ролингс инстинктивно схватился за молоток.
– Свидетельница, отвечайте по существу! Иначе… – На его лице появилось мстительное выражение. – А впрочем, свидетельница может уклониться от ответа, если он может быть использован против нее.
– А если это вас попросту не касается?
