Мой шейх - Светлана Тимина
— Не запрещай себе это, Газаль. Успокойся и сосредоточься на собственных ощущениях… на том, что я делаю с тобой, — выдохнул он и, продолжая целовать мои набухшие груди, положил ладонь на бедро. Затем неумолимо, но такой тягуче-сладостной пыткой передвинул руку к низу моего живота, я, застонав, умоляющим голосом попросила Кемаля остановиться.
— Я не остановлюсь, роза Аль-Махаби, — хрипло произнес он, раздвигая мои ноги коленом. — Или ты солгала мне? Мои люди накажут предателей тотчас же. И ты будешь слушать не собственные стоны, а их крики!
Даже после таких слов у меня не схлынуло желание. В тот момент появилась железобетонная уверенность — ничего шейх с ними не сделает. И, похоже, не собирался. Как жаль, что в состоянии аффекта и испуга я не сразу это поняла.
Кемаль Аль Мактум еще не раз предстанет мне в ином виде. А пока что я вдыхала его запах кожи. Пропускала через рецептор ласки. Повторяла себе, что выбора мне не оставили… и старалась не думать, что получать удовольствие жертвам насилия не пристало.
Аллах милосердный. Я потеряла голову, когда дерзкие пальцы начали ласкать закрытые створки моего женского естества, и снова тихо застонала, но Кемаль накрыл мои губы своими, вбирая неудержимые чувственные звуки. Теперь я уже не понимала, хочу ли, чтобы он избавил меня от подобной участи. Нет, я хотела знать, чем кончится это странное, несдерживаемое возбуждение, этот неотвязный трепет внутри.
Кемаль отпустил мои руки и, сжав голову в огромных ладонях, жадно поцеловал. Я почувствовала, как низ живота давит твердая плоть, но вместо всплеска тревоги ощутила жар. Словно теплое солнышко рассыпало свои яркие лучи в изгибы трепещущего тела.
Мысли лихорадочно метались, и хотя разумом я сознавала, что сейчас произойдёт неотвратимое, тело требовало совсем иного. Я понимала, что избежать искушения не удастся. Аллах, как я ненавидела свое предательское тело, и как желала сейчас ненавистного мне человека!
Я почувствовала, что Кемаль начал медленно входить в меня. Но тут же замер, глядя в глаза.
— Я хочу тебя, гордая луна. Ты моя, и я никогда не откажусь от тебя. Попросишь, чтобы я остановился? Все еще хочешь, чтобы отпустил тебя?
На тонких чувственных губах Кемаля заиграла торжествующая улыбка. Он прекрасно знал, что победил, и сейчас возьмёт свой самый ценный трофей — моё желание.
— Скажи, Газаль! Скажи, что не хочешь, чтобы я останавливался!
Я ненавидела Кемаля Аль Мактума. Но происходило что-то странное. Никакая сила не могла остановить меня сейчас! Я обвила руками его шею и выдохнула:
— Не останавливайся.
И тут же застонала от восхитительного ощущения наполненности. Одним сильным рывком мужчина вонзился в меня, заполняя, растягивая, казалось, разрывая на части. Но его губы заглушили сладостные (или отчаянные, сама не поняла) крики, хотя ногти судорожно вонзились в его спину.
— Не противься мне в этом никогда, пустынная роза с шипами. Обещаю, что никогда не сделаю так, чтобы тебе было больно или плохо. Только не в этом, моя Газаль.
Его слова прожгли мою кровь расплавленным золотом. Я больше не думала о том, что совершила предательство, и по мере того, как он все глубже входил в меня, убыстряя толчки, наслаждение росло. Я самозабвенно отдавалась, встречая на полпути каждое движение шейха Кемаля. Он держал мою волю и сознание с настоящем раю, и сопротивляться этому становилось все сложнее. Да я и не стала.
Потому что уже спустя несколько восхитительных минут мой опасный и желанный похититель унес меня с собой далеко-далеко, пока мои глаза не открылись от изумления, и мы не слились в хриплом стоне и сердцебиении, став единым целым….
Кемаль Аль Мактум подарил мне наслаждение. Нереально сильное. Такое, которое я не испытывала даже во время медового месяца со своим мужем Далилем. Но теперь, когда я, все еще ошеломленная от пережитых ощущений, лежала под ним, наступило отрезвление, а вместе с отрезвлением вернулась ненависть, еще более острая.
Я проклинала себя за постыдную слабость. Я поклялась Аллахом, что никогда не отдамся Кемалю по доброй воле, но малодушно уступила, и не могла простить себя за это. И умом понимала — угроза наказать рабов здесь совершенно ни при чем. Произошло то, чего так боялась. Теперь мне понадобится вся выдержка, чтобы не съесть себя поедом за слабость.
Я открыла глаза, бросив на Кемаля взгляд, полный презрения и ненависти. Но его лицо было беспристрастным, глаза — холодны. Он не собирался забирать мои страдания.
— Ты стала моей, и я никогда не отпущу тебя, Газаль. Не отпущу до тех пор, пока ты не отдашь мне сове мятежное сердце, — твердо сказал Аль Мактум наконец и лег рядом, но тут же притянул меня к себе, не позволив отшатнуться. — И знай: если когда-нибудь ты попытаешься сбежать от меня, обязательно найду и преподам тебе такой урок, что эти мысли больше не посетят твою голову. Даю тебе слово.
Глава 7
Казалось бы, самое страшное осталось позади, и бояться у меня больше нет никакого повода.
Так я думала, открыв глаза с первыми лучами солнца и глядя на спящего рядом Кемаля. Уже по одному этому факту можно было представить, насколько сын горячих песков одержим мною. В пустынных племенах даже муж не оставался в постели жены до утра, тем самым подчеркивая свою доминантную роль. После хальвета женщина отправлялась на свою половину.
Мне бы наплевать на существующее положение вещей, если бы это не было так… шайтан, я не имела права чувствовать то, что чувствовала! Мне хотелось смотреть на волевой профиль Кемаля в полумраке шатра, немея от осознания недопустимого — что все это было так хорошо, так круто. Хвала Аллаху, что не было желания пока что целовать его спящего, зарывшись ладонью в волосы. Но если сама мысль о таком промелькнула — вскоре она превратится в осязаемое наваждение…
Чтобы не поддаваться искушению, я перевернулась на спину. Рука Аль Мактума тотчас же легла поверх моего живота жестом собственника. К счастью, он так и не проснулся.
«Когда нет выбора и приносишь себя в жертву, нет места сладкому томлению и восторгу. Аллах отвернулся от меня. Как же Далиль? А как я сама себе прощу такую восхитительную, но преступную слабость?»
И, словно адвокат дьявола, обрушилась на меня лавина осознания, что давно не все хорошо в семье Бин Зареми. Дружба, уважение, общий восторг на почве науки в сфере математики… мне казалась
