Сердце в огне - Марина Безрукова
Она напряженно застыла рядом, прислушиваясь к звукам из прихожей. Вот-вот должен был приехать Глеб. Но вместо этого завибрировал телефон:
— Жень, я задержусь… Мы тут с ребятами из отдела посидим в баре недолго… Ты не обидишься? А завтра вместе куда-нибудь сходим…
На заднем фоне слышался звон посуды, разговоры, смех и музыка. Там жизнь. Там веселятся, шутят, пьют пиво и закусывают его жареными свиными ушами и луковыми колечками, наливают в бокал вино и с предвкушением поглядывают на рубиновую жидкость, обещающую расслабление и другие приятности. Мир, словно поделили на две части. В одной — пустой, заперли Женю, а в другой — живут, как будто ничего не случилось. И это справедливо. У них, и правда, ничего не произошло. Люди эгоистичны, и осуждать их за это невозможно. Но почему же тогда так тоскливо на душе?
Подсыхала блестящая желтая горка, отдавая никому не нужные ароматы в воздух. Еще некоторое время Женя просто стояла, опустив голову, опираясь на столешницу. Нет, она не злилась на Глеба, наоборот, пусть уж лучше пьет с коллегами, чем сидит истуканом с ноутбуком или приставкой. Она тоже могла бы позвать подружек и пить с ними мартини. Только вот подружки как-то внезапно закончились. Первые дни после ее возвращения писали и даже звонили, а потом… Потом как-то каждая занялась своими делами. Так уж случилось, что закадычной подруги у Жени никогда не было. Со всеми она общалась ровно и дружелюбно, могла и куда-нибудь выбраться потанцевать и посмеяться, но вот такой близкой души, чтобы, как сестра родная… нет, такой не нашлось. А может быть, потому что Жене вечно было некогда. Не умела она бесцельно болтать по телефону, просиживать в кафе или ресторане. В такие минуты ей казалось, что она убила время, безжалостно и жестоко. А могла бы узнать что-то новое, освоить очередную технику, посмотреть фильм о музеях, которые она мечтала увидеть, да много чего…
Ее мама тоже никогда не любила бездельничать. У подъезда на деревянной скамейке собирались соседки со всего дома: обменивались новостями, сплетничали, обсуждали, кто, как воспитывает детей, а ее мама мышкой пробегала мимо, только здоровалась и всё.
— Мам, а почему ты никогда внизу с соседями не сидишь?
— Да ну… Время только провожать… Мне сегодня нужно блузку дошить…
Задумавшись, Женя машинально потрогала кончиками пальцев щеку. Говорят, лазерная шлифовка может помочь, но это уже потом, когда все ткани зарубцуются. Заметила, что непроизвольно при разговоре поворачивает голову налево, от этого даже стали болеть мышцы шеи. Перед зеркалом собирала волосы в кулак, представляя себе ровное выстриженное каре, такое, чтоб падало на щеки, закрывая изъяны кожи. Понимала, что сама себя накручивает, но ничего поделать с собой не могла. Подернутые невидимой пленкой глаза Глеба каждый день напоминали: теперь она не такая.
Женя вздохнула и решила переставить блюдо с рисом поближе к плите. Нужно переложить всё обратно, в сковороду, хотя вкус уже всё равно будет не тот. Но так, вообще засохнет. Подцепив его обеими руками, успела сделать всего шаг. Блюдо оказалось неожиданно тяжелым. Женя еще пыталась подставить коленку, но посудина уже накренилась, ослабевшие связки и мышцы не справились, и вся остропряная индийская еда благополучно посыпалась на пол. Стол, кафельные плитки, штаны с рисунком авокадо, в которых была Женя, босые ее ноги — всё оказалось засыпано зернышками риса. Неловко подскакивая боком, запрыгало и керамическое блюдо, но почему-то не разбилось. Покачалось и улеглось кверху донышком.
С минуту Женя изумленно смотрела на золотистую россыпь крупы, потом открыла дверцу шкафа и, вынув щетку и совок, не спеша, всё убрала. Побрызгав средством для мытья посуды, губкой оттерла жирные разводы. Тщательно вымыла руки и сразу же помазала их специальной мазью. Прошла в комнату, включила сериал, который пыталась смотреть уже целую неделю. И только после этого, разрыдалась.
* * *
Гремела музыка, струился сладковатый запах кальянов, пахло духами и иногда терпким потом, прилипали локти к стойке, куда со смехом случайно плеснули сладким коктейлем, обнимали ненароком талии или прикасались к плечу разгоряченные руки. На короткое время Глебу даже показалось, что он вернулся в беззаботное прошлое, где по пятницам мог пойти в бар с коллегами и долго болтать и смеяться, скидывая накопившуюся за неделю усталость. Иногда к ним присоединялась и Женя, приезжала уже ближе к десяти, а то и к одиннадцати часам, выпивала коктейль, иногда дурачилась в караоке и танцевала с Глебом, а потом они заказывали такси и целовались на заднем сидении.
В первые дни после возвращения Глеб боялся, что его будут постоянно расспрашивать о случившемся, округлять глаза и сочувственно хлопать по плечу. Но ничего подобного не произошло. Наоборот, все старательно делали вид, что всё нормально, словно и не было никакого пожара, больницы и сбора денег. Глеб был и благодарен за такую реакцию, и в то же время понимал, придется и самому запихать все свои переживания куда подальше и заниматься только работой. Впрочем, у них в офисе так было всегда. Приживаются только молодые, энергичные, без рефлексий и нацеленные на успех.
Раз или два в месяц, нарушая субординацию, в бар заходили начальники отделов. Они расстегивали верхнюю пуговицу белоснежной рубашки, снимали галстуки и прятали их в карман, откуда те настороженно поглядывали на оживленных мужчин и женщин. Лишнего никто себе не позволял, но такие посиделки были призваны показать — мы команда.
Обычно в такой вечер Глеб выпивал пару бокалов пива, но сегодня душа требовала чего покрепче. Виски снова играло янтарной жидкостью в стакане. Бесконечно выедающая сердце тоска, понемногу отступала. Глеб с удовольствием сидел в окружении коллег, смеялся их шуткам, иронизировал над Игорем, который опять не мог определиться между своими двумя дамами сердца.
— Представляете, вчера без предупреждения Катрин вечером заявилась, а я только-только успел Натали выставить… Как чувствовал… — жестикулировал Игорь, зажав в пальцах сухарик с чесноком.
Глеб посмеивался: горбатого могила исправит. Бабник
