Аглая Оболенская - За миг до тебя
— Хочешь, поговорим, дочка? Что тебя гложет? — он обращался к ней, точно родной отец, тепло и заботливо, и не походил на злодея. На восьмой день она спросила:
— Зачем вы меня сюда взяли?
— Ты нуждалась в помощи.
— На улицах много таких как я, беспризорных бродяжек. Всем не поможешь.
— Много, — легко согласился, — но ты особенная. Мне трудно объяснить тебе, дочка, мотивы моего поступка. Честно сказать, я не думал, что ты здесь останешься. Хотел накормить, умыть, дать одежду…
— Откуда у вас мои документы? Без них меня бы не приняли в школу.
— Вах, как много вопросов накопилось в этой маленькой головке. Ты в праве не доверять мне, девочка. Твои документы я купил. Дал твоей тёте деньги, которые ты взяла у неё. Добрые люди сказали, что большую часть этих денег заработала ты. Твоя тётя дала мне свидетельство о рождении. Ми просто поменялись, — когда Гия волновался, в его речи усиливался акцент.
— Просто? Она просто отдала вам мои документы и забрала у вас деньги? Даже не спросила, что со мной будет?
— Таковы особенности товарно-денежных отношений. Ничего личного. Я прошёл долгую школу, а никак не привыкну к этому. Твоя тётя любит тебя, но она слабая женщина, прости её.
— Вы-то чем лучше, вы же купили меня! Заплатили деньги и можете владеть. Можете продать, можете по частям…
— Что ты говоришь такое! Я никогда не смогу так поступить. Ты — как глоток свежего воздуха. Каждый день я себе говорю — ай, Гия, ай, маладец, одним счастливым человеком на земле стало больше. Но тебе плохо с нами, плохие вещи про меня думаешь…
— Да не думаю я про вас плохо! — закричала Полина и разрыдалась. — Мне хорошо здесь, хорошо с вами. Только… я боюсь…
— Чего ты боишься, маленькая птичка?
— Боюсь верить. Когда меня… когда Бодун меня…
— Молчи, не надо об етом…
— Нет, я хочу рассказать! Вы поймёте. Подо мной было много крови. Он возвышался страшный, голый, тоже в крови. У меня сильно болели ноги и грудь. А он улыбался. Сказал — ты сама этого хотела, сучка. Тогда я сбежала и поклялась себе никому не верить…
Гия Давидович сжал голову руками и раскачивался из стороны в сторону. Они долго молчали.
— Не могу взять твою боль, не в силах. Она останется с тобой, как шрам на сердце и будет кровоточить в ненастную погоду. Не уверен, что судьба этого нелюдя облегчит её. Но ты должна знать — его уже нет среди живых…
— Нет?
— Добрые люди рассказали, что он погиб в пьяной драке. Его закололи, как свинью на бойне свои же собутыльники. Кровь из его разорванного горла забрызгала всех, кто был рядом… Он смыл позор кровью, и теперь Бог ему судья. Прошу тебя, девочка, не ожесточай своё сердце. В этом доме ты под надёжной защитой.
Полина быстро пошла на поправку. Странно, но известие о смерти Бодуна обрадовало её. Прошедшее отдалилось, став похожим на кошмарное сновидение — ведь жизнью правят живые люди. Георгий Давидович оформил над Полиной опекунство до наступления совершеннолетия и ждал приезда жены с тем, чтобы обсудить одно важное для себя решение. Он решил удочерить девочку.
В один из пасмурных вечеров конца сентября Поля наткнулась на два бумажных свёртка. Развернув, извлекла из них льняную и фланелевую ткани. Удивилась, что могла забыть о просьбе Гии, а он, в свою очередь, не напоминал, чтобы не тревожить.
— Почему ты не спрашиваешь меня о профессии? — со дня пролившихся откровений он позволил ей перейти на "ты". — Не желаешь больше устраивать экзамен?
— Поверю на слово, — Гия Давидович расплылся в улыбке, — и что ты мне принесла?
Он осторожно потрогал ткань, зачем-то понюхал и изумлённо заглянул Поле в глаза:
— Я забыл дать тебе денег?
— Да нет, дал, даже с гаком.
— Тогда почему ты вибрала самую дешёвую?
— Какой ты глупый! — она обвила руками его толстую шею и чмокнула в макушку. — Такой взрослый и такой глупый. Представляю, сколько стрижет с тебя твой портной! Я перерыла столько материала, и он почти весь красивый и дорогой, но тело в нём не дышит.
— Ай, умница! Скажи, откуда знаешь это?
— На личном опыте. Тётя Ира к нам приходила, я много чего перешила ей. У неё платья старые, но сплошь импортные. Шёлк, ситец, лён. Я тоже, как ты, гримасничала — фи, мол, за границей и ситец! У нас его завались, вот нейлона днём с огнём не найдёшь. Что иностранцы, с жиру бесятся? А она говорит — они, эти иностранцы, в отличие от нас не о красоте показной в первую очередь пекутся. О здоровье своём драгоценном! Его же за деньги не купишь!
Полина давно решила, что шить будет Тамаре и не что иное, как кардиган. Она много и подолгу листала семейные альбомы Цхеладзе, вглядывалась в портреты девушки, написанные маслом, наблюдала за её плавными движениями и летящей походкой. Не ускользнул от юной портнихи и стиль одежды, предпочитаемый Тамрико в будни и праздники — её любовь к прямым и трапециевидным силуэтам. В одной из своих прошлых жизней дочь Гии Цхеладзе обязательно была испанкой, красивой, гордой, независимой сеньорой, разбивающей сердца и благословляющей на подвиги. Генетическая память той жизни зажигала девушку в танце, позволяла на какое-то время войти в себя — давнюю, забыв о настоящем.
В шкафу-купе на самой нижней полке томился в ожидании своего часа песочный норковый палантин из Тамариного детства. Легко расставаясь со старыми вещами в пользу многочисленных родственников, его единственного девушка хранила и лелеяла. На свой страх и риск Полина решила вдохнуть в него новую жизнь. Раньше ей приходилось иметь дело лишь с куцыми лисьими спинками и оленьими шкурами, а тут — густая переливающаяся норка! Пальцы млеют от прикосновения… Норка-норочка, не тебя ли бедную дерзко кромсают на мелкие-премелкие кусочки грубые портняжьи ножницы? Кружки, звёздочки, витые огурцы. У Полины никогда не было подобной роскоши, это облегчило задачу порчи чужого имущества, но, несмотря на отчаянность предпринятого шага, она чутко слушала шаги и шорохи за дверью. "Тамарка убьёт меня, если увидит! Я должна успеть. Должна…" Меховые частички одна за другой усеивали детали пальто: спинку, полочки, рукава и бо-ольшой сюрприз в духе Испании — мантилью. Именно мантилья навела Полину на мысль о меховом кружеве. Ей и раньше нравилось придумывать всякие необычные замысловатые орнаменты. Рука, послушная фантазии, двигалась в одном с ней ритме…
Очень долго оттягивала швея-новатор момент истины. До тех пор, пока Тамрико сама не обнаружила пропажу из шкафа любимого палантина. Гия Давидович застал дочь в слезах, отчаянии и груде разбросанной по полу одежды.
— Что случилось, вах!
Полина в это время пряталась за его широкой спиной.
