Ты просто огонь! - Надежда Николаевна Мамаева
Несколько кадров, видео, надиктованное аудио – все это я отправила с разрешения хозяина через мессенджер в редакцию, благо адрес знала наизусть.
И лишь когда сделала это, поняла: не быть пресс-секретарем тому, кто журналист до мозга костей. Потому что файлы улетели в родную редакцию… Все же новость о пожаре в одном из крупнейших и старейших музеев – это однозначно первая полоса.
Представив эту статью на сайте, я усмехнулась, осознавая, что репортерские рефлексы уже, похоже, неискоренимы. Именно они помогли мне не просто выполнять свою работу, а быть в ней лучшей. И они же не давали мне порой почувствовать себя девочкой. Потому что милые девочки носят на себе красивые платьица, а не профессиональную ответственность! Сейчас именно она, зараза, заставила меня помимо воли включить мозг на полную и запоминать детали, нюансы.
Телефон водителю пришлось отдать. А свой… Когда его еще верну? Не лезть же под руку сейчас к Ворону?
Так что осталось полагаться на память и… выдержку. Ведь только благодаря ей я могла дождаться, когда все потушат, и уже потом отбирать у наглеца свое! И, судя по полыхавшему в музее пламени, это займет какое-то время.
Огонь вырывался из окон восточного крыла здания, его длинные языки напоминали змеиные – так же трепетали, пробуя кислород на вкус, как кобра – след жертвы, чтобы в следующий момент на нее накинуться.
От невыносимо жаркого пламени слезились глаза, а в небо меж тем поднимался столб густого черного, как сама тьма, дыма.
«В таком мраке отлично прятать самые гнусные тайны, – пришло вдруг на ум, – зато огонь, который его рождает, кует героя…»
Героев. Тех, кто сейчас встал лицом к лицу с огнем. Больше тридцати человек. Они действовали как единый слаженный организм.
Но отчего-то мой взгляд невольно раз за разом останавливался на Воронове. Четкие, отточенные движения. Уверенность в каждом жесте, шаге, вдохе.
Казалось, он знал этот красный ад, что бушевал сейчас в стенах музея, как родного брата, и мог предугадать его действия. Удивительно, но среди паники толпы, когда в воздухе вместе с дымом витал дух истерии, мне от одного взгляда на Виктора становилось спокойно.
Было в нем что-то такое… каменное. И я сейчас не о камнях в почках. И не о характере, который, к слову, у белобрысого был точно кремень. Веяло от этого огнеборца силой, как от крепостной стены. Такой, которая может и укрыть, и выдержать тяжелую осаду.
Я помотала головой от непрошеных мыслей. Тьфу на тебя, Поддубник! И подумаешь же такое! Этот же тип непрошибаемый, невыносимый, непредсказуемый… и еще много других «не». И главное – вообще не твой тип!
«Тебе нравятся брюнеты. Худые. Интеллигентные… Как Антон, – вспомнилось некстати, и я помрачнела. – Не восемнадцать ведь тебе уже, Карин. Так что завязывай флиртовать и начинай фильтровать. А еще лучше – послать всех мужиков на… грядки. К многолетним травянистым из рода капустных. В смысле к хренам. Это будет самое лучше!»
Когда я вела с собой такой мысленный диалог, обращаясь на «ты», во мне крепла решимость. Да и идеи казались умнее, что ли…
Это как с утверждением: если высказать его, протирая очки, то оно будет звучать вдвое солиднее. А если протирать не очки, а пистолет с глушителем, то вашим словам поверят в комнате все. Даже табуретки и канарейки.
В общем, я решила: хватит с меня мужиков. Любых. Светлых. Темных. Лысых… И никаких отношений во время вынужденного «пресс-отпуска»! Не все рождены для любви. Может, кто-то и для счастья?
Раздумывая о последнем, я при этом пристально наблюдала за происходящим. И если поначалу смотрела только на огнеборцев, то потом стала замечать и других, не менее важных участников действа – работников музея. В основном это были уже немолодые дамы, чью компанию разбавляли лишь двое «кавалеров». Один был сухонький дедок в рабочем халате. Второй – упитанный усач в комбинезоне. Толстячок держал в руке чемоданчик, из которого торчали отвертки, кусачки и куски кабеля. Не иначе как электрик?
Тут же проснулось профессиональное любопытство, и я подошла к толстячку.
– Неужели проводку замкнуло?.. – спросила словно бы невзначай, ни к кому конкретно не обращаясь, но так, чтобы мужичок услышал.
– Да нечему там замыкать! – с жаром воскликнул толстячок, поворачиваясь ко мне. – Все недавно проверяли! И из трубок ихних газом пшикало, и сигнализация пожарная вопила исправно! Даже когда дыма не было, только пыль от перфоратора. И ведь, собака, так по ушам била, что мочи нет. А трогать – не смей, пока бригада не приедет…
– И сегодня она сработала? – допытывалась я. Все же странно было, что так полыхнуло…
– И сегодня, – согласно отозвался мужичок. – Только опосля того, как полыхало дай боже! – и он экспрессивно махнул рукой в жесте: «Да ну вас!» – а затем спустя несколько мгновений добавил: – За что только эти паразиты деньги дерут и проверки свои устраивают, если ни хрена не работает?!
– И не говори, Евгений Маркович! – шумно возмутилась дама, стоявшая рядом. – Вот потушат, и дирекция на этих молодчиков в суд непременно подаст. Зачем только устанавливали свои пожарные приблуды, если толку от них ноль? А ведь мы почти ремонт закончили в восточном крыле… Сейчас эти Микеланджело со своими брандспойтами по свежей-то штукатурке намалюют новую Сикстинскую капеллу, – едко закончила она.
Я повернула голову и увидела сухую, как пятка, и худую до анорексичности даму. И куда в этакую воблу вяленую поместилось столько желчи?
– Так, значит, горят не экспозиции? – уловила я главное.
– Милочка, еще бы горели они! – возмутилась воблообразная леди.
– Так им и так бы ничего не было… – встрял в разговор до этого молчавший дедочек и получил презрительный взгляд воблообразной. Но старичка это не смутило, и он пояснил: – В залах специальная защита стоит. В случае пожара перед картинами газ особый выпрыскивается, чтоб, значит, они не сгорели.
– Жаль, в реставрационной таких средств нет, – вздохнув, заметила стоявшая чуть поодаль брюнетка. Она как-то задумчиво смотрела на пламя, которое отражалось в линзах ее больших очков.
– А там что-то было ценное? – я повернулась к говорившей и пристально посмотрела на девушку, которая казалась мне вчерашней школьницей.
– «Весточка» Лакронова. Но уже, похоже, больше не будет…
– Это известный художник? – спросила я прямо.
Реставратор ответить не успела. Раздался зычный крик кого-то из пожарных:
– Все! Готово!
Я посмотрела на еще недавно полыхавшее здание. Сейчас оно таращилось на улицу черными провалами окон первого этажа. Они чем-то напоминали мне пасти драконов, страдающих хронической изжогой.
– Заходим! – голос Воронова я узнала сразу, хотя из-за защитного шлема и ворота-стойки его было практически не видно.
Виктор махнул рукой по направлению к дверям и сам первый двинулся
