Единственное число любви - Мария Барыкова
И было новоселье — с закусками, расставленными на снятых дверцах встроенных шкафов, со множеством тостов и шумным весельем. И когда гости наконец разошлись, наши объятия на расстеленном посреди большой комнаты спальном мешке были яркими и счастливыми, и я, опять-таки впервые, пожалела, что в эту ночь нам не суждено зачать ребенка. В те годы я тщательно предохранялась.
Надо сказать, что к этому времени мой муж стал неплохо зарабатывать. Коллеги уже отзывались о нем как о первоклассном хирурге, у него появилась собственная клиентура, а один из шкафов новой квартиры постепенно заполнялся подарками его больных — обычно это был дорогой парфюм, конфеты, коньяки, а иногда и просто так называемые «продуктовые наборы», которым я очень радовалась — наступало время пустых прилавков и талонов на еду. Надо отдать Игорю должное — вначале он пытался отказываться от подношений, и я помню его возмущенные тирады по адресу назойливых родственников больных, что всеми правдами и неправдами пытались «отблагодарить» его. Но ведь долго противостоять этой практике в одиночку невозможно, такое мало кому удается…
Итак, нам оставалось обставить квартиру и расплатиться с долгами. Работая вдвоем, мы рассчитывали сделать это в течение года, а дальше меня — по нашему плану — ждали радости материнства. Я мечтала о том времени и присматривалась к импортным детским вещам, появившимся в магазинах на смену привычному советскому убожеству. Стоили они немыслимых денег, но мы с Игорем считали, что у нашего ребенка будет все самое лучшее. А пока… Пока была работа и только работа. Игорь часто оставался на ночные дежурства, днем была занята я, и поэтому не каждые сутки нам удавалось даже просто увидеться.
В Озерках открывалась новая городская больница, оснащенная самым современным оборудованием, и моего мужа пригласили туда работать, что было несомненной удачей. Я помню, как, впервые попав в это огромное здание, испытала настоящую гордость за нашу профессию. Сейчас многие забыли о том, какие надежды связывались с перестройкой, но я вспоминаю о них каждый раз, бывая в этой больнице. Игорь там уже давно не работает. Впрочем, он и тогда относился к моим надеждам скептически… Но я отвлеклась.
Когда муж начал работать в Озерках, дорога на работу стала занимать так много времени, что теперь мы виделись, лишь когда его редкие выходные совпадали с моими. И мы решили, что нам нужна машина. В приобретении двухлетней «тойоты» с тогда еще не запрещенным правым рулем помог один из бывших пациентов Игоря. А когда однажды утром муж обнаружил нашу серебристую красавицу вскрытой и ограбленной, перед нами встал вопрос покупки гаража…
Конечно, жизнь в стране менялась, и с теми же проблемами сталкивались многие семьи. И многие так или иначе сумели решить их… Но не мы.
Будучи профессиональным врачом, я не сумела ни вовремя заметить, ни тем более предотвратить беду, подстерегавшую нашу семью.
Игорь начал пить.
Сначала я не придавала этому особого значения и очнулась, когда было уже поздно.
По злой иронии судьбы коллеги Игоря впервые привезли его домой в бесчувственном состоянии именно в тот день, когда главврач нашей поликлиники подписал приказ о моем назначении заведующей терапевтическим отделением. Между этим днем и тем, когда в моем паспорте появился штамп о разводе, прошло два долгих года жизни, о которых не хочется вспоминать. Скажу только, что тогда во мне одновременно существовали две разные женщины: неизменно внимательная к больным, уверенная в себе завотделением поликлиники и… отчаявшаяся жена алкоголика. Пропасть, разделявшая этих женщин, становилась все шире. Никто бы не смог представить себе вторую умело накрашенной и легкой походкой идущей на высоких каблуках по просторным коридорам поликлиники. Никто бы не узнал первую в сидящей на полу у двери квартиры и со страхом ловящей все шумы на лестнице в ожидании мужа. Но обе эти женщины — я.
Нет нужды говорить, что я перепробовала все мыслимые и немыслимые способы спасти Игоря. Кто пережил подобное, знает: погибающий от водки человек может спастись лишь тогда, когда сам всей душой захочет этого. Игорь не захотел.
После развода надо было как-то расплачиваться с долгами. Рассчитывать теперь приходилось только на себя, и я продала «тойоту», а квартиру, свидетельницу нашей беды, без тени сожаления обменяла на однокомнатную хрущевку в том же Купчине, благо это недалеко от моей работы. Игорь вернулся на Социалистическую. Конечно, его мать во всем обвиняла меня, но для меня это уже не имело значения.
Оставшись одна, каждую ночь я мысленно возвращалась к тому, что произошло в моей жизни. Доля моей вины здесь была очевидна. В погоне за благополучием мы откладывали жизнь на потом, а она не прощает этого… Но ведь я работала не меньше Игоря и не спилась! Да и что, вообще говоря, дурного в том, что мы хотели обеспечить человеческую жизнь себе и нормальное детство нашему будущему ребенку?..
После таких размышлений я засыпала только с сильнодействующим снотворным, понимая, что бесконечно это продолжаться не может. У меня развивался тяжелый невроз.
К сожалению, женщины в моей ситуации редко обращаются за помощью к специалистам. И я не знаю, решилась ли бы на это я, если б сама не была врачом.
Так или иначе, двух месяцев лечения хватило, чтобы выйти из кризиса, и к тридцатипятилетию я обрела способность по-новому смотреть на мир. Нужно было как-то устраивать жизнь. Я даже не столько мечтала о муже, сколько о ребенке. Моя сексуальность, долгое время безжалостно подавляемая, заявляла о себе страстным желанием прижать к груди маленькое розовое нежно пахнущее существо. И я стала подыскивать ему отца.
Теперь я новыми глазами смотрела на коллег-мужчин, на больных, приходивших ко мне на прием, и просто на встречных мужчин на улице. Я не избегала знакомств, но была недоверчива — как человек, однажды переживший крушение.
Известно, что творится в районных поликлиниках во время эпидемий гриппа. Количество квартирных вызовов растет, а ряды тех, кто должен спешить на эти вызовы, редеют. Так было и на этот раз. В разгар эпидемии половина участковых врачей моего отделения лежала с температурой, а среди присланных на подмогу практикантов не было ни одного толкового.
Я вела вечерний прием, принимая больных сразу с трех участков. Поначалу за дверью кабинета стояла ругань, и каждый раз, когда я нажимала кнопку приглашения в кабинет, на пороге появлялись как минимум двое. Но с такими ситуациями я уже давно научилась справляться, так что постепенно гвалт стих и, как мне сообщила выходившая
