Порочные лжецы - Лаура Ли
Пейтон откидывается назад и скрещивает руки на груди.
— Неважно.
Боже, что, черт возьми, происходит с этими двумя? Думаю, Эйнсли была права — их отношения только для видимости. Мой вопрос в том, зачем беспокоиться?
Если я думала, что ужин в первый вечер здесь был неловким, то это было ничто по сравнению с этим. Всю оставшуюся часть ужина я сижу и накапливаю информацию. Я наблюдаю за людьми — и всегда наблюдала. Вы можете многое узнать о чьем-то истинном я, просто обратив внимание. А эти люди определенно пытаются что-то скрыть. К счастью, все они настолько поглощены собой, что никто не замечает, что я молчу, и не пытаются вовлечь меня в разговор.
Это настолько очевидно, что они не выносят друг друга. Когда Чарльз и мистер Дэвенпорт обсуждают катание на лодках, игру в гольф или то, как хорошо идут дела в их бизнесе, вы можете видеть, как работает их мозг, пытаясь придумать, что сказать в следующий раз, чтобы превзойти другого. Обе жены за столом улыбаются и смеются, но, когда миссис Дэвенпорт отворачивается, Мэдлин закатывает глаза, смотрит на донора спермы или бросает тоскливые взгляды в сторону мистера Дэвенпорта. У миссис Дэвенпорт тоже есть свой блуждающий взгляд, когда она думает, что никто не смотрит, хотя он направлен на ее пасынка. Хм. Это… интересно.
Что касается Пейтон и Кингстона, то эти двое, пожалуй, самые худшие. Каждый раз, когда Пейтон открывает рот, кулак Кингстона сжимается на коленях. Когда она задает ему вопрос, он отвечает как можно короче. Если она жалуется на что-то или принижает кого-то, что занимает практически весь разговор — Кингстон насмехается или просто игнорирует ее. Пейтон, кажется, не замечает, что он не прилагает никаких усилий, пока она болтает без умолку. А может быть, ей просто все равно. Я не удивлюсь ни тому, ни другому.
Я не могу вернуться в свою комнату достаточно быстро, пока с последним блюдом не будет покончено. Боже, зачем кому-то хотеть так жить? Они все так токсичны друг к другу. Неужели внешность так важна?
***
Приняв душ, я выхожу из ванной и вскрикиваю, увидев громадную фигуру, сидящую на моей кровати. Его губы растягиваются в самодовольной ухмылке, он явно доволен собой за то, что напугал меня. Мой взгляд останавливается на мускулистых руках, когда он закидывает их за голову, расслабляясь, как будто у него есть полное право находиться на моей кровати. Боже, он действительно идеальный представитель мужского пола. Широкие плечи, рельефное тело, полные губы и челюсть, которой позавидовал бы Генри Кавилл. Как может кто-то такой уродливый изнутри быть таким красивым снаружи?
Ореховые глаза Кингстона — его самая выдающаяся черта. Не потому, что они обрамлены черными ресницами, за которые женщины платят хорошие деньги, а скорее из-за их глубины. Без сомнения, этот парень скрывает несколько серьезных демонов. После встречи с его отцом, я готова поспорить, что этот человек — большая часть этого. Когда пристальный взгляд Кингстона впивается в меня, принимая во внимание тот факт, что на мне только полотенце, по спине пробегают мурашки. Ненависть борется с вожделением, когда он разглядывает меня, вызывая всевозможные непонятные эмоции.
Но я не позволю этому придурку запугать меня, поэтому я выпрямляю спину и отвечаю на его ледяной взгляд.
— Что ты здесь делаешь, Кингстон? Как ты вообще узнал, какая комната моя?
Он смотрит на меня таким зловещим взглядом, что я почти теряю свою браваду.
— Нам нужно немного поговорить.
Я делаю сознательное усилие, чтобы расслабить свои конечности, когда иду к своему шкафу и начинаю искать пижаму.
— Если ты здесь не для того, чтобы извиниться за то, что был мудаком, у меня нет желания слушать все, что ты хочешь сказать.
Я напрягаюсь, когда чувствую, как его твердое тело, прижимается к моему. Черт, как ему удалось так бесшумно переместиться через всю комнату?
— Этого никогда не случится. Мы можем с тем же успехом убрать это с дороги.
Я дергаю головой через плечо.
— Ну, тогда ты можешь уйти.
Прежде чем я успеваю осознать происходящее, Кингстон разворачивает меня и прижимает к задней стенке шкафа. Он проводит кончиком пальца по моей обнаженной ключице, смахивая капельки воды, оставшиеся после душа. Я сдерживаю стон, когда мурашки пробегают по всему телу, заставляя пальцы ног подрагивать.
Он наклоняется так, что мы оказываемся лицом к лицу, удерживая меня в плену своего взгляда. Я бросаю ему вызов своим неповиновением, ни разу не отведя взгляд. Я чувствую запах алкоголя в его дыхании, когда жар от его тела проникает в мое. Я прекрасно осознаю, что мое тело прикрыто лишь хлипким полотенцем, так как он держит меня в клетке. Внутри меня разгорается ад, пока мы смотрим друг на друга, без слов передавая что-то… хотя я еще не совсем поняла, что именно.
Кингстон берет меня за подбородок и наклоняется еще ближе, пока не оказывается в нескольких дюймах от моего рта.
— Слушай меня внимательно, потому что я скажу это только один раз. Не лезь ко мне. Я слишком долго и упорно работал, чтобы какое-то новоявленное отродье испортило мне все.
— О чем, черт возьми, ты говоришь? — я борюсь с дрожью, когда его хватка крепнет. Я почти уверена, что у меня останутся синяки в форме кончиков пальцев. — Почему ты, блядь, не можешь просто оставить меня в покое?
Ноздри Кингстона раздуваются.
— Потому что ты отвлекаешь меня.
— Отвлекаю тебя? И в чем моя вина?
Его глаза сузились до щелей.
— Не делай вид, что не знаешь, что делаешь.
У меня отвисает челюсть.
— Я ничего не делаю! В каком поганом мире ты живешь, где ты можешь просто издеваться над кем-то или бросаться подобными обвинениями? Ты здесь по поручению Пейтон? Она хочет, чтобы я ушла? Так вот в чем дело?
— Это не имеет никакого отношения к Пейтон. Мне плевать, чего она хочет.
Я закатила глаза.
— Вау… не ожидай наградыв категории «Парень года».
Он насмехается.
— Я не ее парень, и мы все это прекрасно понимаем.
— Да… Я действительно не думаю, что она согласится. На ужине она выглядела довольно территориальной.
Взгляд Кингстона на мгновение опускается к моим губам.
— Последнее предупреждение, Жас.
Я издевательски смеюсь.
— Или что? Ты не…
Я прерываюсь на полуслове, когда его губы агрессивно набрасываются на мои, его язык требует входа. Я задыхаюсь, что дает ему возможность проникнуть в мой рот. Внутри меня что-то всколыхнулось, что-то чисто первобытное, и прежде чем я успеваю усомниться в