Второе дыхание (СИ) - Шабанн Дора
Отвозя в выходные Веру во второй спортивный лагерь, рискнул спросить:
— Как тебе всё это? Дома почти не была.
— Нормально. Дома Надька всё время воет, из бабы Леры конфеты выманивает. На качелях я накачалась, на батуте напрыгалась, — Вера спокойно отворачивается и утыкается в телефон.
И что добавить?
— А мама? Люба? Не скучаешь по ним?
В ответ равнодушное:
— Вижу, всё равно, редко.
Как так вышло? Что с семьёй случилось? Как он это пропустил?
Ясное дело, как — на работе жил.
22. Ульяна. Июль. Санкт-Петербург
Лето, ах, лето! Куда же ты бежишь от меня с такой скоростью? Я не успеваю за тобой…
С утренней почтой неожиданно получила от бухгалтерии запрос на подтверждение отпуска. Он, оказывается, у меня через две недели должен начаться. Это что? Уже июль? Боги, что же это творится-то?
Я же ничего не успеваю…
Стоп. Разве? Отставить панику.
Ревизия всесемейного состояния: Вера в пятницу возвращается из второго лагеря; у Любы как раз к началу отпуска должен смениться дежурный сад; родители только что прилетели с моря (опять разругавшись в пух и прах, но, тем не менее); брат бродил по горам месяц назад; сестра обычно отдыхает зимой, а нынче и вовсе — собирается к Шуше в Тиват на Новый год.
Полтора месяца еженедельной терапии слегка проветрили мне мозг, вдохнули сил и желания творить, подарили немного спокойствия на работе и в быту. А тут уже и отпуск.
Так, сверим часы:
— Милый, я на минутку. Ты помнишь, что в пятницу возвращается Верочка, а через две недели у нас отпуск? — не люблю звонить мужу во время работы: он вечно то на селекторе, то на совещании, но тут обстоятельства вынуждают.
— Уль, я сейчас занят.
— Понимаю, но это срочно и важно. Для нас, — не нравится мне этот тон и попытка отложить разговор.
— Я же тебя просил перенеси отпуск на осенние каникулы?
— Что? — хорошо, что не ультразвук, а шипение включилось от офи… удивления.
Тяжкий вздох в трубку, слышу скрежет отодвигаемого кресла, быстрые шаги и следом невероятное:
— Мы же говорили с тобой в начале июня, что, из-за моего срочного и очень важного тендера, поедем на море в октябре. Что, ты забыла, что ли? Вроде в нашей семье у меня горящие проекты… — лучшая защита, говоришь? Нет, я не настолько в бытовом колесе закрутилась.
— Возможно, у тебя есть ещё кто-то, с кем ты обсуждаешь свой отпуск, — да, я злобно-ехидная язва, — но конкретно мне ничего подобного ты не говорил. Поверь мне, Никитский, такое я бы не забыла!
Тишина, перестук пальцами по динамику смартфона, а потом покаянное:
— Уль, прости. У меня тут заметка, что надо тебе сказать про перенос отпуска есть, а отметки о выполнении нет. Прости, замотался.
Нет. Нет во мне ни капли прощения. Да мы этот несчастный отпуск год планировали, обсуждали, ждали, в конце концов! Всей семьёй с девчонками предвкушали. Мы же в феврале всё оплатили.
— Не прощу. Твоя работа всегда была очень важна, и я с пониманием к этому относилась, — беру паузу, унять рвущиеся нецензурные слова и истеричные вопли.
— Да, она важна именно сейчас, и ты это знаешь! Я не могу бросить этот тендер, — начинает увещевать муж.
Возможно, в прошлом году я бы, как всегда, повелась, прогнулась, отправила бы на море детей с бабушкой и дедушкой. Плакала бы ночами в душе, ждала бы осени. Но, к чёрту! Я пять лет на море не была!
— Хорошо, раз такая важность и срочность, тогда сейчас летим мы с девочками, а вместо тебя позовём маму. Осенью с младшими слетаешь со своей мамой. Меня в октябре не отпустят, а у Веры соревнования и четвертной концерт. Извини, что отвлекла, — сбросить звонок, выключить телефон, потому что злость снова накатывает, а трубку хочется разбить об пол и ещё и потоптаться сверху.
Ору.
Хорошо, что кабинет отдельный.
Топаю ногами, впечатывая балетками в пол свою ярость, боль и неоправданные ожидания.
Хорошо, что кабинет на первом этаже, между складами и туалетом, а подвала нет.
Вдох-выдох. Вдох-выдох. Воды холодной глотнуть из бутылки, теперь чаю горячего из чайника.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Хорошо. Хорошо. Всё хорошо.
Вытираю, всё ж таки, пролившиеся слёзы, отправляю подтверждение отпуска в бухгалтерию, набираю мамин номер:
— Здравствуйте, мамо! У меня к тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться…
Боже, благослови родителей-пенсионеров!
23. Артем. Июль. Санкт-Петербург
Неожиданно, но «борзая молодёжь» из «Нового Дома» прилетает в Питер по делам и даже находит время заскочить в офис, чтобы подписать их варианты планировки коттеджей. И выпить после этого за ужином в ближайшем ресторанчике на набережной не отказывается.
Кухня приличная, барное меню выше всяких похвал, вид из окон, по мнению Олега, — «вообще отвал башки». Ребята, без надзора старшего поколения соучредителей, оказываются вполне ничего. Шутят про своё образование: «восемь классов, а девятый — коридор». Рассказывают, что у них до сих пор местами откровенный беспредел, такой, середины прошлого века: «закон — тайга, прокурор медведь, протокол под ёлкой пожевали волки». Планируют оставшиеся пару дней «в Питере — пить!», а потом на капельницы и домой, ибо там суровые старшие коллеги будут встречать у трапа с алкотестером.
Устойчивый вместительный Артёмовский «Тахо» оценили сплошь в восхищённых междометиях. После повествования о семейном положении и составе семьи, в ответ на вопрос: «На фига тебе, доцент, такая колымага?», долго жали руку, хлопали по плечу, смеялись: «Если не сподобимся жениться, пока подрастут твои дочки — считай, что двух пристроил!».
Вздрогнул, хотя ни дождя, ни ветра не было.
Упаси, Боже, от таких родственников! И сразу местные эльфы с орками показались до боли родными и вполне подходящими.
Вызвал ребятам вип — такси и отправил гулять на Стрелку: и красиво, и выпить есть где, а сам покатил домой. Не было ни сил, ни настроения работать.
В опустевшем доме царили чистота и тишина.
За неделю, что семья была на море, он сюда приезжал только поспать и переодеться, а Уля перед отъездом вымыла дом сверху донизу. Так всё и стоит. Даже пыли не видно.
Пусто. Тоскливо. Странно.
Что, если это его будущее? Бюро, проекты, тендеры, чистый, тихий и пустой дом?
Нет, надо спать, а то всякая х*ня в голову лезет.
24. Ульяна. Июль. Море
О, море — море… как же ты прекрасно! Одним своим существованием в моей жизни.
Для задолбавшейся многодетной матери это так много: просто лежать на пляже под зонтиком, слушать шелест волн сквозь вопли детей (прекрасно выделяя голоса своих драконо-принцесс), вдыхать, высунутым из-под широких полей шляпы, носом острый солёный морской воздух, задумчиво, в такт бумкающей в одном наушнике музыке, слегка шевелить ногой в горячем песке, ощущать всем телом порывы обжигающего пустынного ветра.
А потом встать, потянуться, поправить окончательно сползшую на лицо шляпу, пересчитать детей, сгонять весь этот балаган в бар за водой и соками, прихватить усталой бабушке местного рома с колой, а самой сбежать в объятья ласковых пенных красавиц — волн. Немного поплыть, чуть-чуть полежать, покачиваясь на поверхности упитанной звёздочкой, потом лениво грести к берегу и тихо смеяться в глубине души, когда откатывающиеся назад волны утаскивают тебя за собой.
Как же это волшебно всё: зной ежедневно палящего солнца; то шёпот, то рокот прибоя; отпускное безвременье. Всё прекрасно.
Всё, за исключением вечерних посиделок в лаунж-зоне с мамой, пока девчонки отплясывают на мини-диско. И вина в баре приличные, и диваны мягкие, и обстановка умиротворяющая, а, всё равно, тяжко они даются, эти вечера.
Мама, она же «про поговорить». Пока, в начале отпуска, обсуждали школьные и спортивные дела старших, садовую жизнь младшей, рабочие успехи и трудности — было нормально. Даже несколько интересных мыслей на следующий учебный год появились. Потом быстренько проскочили по делам и жизни ближайших родственников: про папу было сказано три предложения, брату и сестре посвятили по вечеру каждому, а потом настал трындец, ибо беседы дошли до наших с мужем отношений.