Жена чужого мужа. Счастье взаймы (СИ) - Романова Злата

– Как умерли? – спрашиваю я.

– Не знаю точно, трагическая случайность, – тут же закрывается Ольга, хотя по лицу вижу, что ей есть что рассказать. – Один умер в детстве, двое других уже в зрелом возрасте. Давайте я присмотрю за малышом, пока вы распаковываете покупки, – меняет она тему, протягивая руки за львенком.

Я отдаю ей ребенка и решаю все-таки одеться, поэтому беру пакеты в свою спальню и нахожу в них красивую теплую одежду: пару вязаных платьев, несколько юбок и блузок, а также несколько пар обуви. Брюк, как ни странно, нет, видимо тот, кто подбирал мне одежду, ориентировался на вкус других женщин этого дома, а они, как я слышала, имеют целый ряд ограничений из-за своих традиций. Только нижнее белье, наоборот, подобрано так, что не оставляет места воображению. Даже в качестве пижамы подобрали пару откровенных ночных сорочек, надевать которые я не имею никакого желания. Но выбирать не приходится, так что я принимаю душ и высушив волосы, надеваю белый комплект полупрозрачного нижнего белья и одно из платьев крупной вязки молочного цвета, которое выглядит удобным и ощущается на теле очень приятно.

Значит, вот какой будет моя жизнь здесь. Я буду есть, спать, смотреть телевизор, выходить в сад и нянчить Асада. Ничего не скажешь, так себе перспективы, учитывая, что даже телефона или компьютера для выхода в интернет у меня нет.

Около одиннадцати ночи, когда Асад уже спит в перенесенной в мою комнату кроватке, а я сижу в гостиной, бездумно пялясь на звезды, в комнату заходит Тагиров. Я совсем не ожидаю его прихода и радуюсь, что не стала переодеваться в пижаму, потому что простора воображению она не оставляет, а одежда для меня является еще одной броней в общении с этим мужчиной и закрытое платье справляется с этим куда лучше.

– Чего тебе? – спрашиваю грубо, потому что его присутствие каждый раз пробуждает бурлящую внутри злость и обиду.

– И тебе доброй ночи, Вита, – вежливо говорит он, закрывая за собой дверь и приближаясь ко мне, чтобы сесть на кресло напротив.

Пиджак от костюма где-то затерялся, а рукава белоснежной рубашки закатаны до локтей, обнажая сильные предплечья, поросшие темными волосками. Я отвожу взгляд, невольно краснея при воспоминании о том, как мне всегда нравились его руки, сколько раз я ласкала их пальцами и губами, пока он наблюдал за мной мутными от страсти глазами.

– Что с тобой? Ты покраснела, – замечает Булат с издевкой, как мне кажется, но его лицо выглядит невозмутимым.

– Почему ты здесь, Тагиров? Говорить нам больше не о чем и я буду признательна, если ты забудешь о моем существовании, – пытаюсь скрыть дрожь в голосе.

– Я пришел увидеться со своим сыном, – с вызовом заявляет он. – Не хочешь меня видеть – иди в ванную или в спальню няни.

До меня доходит, что он в курсе того, что мы с Ольгой перенесли кроватку малыша в мою комнату. Как был в курсе того, что я вышла в сад днем. Значит, точно следит, как я и думала!

– У тебя здесь камеры, не так ли? – спрашиваю, вне себя от такого вторжения в частную жизнь.

– Только в гостиной и в саду, – усмехается он. – Не спеши меня отчитывать, это для безопасности. В спальне и в ванной за тобой никто не наблюдает.

– Почему я должна верить в это? – приподнимаю подбородок.

– А у тебя есть другие варианты? Не дави на меня, Вита, я не в том настроении. Если хочешь покоя, то просто веди себя как послушная, смирная девочка. И перестань донимать мою охрану своими сообщениями для меня. Если есть претензии или просьбы, то звони напрямую, не ставя других в известность о нашей взаимной любви друг к другу. Вот, принес тебе телефон. – Он достает из кармана брюк телефон и кладет на журнальный столик между нами. – Общайся с кем хочешь, только не говори, где и с кем находишься. Я доверяю тебе Вита, поэтому даю эту возможность. Если обманешь мое доверие, то твоя жизнь здесь мало чем будет отличаться от жизни пленницы и тебе точно не понравятся новые условия проживания. В подвале довольно холодно и гуляют сквозняки.

– Ничуть не сомневаюсь в том, что ты на это способен, – не могу сдержать горечь. – Знаешь, Тагиров, за последние дни я узнала тебя лучше, чем за три года совместной жизни. Ты редкостная сволочь.

– Мне часто это говорят, – даже бровью не ведет этот невыносимый мужчина, вставая на ноги. – А теперь, если позволишь, я взгляну на сына.

– Он спит, не буди его! – вскакиваю с дивана, преграждая ему путь в спальню и упираясь рукой в твердую грудь.

Булат тяжело сглатывает и смотрит на меня сверху вниз со знакомым огоньком во взгляде и поняв, как близко подошла, я тут же отступаю на шаг назад, отдернув руку, словно ошпарившись.

– Я всего лишь взгляну на него, – уточняет Тагиров. – Можешь пойти со мной и убедиться сама.

И я, как последняя тупица, иду, хотя в этом нет никакой необходимости. А это оказывается большой ошибкой, потому что Булат прикрывает за нами дверь в полутемную спальню и тут же прижимает меня к ней, зажав мне рот ладонью. Я не успеваю ничего понять, как он с жадным вдохом утыкается носом в мой висок, отчего у меня глаза из орбит лезут, а все тело замирает от шока. Какого черта он делает?!

Ничего не понимаю, Тагирова словно подменили. Он прижимается ко мне всем телом, придавливая спиной к твердой древесине и словно какое-то животное облизывает щеку, тяжело дыша прямо мне в ухо.

– Черт, до чего меня пробирает от твоего запаха, Вита! – рычит он со слишком знакомыми мне нотками страсти в голосе, прежде чем убрать руку и прижаться губами к моему рту, и именно это, наконец, пробуждает мое замершее тело волной оглушительной душевной боли, которую я выплескиваю на него, изо всех сил кусая за губу и отталкивая от себя, пока он с грубыми ругательствами не отступает, выпуская меня из своих грязных лап.

Тишину комнаты нарушает звук хлесткой пощечины, которую я отвешиваю ему, чувствуя дикое жжение в ладони, о чем тут же жалею, потому что следом раздается испуганный плач проснувшегося львенка, к которому я подбегаю и беру на руки. Утешая не только его, но и себя этим контактом. Пока его отец стоит, так и замерев в одной позе, у двери, к которой так нагло прижимал меня, словно я какая-то девица легкого поведения, с которой нет нужды церемониться и можно просто взять, где захочется.

Сколько еще Булату падать в моих глазах?

– Вита…

– Уходи, Булат! – выдавливаю из себя сквозь плач ребенка. – Если в тебе есть хоть капля человечности, то уйди отсюда! Не заставляй меня еще больше пугать его, потому что я так зла на тебя сейчас, что…

Мой голос обрывается, потому что меня действительно всю трясет от эмоций. И Асад это, видимо, чувствует, потому что не прекращает плакать и не успокаивается, хоть я и укачиваю его так, как ему обычно нравится.

– Я зайду к нему завтра, – словно ничего не случилось, говорит Тагиров, открывая дверь.

Свет из гостиной освещает его лицо и меня поражает, что на нем нет абсолютно никаких эмоций, что в очередной раз подтверждает мою теорию о том, что этот мужчина – безэмоциональное чудовище.

– Лучше бы тебе никогда не приходить! – гневно заявляю ему в спину, но Булат меня словно не слышит и молча закрывает за собой дверь.

Глава 9

Тогда

– Меня ведет от твоего запаха! – рычит Булат мне на ухо, жадно сминая пальцами кожу на оголенной пояснице.

Мы встречаемся уже две недели и, хотя дальше поцелуев дело не заходило, я знаю, что он хочет большего. Я и сама хочу, до безумия, но что-то останавливает. Какой-то внутренний протест, а может, просто затаенный страх. Установки мамы, вдолбленные в мозг с подросткового возраста.

«Парни скажут что угодно, лишь бы получить свое, Вита, – все время повторяла она. – Ты должна быть уверена, что нашла своего человека, прежде чем соглашаться на что-то, а еще больше должна быть уверена в том, что и он думает о тебе так же».

Я знаю, что мама не рассчитывала на то, что я выйду замуж невинной, я и сама так не думала, просто ждала настоящих чувств, серьезных отношений, которых так и не случилось.