Наталья Порошина - Василиса Прекрасная
— Я, с вашего позволения, закурю, целый вечер держалась, — сказала Анна Михайловна и умелыми пальцами заядлого курильщика одной рукой зажгла спичку. — Не люблю почему-то зажигалок.
Запах дыма смешался с ароматом кофе. Василиса, которая невероятно тяжело сходилась с людьми и всегда страдала от мучительного стеснения при общении с незнакомцами, не уставала удивляться: ей так хорошо в этом доме, так интересно в обществе этой и правда прелестной дамы.
«Как это у нее получается?» — спрашивала Вася себя, ошибочно полагая, что это исключительно заслуга хозяйки дома.
— Ты так редко бываешь у меня, — грустно проговорила Анна Михайловна, обращаясь к сыну. — Вася, пожалуйста, навещайте меня почаще. Даже и без Игоря, я всегда буду рада видеть вас у себя. В любое время.
— Мама много времени проводит дома, — сказал Игорь. — Слава Богу, работа в издательстве позволяет ей это. Хотя я бы не сказал, будто ты скучаешь, и я так уж редко захожу к тебе. Ну а сейчас…
— Вам пора, — грустно подхватила Анна Михайловна. — Ну что ж, надеюсь, расстаемся ненадолго.
Она проводила их до двери, тепло попрощалась, и дверь, жалостно пискнув, закрылась за ними.
— Мне показалось, ей очень одиноко, — сказала Василиса, когда они уже мчались по ночной Москве.
— И ты не ошиблась. Заметила — мама немного хромает? Несколько лет назад попала в автокатастрофу, отец скончался у нее на руках.
— О, извини, — она немного помолчала. Но тогда почему ты так редко…
— Редко? Минимум раз в неделю. Просто, наверное, время для нее сейчас тянется невыносимо медленно. Они очень любили друг друга.
Словно желая сменить тему, он погромче включил музыку. Вася откинулась на сиденье: было грустно и светло. Они подъехали к ее дому, Игорь выключил мотор, положил руку на колено Василисы.
Не открывая глаз, девушка почувствовала, как томление начало охватывать все ее существо. Она улыбнулась и вдруг ощутила на своем лице сначала его дыхание, потом губы. Игорь целовал ее, нежно, ласково, скользя губами по щеке, подбородку. Теперь его руки сомкнулись у нее за спиной, губы стали настойчивее, дыхание жарким. Василиса внезапно лишилась всех своих сил, она обмякла в его руках, ноги стали ватными, неподъемными, зато каждая клеточка ее тела взывала к нему: я твоя, я твоя… Сознание ее, уступив натиску очнувшегося тела, погрузилось во тьму. Вася застонала.
— Тебе больно? — встревоженно спросил Игорь, на секунду замерев.
— Нет, что ты… — Язык ее почти не слушался.
Игорь припал к ее губам, будто стремясь напиться из живительного источника.
Рука его теперь опустилась на ее грудь, Василисе показалось, что она больше и выдержит, сердце ее разорвется, и она умрет.
— Нет, нет, подожди… — прерывисто зашептала она. — Пожалуйста, не торопись, пожалуйста, дай мне время, я не могу…
— Но почему? — Игорь еще крепче прижал ее к себе. — Я так хочу тебя…
— Но я… я… — Василиса не знала, что сказать. Она вдруг испугалась.
— Что? Скажи. — Он опять начал ласкать ее грудь, и рассудок Василисы вновь, сделав насмешливый реверанс, отступил перед желанием.
— Ты ведешь себя будто школьница, будто ты еще девственница, — прошептал между ласками прямо ей в ухо Игорь. И тут же ощутил, как напряглось ее тело, оно словно отторгало его от себя.
— А, по-твоему, это большой недостаток? — Васин голос прозвучал громко, как одинокий выстрел в наступившей тишине.
— Ох, черт, то есть прости меня… Так ты действительно?.. — Он со стоном зарылся в ее волосах. — Девочка моя, прости меня, олуха.
Непрошенные слезинки поспешили воспользоваться моментом, показали свои блестящие рожицы. Она зло смахнула их.
— Я провожу тебя до дома. — Игорь вздохнул.
Василиса коротко кивнула, скованно, боясь выплеснуть обиду, вылезла из машины, дожидаясь его, быстро направилась к подъезду. Игорь догнал девушку, обнял, почувствовав ее напряжение, убрал руки. Они торопливо и сухо попрощались. Оказавшись в одиночестве, Вася разрыдалась.
«От любви действительно одни неприятности», — успела подумать она, бросившись на кровать и уткнувшись мокрым лицом в несчастную подушку.
9
Ей снился сон.
Будто она одна, посреди пустой безжизненной поляны, и вокруг нее сгущаются сумерки, делая очертания неясными и, подобно фокуснику, превращая предметы под своим тягучим покрывалом в безруких и безногих чудищ.
Василиса стоит, боясь шевельнуться и не зная, куда идти. Она потерялась. Тени надвигаются на нее, подбираются все ближе, и, наконец не выдержав, она решается пойти куда глаза глядят, только бы прочь от этой поляны. Пытается сделать шаг, но ноги ее начинают вязнуть, и она с удивлением обнаруживает, что стоит в песке, который медленно заглатывает ее. Старается выдернуть ногу, но тут одна из теней прямо перед ней превращается в совиную голову с человеческим ртом, из которого доносится тявканье:
— Время стало, как песок! Время стало, как песок, — вдруг голова захохотала и куда-то бросилась. А Василиса уже стоит по грудь в воде. Вода грязная, вся в тягучих водорослях, они цепляются за ноги, за руки, обволакивают ее тело, тащат за волосы. Пытаясь как-то выпутаться, Вася делает рывок, отгребает водоросли, те валят ее. Она захлебывается, хотя все же умудряется подняться на ноги — и тут оказывается, что воды-то ей по колено, но кругом одна грязь, и ноги ее засасывает уже ил.
Теперь Вася стоит посреди пруда, и что-то темное, скользкое, очень большое рассекает неглубокую грязную воду и движется прямо к ней. Девушка цепенеет от ужаса, хочет закричать, но горло стискивают водоросли, которые вплелись в волосы, и крик застревает внутри.
И тут — о счастье! — она видит: на мостках, совсем рядом, кто-то сидит, кто-то бесконечно ей родной, кто-то, кто спасет ее. Василиса старается разглядеть сидящего, но его лицо все мокрое, и это мешает ей узнать человека.
«Почему такое мокрое лицо?» — недоумевает она, и вдруг ее осеняет. Слезы! Ну да, слезы. И Василиса мгновенно узнает — это Анна Михайловна, мама Игоря. Она поможет ей. Ведь она обещала. Но почему она плачет? Ну как же я забыла: у нее вчера погиб муж. И сейчас, здесь, оно оплакивает его.
Что-то гладко-скользкое задевает Василису по ноге, и крик ее прорывается наружу, она кричит, кричит, но Анна Михайловна не двигается с места — почему? почему? — и тут девушка с ужасом видит: у нее нет ног.
В последнем рывке отчаяния она хватает первое, что попадается ей под руку — это оказывается птичий хвост, — тянет его, совиная злобная морда оборачивается к ней, раскрывает свой человеческий рот, и оттуда вырывается громкий звон.
