Презумпция невиновности - Екатерина Орлова
В голове снова вихрем проносятся все те моменты, когда Ира плакала в ванной, сжимая в кулаке тесты на беременность. Как она уходила в себя в первый день месячных. Как по ночам пряталась в гардеробной или кабинете, чтобы оплакать очередной провал. А когда я находил ее там, пыталась ругаться и отбиваться от меня. Спровоцировать скандал, чтобы я психанул и развелся с ней. Может, стоило тогда ее отпустить? Может, она не меня хотела освободить, а сама получить свободу? Отбрасываю мысли, с которыми уже давно попрощался, приняв решение оставаться со своей женой до конца, как было прописано в свадебной клятве.
Поднимаю руку Мышки и прижимаю ее к своим губам, глядя на жену. Я не знаю, что сказать ей. Как утешить ту, для которой беременность каждой ее подруги ощущается как собственное поражение? Никогда я не смогу дать Ире ощущение полноценной семьи, если у нас не будет ребенка. Как бы сильно ни старался заполнить собой пустующее пространство, я просто не в состоянии занять в ее сердце место, отведенное для детей.
Мы ужинаем практически в тишине. Все разговоры о каких-то незначительных мелочах, приглушенными голосами. Складывается впечатление, что, если заговорить громче, рухнет хрупкое равновесие, и Ира окончательно расклеится.
Конечно, по дороге домой ни о каком сексе и даже намеках на него речи быть не может. Моя жена в таком раздрае, что сейчас даже малейшее упоминание о плотских утехах наверняка вызовет в ней бурю негативных эмоций.
Я хочу ее утешить, отвлечь, но не знаю как. Все слова, которые приходят мне в голову, кажутся пустыми. Все аргументы — никчемными, а доводы — бестолковыми. Ничто не заменит ей ребенка. Ни отдых, ни работа, ни я сам.
Когда осознаю все это, становится жалко и себя самого. Как будто я теряю ценность в глазах жены. Словно становлюсь менее значимым для нее, потому что не могу дать самого главного. И снова вспоминаю свои размышления трехлетней давности. Может, стоило бы отпустить ее? Дать ей возможность найти мужчину, с которым она может построить полноценную семью? Но нет. Мое мнение с того времени не изменилось. От одной мысли, что какой-то мужик наложит лапу на мою Мышку, что будет тыкать в нее своим хреном, становится плохо. Одно дело — тройничок, когда все под моим контролем, и совсем другое — когда я даже знать не буду, с кем она спит.
Снова беру руку Иры в свою и, сжав ее, кладу к себе на колено. Поглаживаю нежные пальцы с длинным маникюром, пока везу нас домой.
Войдя в дом, обнимаю Иру.
— Тебе хочется чего-нибудь?
— Принять ванну, — бормочет она мне в шею.
— Набрать?
— Я сама, — отзывается Ира.
— Я тогда приму душ во второй ванной.
Ира кивает и, оставив легкий поцелуй на моей шее, идет наверх в нашу спальню, а я — в душ на первом этаже. Пока моюсь, эгоистично раздражаюсь, что секс с женой сорвался. Сейчас я бы не отказался сбросить напряжение известным и понятным мне способом. Сжимаю твердеющий член и разочарованно стону. Насколько, по шкале от одного до десяти, я буду считать себя подонком, если подрочу в душе, пока моя жена, вероятно, рыдает в ванной?
Оставив гиблую затею, быстро моюсь и, обернув бедра полотенцем, иду в гостиную. Включаю камин и, налив себе виски на два пальца, усаживаюсь в кресло напротив искусственного огня. Он приятно потрескивает, но едва ли успокаивает.
Я все думаю, как так получилось, что Ира не знает о моих похождениях? Может, просто делает вид, что не знает? Получается, мы играем в игру: она типа не знает, я типа не изменяю. И как вообще дошло до того, что я практически заменил жену любовницами? Мне кажется, это произошло неосознанно. Сначала я искал забытья в других женщинах, а потом настолько привык успокаивать нервы сексом, что каждый раз теперь, чувствуя разочарование от жизни, иду за утешением в теплые объятия чужих женщин. Самое интересное, что мою нервную систему будоражит и игра, предшествующая сексу. Та самая, которая напоминает погоню охотника за добычей. Мне интересно кружить вокруг девушки, загонять ее в свои сети, а потом, когда она оказывается подо мной, а мой член загнан в нее по самое основание, единственной целью становится оргазм. Дальше я теряю интерес к ней. Откуда ему взяться, если высота взята, рубикон перейден, жертва пала от рук охотника?
Пока что в долгосрочной перспективе мне интересно только с моей Мышкой. Ира для меня, как минное поле. Никогда не знаешь, что она учудит в следующий момент. Как-то она расследовала очень громкое дело одного криминального авторитета, и я думал, нахрен, свихнусь, волнуясь о ней. Причем я видел, что и ей самой было страшно. Видел, что она, каждый раз, покидая дом, оглядывалась по сторонам в ожидании нападения, но при этом ни разу не показала своего страха. Шла к цели напролом, демонстрируя высшую степень отваги и безумия. Именно те черты, которые присущи сильным людям. Уже когда все закончилось, она напилась и рассказала мне, насколько ей было страшно, и что на плаву ее держала только моя поддержка и принятые мной меры безопасности. У меня тогда, кажется, член увеличился вдвое от осознания собственной важности.
Только даже все это не может поддерживать такое ощущение на постоянной основе. У меня нет возможности каждый день проявлять свою сверхмужественность — к счастью, опасные дела в ее практике скорее исключение, чем правило, — что иногда приводит к ощущению, что я недостаточно силен для нее. Может быть, эта некоторая неуверенность тоже приводит к потребности самоутверждаться.
А вообще похуй. Вот правда.
Пока мои «увлечения» не ломают мою семью, которой я дорожу больше своего «хобби», думаю, не стоит париться.
Допиваю виски одним большим глотком и, откинув голову на спинку кресла, прикрываю глаза. По телу разливается тепло от алкоголя, дополняемое тем, которое идет от камина. На улице ветер завывает между деревьями, а дома хорошо и уютно. Атмосфера расслабляет. Сейчас бы включить музыку,
