Барбара Брэдфорд - Быть лучшей
Она быстро прошла через холл вдоль бесконечной, казалось, галереи, заполненной образцами лучших па рижских магазинов. Добравшись до холла поменьше, поднялась на лифте на седьмой этаж и чуть не бегом бросилась к номеру. У двери остановилась, дрожа от нетерпения. Дверь была слегка приоткрыта. Ее явно ждали. Пола вошла, тихо прикрыла за собой дверь и прислонилась к косяку, чтобы хоть немного отдышаться.
Он стоял у стола, без пиджака, с закатанными до локтя рукавами белой рубашки и со свободно болтающимся на груди галстуком. Разговаривая по телефону, он приветственным жестом поднял руку и широко улыбнулся. Оборвав себя посредине фразы, выслушал то, что ему сказали на другом конце провода, и быстро проговорил по-французски:
– Благодарю, Жан-Клод, до завтра.
Они двинулись друг другу навстречу одновременно.
Проходя мимо столика в стиле Людовика XV, на котором стояли бутылка шампанского во льду и два хрустальных бокала, Пола небрежно заметила:
– Ты ведь не сомневался, что я приеду, да?
– Разумеется, – со смехом ответил он, – ведь я неотразим.
– А также являешь собой образец скромности.
Встретившись посреди комнаты, они секунду помедлили, глядя друг на друга.
– Я поначалу решила не ехать, – быстро проговорила Пола. – Я так беспокоилась о детях… я нужна им…
– Своему мужу, мадам, – проговорил он, – вы тоже нужны. – И с этими словами заключил ее в объятия, крепко целуя в губы. Она ответила на его поцелуй, прильнула к нему, и они долго не отрывались друг от друга.
– О, Шейн, – глубоко вздохнула она наконец, – ты же знаешь, что я всегда твоя.
– Да, знаю, – ответил он и, коротко рассмеявшись, откинулся назад и медленно покачал головой. – Но вокруг тебя всегда кто-нибудь вьется. – В его вкрадчивом голосе слышалась легкая ирония. – Дети, родственники, секретарши, служащие, так что один на один с тобою и не встретишься. Вот почему, вылетая сегодня утром в Париж на встречу с Жан-Клодом, я решил, что этот уик-энд мы проведем вместе. Без обычной свиты. Ты да я. Тем более, что ты уезжаешь в Нью-Йорк. Мы ведь заслужили это, разве нет?
– Ну, разумеется, да. – Пола смущенно улыбнулась. – Еще на пути сюда из аэропорта я поклялась себе, что и слова не скажу о детях, но вот я здесь только пять минут и уже…
Шейн мягко прикрыл ей рот ладонью.
– Ш-ш-ш. Что же, я не знаю, что перед поездкой тебе хочется повидаться с детьми? Так ты их увидишь.
– Как это? – она удивленно посмотрела на него.
– Сегодняшний вечер и суббота принадлежат нам. А потом Кевин доставит нас на Ривьеру, и воскресенье с понедельником мы проведем с ребятами. Ты вылетишь в Нью-Йорк на день позже, вот и все. В среду, а не во вторник. Согласна?
– Конечно, согласна, родной мой! Какая чудесная идея и как мило с твоей стороны, что ты подумал не только о нас с тобою, но и о детях, – воскликнула Пола.
– Но это и мои дети, – усмехнулся Шейн.
– Да, но последние две недели ты занимался ими без меня, и, наверное, с тебя этого вполне хватило.
– Да… в каком-то смысле. Но я знаю, как им не терпится увидеть тебя, и мне вовсе не хочется их разочаровывать или выглядеть в твоих глазах полным эгоистом… Словом, я готов разделить тебя с нашим потомством. В конце концов тебя ведь не будет больше месяца.
Пола с любовью посмотрела на него.
– Да… – Она помолчала и, поколебавшись мгновение, мягко, почти робко спросила: – Как там Патрик? С ним все в порядке? – Ее темные брови сошлись, и в голубых глазах явственно отразилась тревога.
– Все хорошо, Пола, он наслаждается жизнью, как и положено в его возрасте, – успокоил ее Шейн. – Ради Бога, дорогая, не волнуйся ты так. – Приподняв ее голову за подбородок, он добавил: – Патрик в полном порядке.
– Извини, Шейн, я знаю, что веду себя, как наседка, но ведь он еще такой маленький и… другой, не похожий на остальных. А ребята такие проказники, и я всегда боюсь, когда он оказывается вне дома…
Она не закончила фразу, не желая прямо говорить о вечном своем беспокойстве за их первенца. Патрику было семь, и, откровенно говоря, он явно задерживался в развитии. Вот почему Пола так переживала, когда его не было рядом.
Шейн тоже очень заботился о сыне, но порой мягко журил Полу за чрезмерную нервозность. В глубине души она знала, что Шейн прав, и изо всех сил старалась сдерживаться и вести себя так, словно Патрик ничем не отличался от своей пятилетней сестры Линнет и от двенадцатилетних близнецов Лорна и Тессы – детей Полы от Джима Фарли.
Шейн участливо посмотрел на жену, вполне понимая ее трудности с Патриком.
– Я не говорил тебе раньше, – заметил он с улыбкой, – что пока мы жили на вилле, Линнет стала Патрику настоящей маленькой мамой. Она взяла его под свое крепкое крылышко и даже покрикивать на него стала. А уж как Лорн относится к Патрику, ты знаешь. Он просто обожает его. Так что волноваться не о чем, милая, и…
Стук в дверь прервал Шейна.
– Войдите, – Шейн поспешил к двери.
Вошел, радушно улыбаясь, портье с дорожной сумкой и чемоданом Полы. Шейн проводил его в спальню, показал, где поставить вещи, и дал чаевые.
Затем подошел к столу и принялся открывать шампанское.
– Слушай, – сказал он, – хватит о детях. Еще раз повторяю, с Эмили и Уинстоном им прекрасно.
– Хорошо, хорошо, милый.
Еще минуту назад мысли Полы были заняты сыном, но теперь она заулыбалась, в уголках ее глаз заплясали огоньки.
– Так ты говоришь, Линнет проявляет характер? Я всегда подозревала, что она унаследовала Эммину властность и не случайно ведет себя как главнокомандующий.
Шейн в комическом ужасе закатил глаза.
– Еще один главнокомандующий в семье! О Боже, дай мне силы вынести это! Похоже, все мои женщины компенсируют таким образом свой простодушный вид. Между прочим, – подмигнув, продолжал Шейн, – Эмили шлет тебе привет. Еще до твоего приезда я позвонил ей и сказал, что мне удалось заманить тебя в Париж и на вилле мы будем только в воскресенье. Она ужасно обрадовалась, узнав, что мы решили хоть немного побыть вдвоем, и сказала, чтобы ты ни о чем не волновалась! А теперь – как насчет бокала этого божественного напитка перед ужином?
– С удовольствием, дорогой.
Предоставив мужу договариваться с портье, Пола уселась на диван, поджав ноги.
Сколько бы ни длилась разлука – четыре дня или две недели, – ее всегда волновали встречи с ним, она всегда физически ощущала его присутствие. Тут все имело значение: и сила духа, которой он был наделен, и рост, и стать, и обаяние. Шестнадцать лет назад, когда отмечали его день рождения – Шейну тогда исполнилось двадцать четыре, – Эмма Харт сказала, что это блестящий человек. Слова эти и посейчас не утратили своей правоты. Он был и впрямь потрясающий.
