Марина Палмер - Целуй и танцуй: в поисках любви в Буэнос-Айресе
Армандо тем временем ввернул что-то о своем недавнем разводе. Я сочувственно кивнула и поспешила сменить тему — вдруг он, чего доброго, решит, что меня хоть в малейшей степени интересует его семейное положение. Куда более меня интересовало, когда он увлекся танго. Отвечая на мой вопрос, Армандо наклонился ко мне так близко, что я почти отшатнулась. Я не люблю, когда вторгаются в мое личное пространство. Но что я услышала! Еще учась в университете в Буэнос-Айресе, а был он довольно привлекательным (это что — приманка? Но я не клюнула), он подрабатывал себе на жизнь в кафе-кондитерской, где одинокие дамы (старые кошелки?) коротали вечера в объятиях молодых мужчин. Да он жиголо! Теперь понятно, почему такой загар! Пока Армандо говорил, его рука медленно двигалась по стойке бара и к концу тирады про кондитерскую властно накрыла мою руку.
— Mi amor-r-r[20], потанцуй со мно-о-ой, — закончил он свою речь. И тон, которым Армандо это произнес, означал: отказать с моей стороны будет глупо. Интересно, по завершении танды он подаст мне счет? Как бы то ни было, я согласилась.
Мы отыскали маленький свободный уголок на танцполе и, выжидая, пока трио заиграет, замерли. Когда раздалась музыка, Армандо обнял меня за талию и… это была любовь с первого взгляда. Опять?! Мне трудно было в это поверить. С момента смерти бедного Оскара прошло всего ничего, а я… И ведь подумать только — в настоящем мире можно прождать любви с первого взгляда всю жизнь и так и не узнать, что это такое, а тут же подобное — почти правило. К тому же я начала замечать тенденцию: чем больше у вашего партнера странностей, тем больше вам нравится танцевать с ним. Иначе как объяснить, что я восхитительно чувствую себя с человеком, который столь далек от моего идеала мужской красоты? Я покачиваюсь в объятиях мужчины, к которому при иных обстоятельствах не прикоснулась бы даже палкой длиной десять футов? К тому же он годится мне в отцы. Впрочем, мне уже поздно страдать от комплекса Электры.
«Что со мной происходит?» — спрашивала я себя. Чувства, однако, не помешали мне задаться мыслью, не выгодней ли заплатить Армандо сразу за всю ночь, нежели вознаграждать за каждую танду. И не готов ли он предоставить мне скидку.
Когда танда завершилась, Армандо подвел меня обратно к бару. Я испытала чувство облегчения: было непохоже, чтобы он собирался выставить счет за свои услуги. Почему мне не пришло это в голову раньше?
— Que barbara![21] — воскликнул он (дома заглянуть в словарь). — Ты станешь просто п-р-р-р-рекрасной, пр-р-р-рек-расной танцовщицей!
— Ты правда так думаешь? — радостно спросила я.
— Ты легкая словно пер-р-рышко! И покор-р-р-ряешься с такой стр-р-растью! Танцевать с тобой пр-р-росто удовольствие!
Все верно: страстное принадлежание в танце — мой конек. Армандо не первый сказал мне об этом, и скорее всего он говорил искренне. Я начинаю думать, причина в том, что я слишком боюсь быть уязвимой в «настоящей жизни», поэтому компенсирую этот страх на танцполе. Танго — превосходная сублимация любви. И мне не нужен психолог, который бы пролил свет на сей факт. Или же, раз уж на то пошло, Армандо.
Музыканты заиграли снова, и он мгновенно испарился. Он не должен был исчезать так быстро! Но на долгие обиды у меня не было времени. Армандо сломал лед, и другие мужчины, которые за нами наблюдали, теперь толпились вокруг меня. Если сказать более определенно, я не присела до двух ночи. К тому времени как сказала себе «стоп», я успела забыть, в каком страхе пребывала в начале вечера. Напрочь забыла я и об Армандо.
19 мая 1997 года
Но Армандо обо мне не забыл. Это стало ясно пару дней назад, в «Данс Манхэттене», где он снова вознес меня на небеса и заставил не на шутку задуматься: что со мной творится?
Я запуталась еще больше, чем раньше. Что не помешало мне, впрочем, станцевать пять, да, именно пять, танд подряд! Конечно же, никто не ожидает, что вы станете танцевать так много с одним и тем же мужчиной. Подобное поведение может составить о вас дурное впечатление. Однако мне было слишком хорошо, чтобы отказываться от удовольствия. И почему нельзя гнаться за двумя зайцами? Или даже за тремя?
Конечно, если бы я втерла десяток других партнеров между пятью тандами, что протанцевала с ним, то показала бы, что не испытываю к нему ни малейшего романтического интереса. И подобное поведение, заметим, стало бы образцом элегантного общения на танцполе. Ведь абсолютно же ясно, что хоть мне чуть не до обморока нравится с Армандо, нет оснований лишать себя наслаждения танцевать с другими мужчинами. Какая же я умная! Характерный логический ход круглой идиотки!
Танго зиждется на неопределенности. Забыть об этом невозможно. Вот почему этот танец для многих сродни наркотику. Дело в том, что мы не знаем, где истина, а где иллюзия, и это заставляет нас постоянно возвращаться за новой дозой. Можете даже не пытаться разгадать эту тайну. Многие над ней бьются, однако им суждено лишь скользить по поверхности. Желание пробуждается и из-за нескончаемо долгой прелюдии не гаснет — прелюдия же никогда не заканчивается сексом. Ну, по крайней мере не там и не тогда. Я убеждена: говоря о безопасном сексе, как правило, подразумевают танго. Представьте только, вы сгораете от огня двадцать четыре часа в сутки, и нет никакой возможности утолить свою страсть. «Разочарование» — вот слово, которое приходит на ум.
Ритмично двигаясь в объятиях Армандо, я по-прежнему ощущала себя в безопасности. И причина — в двусмысленной сути танго. Мне казалось, он должен был это понимать. Я отдавалась искренне. Но только в границах танцевальной площадки. За пределами танца моя покорность улетучивалась. Только танго позволяло мне такую откровенность. Можно даже сказать, предписывало.
— Давай пообедаем вместе, моя дор-р-рогая, — прошептал он мне на ухо, и его губы коснулись моей шеи, у самой мочки.
(О Боже! Он воспринял мою покорность буквально.)
Я готова была закричать «На помощь!». Если бы только не танцевала с ним щека к щеке. Необходимо было найти тактичный способ избежать ужина, и как можно скорее! К сожалению, когда отчаянно пытаешься изобрести предлог, чтобы не встречаться с человеком, это никак не удается. Я не нашла ничего лучше, как со всего маху лягнуть его в голень, когда он пытался вывести меня в ганчо.
— О Боже, мне та-а-а-ак жаль, Армандо! — воскликнула я в ужасе от содеянного.
— Ничего стр-р-рашного, моя дор-р-р-рогая! Ты полностью искупишь свою вину, если поужинаешь со мной на этой неделе!
Армандо, казалось, ничем было не пронять.
— Огромное спасибо, Армандо, это было бы чудесно. Но, боюсь, я уже занята на этой неделе, — прощебетала я, наращивая теплоту в голосе. Мне хотелось смягчить удар. Ну разве не очевидно? Никакой неопределенности. Однако Армандо придерживался другой точки зрения.
