Татьяна Николина - Бабочки в моем животе, или История моей девственности
Правда, есть один такой герой. Мой друг Гарик. Мы познакомились в клубе, давно общаемся, и за все это время он не приставал ни ко мне, ни к Марише, ни вообще к кому бы то ни было. Ясное дело, Гарик – голубой. Вообще-то сам он, конечно, не признается, но это единственный логичный вывод. Я не испытываю неприязни к геям. Не замуж же мне за него идти, в конце концов. Уж и не знаю, как заставить его оказать мне эту маленькую услугу, ну да что-нибудь придумаем. В конце концов, на одну ночь ради приятной девушки мог бы притвориться обычным мужчиной.
Звоню.
– Привет, Гарик.
– Привет, Кэтти.
– Давно не виделись. Где пропадаешь?
– Да вот замотался по работе. Рад тебя слышать.
– Послушай, Гарик, а не приехать ли тебе ко мне в гости?
Он удивлен.
– Что-то случилось? – беспокоится.
– Да нет, просто хотела с тобой поговорить.
– Ну так говори.
– Не по телефону. Мне тут надо тебя кое с кем познакомить.
– Хорошо, я буду через полчаса.
Вот это мужчина! Даже жаль, что голубой.
Однако сегодня опять придется напиться. Лишаться девственности с гомосексуалистом на трезвый глаз, согласитесь, как-то стремно.
Приходит Гарик. Я уже веселая.
– Здорово, дружище! – радостно бегу ему навстречу и висну на шее.
Гарик какой-то странный. А может быть, просто устал. Сухо целует меня в щеку и проходит в квартиру:
– Ну, рассказывай, что у тебя случилось.
Он весь во внимании. Но с чего начать? Хорошо голубым, у них нет проблем с девственностью. Гарик симпатичный. Даже очень. Только какой-то грустный. Разведка боем. Бросаюсь на него и целую. Между прочим, мне совсем не противно. Гарик в шоке. Стоит и не шевелится, как манекен. Губ не раздвигает. Глаза открыты.
Мда… Факир был пьян, и фокус не удался. И как же мы дойдем до секса, если даже с поцелуями напряг? На этом мысль заканчивается.
Гарик оживает. Его губы под моими словно разморозились и стали шевелиться. Ура! Не все так безнадежно! Вулкан проснулся и вот-вот брызнет лавой. Он меня целует как мужчина. Моя очередь для шока. Мысленно прощаюсь с девственностью. Но видно, преждевременно. Гарик отлипает от моих губ и смотрит на меня ничего не понимающими глазами.
– Тебе понравилось? – интересуюсь я с видом опытной девахи перед пареньком-подростком. Мы словно поменялись ролями, и теперь он – девственник. Я тайно горжусь собой за то, что сумела вернуть ему традиционную ориентацию, направить, так сказать, на путь истинный.
– Да, – ошалело констатирует Гарик, оправдывая мои догадки. – Так с кем ты хотела меня познакомить?
– С кем, с кем… С моей девственностью.
– Не понял. – Лицо Гарика превратилось в странный гибрид между восклицательным и вопросительным знаками.
– Что тут непонятного. Я девственница, Гарик.
– Очень смешно, – пришел он в себя и натянуто улыбнулся.
– Не вижу ничего смешного. Это правда.
– Но ты… – ничего не понимает Гарик, – ты же такая, такая…
– Какая такая? Я девственница, Гарик.
Еще минут пять я убеждаю его, что это не шутка. Он отказывается верить. Но потом все же сдается:
– Так ты позвала меня сюда для того, чтобы познакомить со своей девственностью?
– Да, – весело отвечаю я.
– А зачем?
– Затем, чтобы ты меня ее лишил.
Гарик снова превратился в манекен. Захотелось подойти и дернуть его за нос. Но это был бы перебор. Он и так ничего не соображает.
– Со мной? Кэтти… – Он смущен и явно доволен. – Но почему?
– Ну, просто мне надоело быть девственницей. Я хочу с этим покончить.
– И ты все-таки выбрала меня, хотя могла бы пригласить любого из сотен парней, которые мечтают о тебе?
– Да, – ответила я. Наконец-то он начал соображать.
– И все же почему ты выбрала меня?
– Да потому, что ты голубой.
Повисло неловкое молчание. Гарик побелел. Потом покраснел. Потом покрылся пятнами. Его глаза стали блюдцами, а рот лункой для гольфа. Я что-то не то сказала?
– Я??? – выдавил наконец пятнистый Гарик.
– Ну, не я же? – резонно парировала я.
– Я голубой?
– Ну да. Или как там у вас это называется? – смутилась я. – Но ты не думай, я вовсе не осуждаю. Я даже рада, что ты голубой. Именно поэтому я хочу, чтобы это сделал ты.
Пятнистый памятник моему другу Гарику застыл в неподвижности.
– Просто, понимаешь, я хочу одного мужчину. Но не хотелось бы, чтобы он знал, что я девственница. Понимаешь? Чтобы не воображал о себе бог знает чего. И вот я подумала, что ты-то воображать не будешь, потому что тебе все равно. Ты ведь гей.
Он, кажется, перестал дышать. С минуту я пыталась расшевелить этого истукана. Наконец он пришел в себя:
– Кэт, я не голубой!
Упс! Кажется, я влипла.
– Как не голубой?
– Совершенно не голубой.
– То есть абсолютно?
– То есть абсолютно.
– Но как же? – пытаюсь спорить я. – Ведь тебя никогда не видели вместе с девушкой.
– Ну и что?
– И ты никогда не приставал ко мне или Марише, – привела я самый весомый аргумент.
– И что?
– Но почему?
И тут Остапа понесло:
– Да потому, что ты мне нравилась, Кэт. Разве не понятно?
Роль статуи теперь исполняю я.
– Ты мне нравилась, понимаешь? – орал «не голубой» Гарик. – Поэтому я и не бывал в твоем обществе с девушками. И я не хотел быть похожим на всех твоих поклонников, поэтому и не лез к тебе. Я относился к тебе трепетно, боялся обидеть. Понимаешь? И что же? Вместо того, чтобы оценить это, ты решила, что я – голубой?!
– П-прости, пожалуйста, – залепетала я.
Было очень неловко. Какая же я дура!
– Я любил тебя все эти годы. Я мечтал, я надеялся. И вот ты приглашаешь меня к себе, целуешь, просишь стать твоим первым мужчиной. И все для того, чтобы потом переспать с другим?
– Гаричек, милый мой, хороший. Ну, прости меня, пожалуйста.
Гарик беззвучно рыдал у меня на коленях. Ну, кто же знал, что он такой ранимый? И что он не голубой?
Я, конечно, еще та идиотка. Но и он тоже хорош! Конспиратор хренов! Притворяться геем несколько лет только для того, чтобы я не заподозрила его в любви. Это еще похлеще моего секрета про невинность. Вот Мариша удивится. Гарик ей нравится.
Наконец он пришел в себя. Я налила ему выпить, заодно и себе, и мы оба жахнули с горя. Он – оттого, что вдруг стал голубым, я – оттого, что он голубым не был.
– Ты простил меня, Гарик? – умоляюще смотрела я на него.
– Да ладно, Кэт, я не могу на тебя долго злиться.
– Ну, раз уж ты про меня теперь все знаешь, может быть, все-таки выполнишь мою маленькую просьбу? – несмело сделала я последнюю попытку.
– Шутишь? Я отказываюсь быть твоим первым мужчиной.
– Почему? – наивно поинтересовалась я.
– Потому что ты хочешь другого. И ты не любишь меня, – грустно говорил Гарик. – Может, так даже и лучше. Я больше не буду надеяться. Но я не смогу тебе помочь. Пожалуй, я сейчас пойду.
