Запретные навсегда (ЛП) - Джеймс М. Р.

— Нет никаких шансов получить помощь от Эдо Кашиани или какой-либо другой семьи, — задумчиво говорит Виктор, потирая рот рукой. — Теперь у нас нет ни малейшего шанса на альянс старого света. За это может быть даже нанесен ответный удар Луке. — Он испускает долгий вздох. — Я не собираюсь бросать тебя, Макс. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить тебя и Сашу. Но публично мне придется на некоторое время дистанцироваться. Надеюсь, ты сможешь это понять.

— Я знаю, как это работает. Если бы Эдо знал, что я все еще жив, он бы закончил работу. Лука и его семья, а также ты и твои близкие не должны страдать из-за этого. Катерина и особенно дети нуждаются в безопасности… — Я качаю головой, чувствуя, как тяжесть всего этого ложится на мои плечи. — Прости, Виктор, — говорю я наконец. — Мне жаль, что я принес все это к твоему порогу.

— Не стоит, — решительно говорит Виктор. — Я знал, чем рискую, когда предоставлял тебе свою защиту, Макс. И у тебя это все еще есть, просто не так публично, как раньше.

Он на мгновение замолкает.

— Потрать время, которое тебе нужно, чтобы выздороветь и снова стать мобильным. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы выяснить местонахождение Саши, и мы будем действовать дальше. Но Макс…

— Да? — Внезапный, мрачный тон его голоса заставляет мой желудок сжаться.

— Тебе нужно подготовиться к тому, что она может оказаться вне нашей досягаемости. Что она, возможно, уже мертва или ее, возможно, отправили к Обеленскому. И если это случилось, Макс…

— Не говори этого. — Узел в моем животе становится все туже, мир вокруг меня сужается.

— Я не могу начать войну с Москвой, Макс. Не из-за этого, не прямо сейчас. То, что я сделал, сменив свой бизнес, было правильным поступком, но во многих отношениях тамошняя старая гвардия видит во мне беззубого медведя, над которым другие насмехаются. Обеленский без колебаний попытается использовать это как предлог для установления своего присутствия здесь и сделает заявку на мою территорию. Я не могу…

— Ты не можешь рисковать своей семьей. Я знаю. — Я с трудом сглатываю, во рту сухо, как бумага. — Я также не могу позволить Саше умереть от рук этого человека. Если она там, то мне придется отправиться за ней.

— Я знаю, — тихо говорит Виктор. — Я бы сделал… и уже сделал, то же самое для Катерины. Если есть способ, которым я могу помочь, не рискуя своей семьей, Макс, я помогу.

— Это все, о чем я могу просить.

Когда звонок завершен, я с некоторым усилием приподнимаюсь, откидываю одеяло, чтобы посмотреть на повязку, обмотанную вокруг моего живота. На ней все еще виден слабый розовый оттенок, там, где наспех зашитая рана немного кровоточила. Каждое движение ощущается как удар ножом в живот, и я знаю, что должен быть здесь, исцеляясь, гораздо дольше, чем я могу себе позволить. Что бы ни обнаружил Виктор, мне придется действовать в соответствии с этим. Что бы это ни значило. И когда все закончится, и Саша снова будет в моих объятиях, все изменится.

Однажды я ушел от нее. Я думал, что это был правильный выбор, что я давал ей свободу и защиту, оберегал ее от опасности, гораздо большей, чем она понимала. Я ошибался. Я только сделал все хуже, и потерял все в процессе.

Игнорируя боль, я заставляю себя свесить ноги с кровати, пытаясь отдышаться от острой, скручивающей боли. Когда я чувствую, что в моих легких снова появился воздух, я заставляю себя подняться на ноги, стискивая зубы при каждом обжигающем шаге, пока направляюсь в ванную. Оказавшись там, я открываю кран с холодной водой и плещу водой на лицо. Я выгляжу бледнее, чем обычно, похудевший и слегка ввалившейся на щеках. Я не выгляжу способным кого-либо спасти, не говоря уже о том, чтобы отправиться в Россию, чтобы встретиться лицом к лицу с братвой Обеленского, чтобы вырвать Сашу из его лап.

Но я не могу оставить ее.

Я хватаюсь за край раковины, разглядывая себя в зеркале. Я мысленно перечисляю все, что я сделал, способы, которыми я потерпел неудачу, и ошибки, которые я совершил. Мои руки в крови.

Я всю свою жизнь старался не быть таким, не быть таким, каким был мой отец, каким является Эдо, какими были все влиятельные люди, окружавшие меня. Теперь ясно, что от этого никуда не деться. Я тот, кто я есть, тем, кем я был рожден, и если годы, которые я провел вне этого, вообще изменили меня, я надеюсь, что это дало мне понимание того, что я должен делать, что это сделало меня человеком, который хочет быть хорошим, и поступать правильно.

Но я не могу позволить этому больше ослаблять меня.

Одежда, в которой я был на вечеринке, давно исчезла, ее заменили спортивные штаны, которые я позаимствовал. У меня почти ничего не осталось из моих вещей, но, возвращаясь к кровати, я замечаю четки, которые были у меня в кармане и лежали свернутыми на приставном столике, вероятно, спасенные Джианой.

Я беру потертые черные бусины, перекатываю их между пальцами. Я знаю схему наизусть, слова, не задумываясь о них. Они — часть меня, жизнь, которую я пытался прожить, мужчина, которым я пытался быть, жертвы, на которые я пошел, чтобы стать кем-то другим, а не тем, кем я должен был быть. Я занял место Арта, но в некотором смысле это было мое собственное спасение.

От этого больше не убежишь.

Я сжимаю бусы в руке, прижимая кулак к груди, закрываю глаза и думаю о Саше.

— Где бы ты ни была, — бормочу я, слова, которые сами по себе являются молитвой и обещанием, — я найду тебя. Чего бы это ни стоило, сколько бы времени это ни заняло, я найду тебя. Я найду тебя и верну домой, и я никогда, никогда больше не покину тебя.

Я шепчу эти слова снова и снова, как литанию, мое сердце колотится под моим кулаком.

— Я подвел тебя. Я потерял тебя. И я сделаю все правильно. Несмотря ни на что.

Я вижу ее в своем воображении ясно, как день, ее мягкие рыжевато-светлые волосы и изящное личико, ее сверкающие глаза, заразительную радость, которую она сохраняла, несмотря на то, как сильно мир пытался ее украсть. Мысль о том, что она, наконец, сломается, что она потеряет это, о том, что мой гребаный брат, Эдо, и Обеленский, и все мужчины, подобные ему, наконец-то превратили ее в оболочку ее прежнего "я", делает меня убийцей так, как я не чувствовал себя со времен Алексея. Тогда я думал, что это слабость. Насилие, которое я чувствовал, потребность резать, крушить и обескровить его, жажда мести, которая была сильнее даже того, что я чувствовал, когда нажал на курок в том залитом неоном переулке и оставил убийцу моего брата истекать кровью на земле. Но то же самое насилие, та же самая потребность, вот что приведет меня в Москву и обратно, если понадобится, чтобы спасти женщину, которую я безумно люблю. Женщину, которой я не заслуживаю. Так мне и надо, если на этот раз именно она уйдет от меня, после того как все будет сказано и сделано. Если она сделает такой выбор, я не буду ее останавливать.

Все, что я могу сделать, это сдержать эту последнюю клятву, в последний раз.

Я найду тебя любовь моя.

8

САША

Я не знаю, как я спала. Кажется невозможным, что мне это вообще удалось несмотря на то, что я была совершенно измотана. Когда я просыпаюсь рано на рассвете, мои руки немеют, плечи и локти болят из-за того, что запястья скручены за спиной. Мои губы натерты из-за кляпа, а челюсть сведена судорогой. Хотя я отчетливо помню другие случаи, когда я была такой несчастной, сейчас мне кажется, что это худшее, что я когда-либо испытывала.

Я знаю, что Арт вернется. Я знаю, что в какой-то момент моя судьба будет решена. Как бы все ни обернулось, конец не будет хорошим. Я просыпаюсь со странным чувством спокойствия по этому поводу, и хотя я знаю, что это может продлиться недолго, даже просто отсутствие страха на некоторое время кажется облегчением.

Все эти годы я так и не узнала, кем я была на самом деле. Конечно, я ничего не помню о своей матери, и мое сердце болит от осознания того, что теперь она мертва. Лучшее предположение, которое пришли в голову Максу и Виктору, было то, что она бросила меня, чтобы попытаться защитить от моего отца, зная, что он придет за ней, если она не вернется без ребенка. Больно думать, что она сделала все это только для того, чтобы в конце концов все провалилось. Я думаю о годах, которые я провела в детском доме в России, переходя из приемной семьи в приемную семью, думая, что оба моих родителя мертвы, хотя на самом деле они были всего в нескольких милях от меня.