Любовь не обсуждается - Ася Невеличка
– Не больно?
Я чуть-чуть поморщилась. Боли еще не было, а вот предчувствие, что будет, уже напрягало.
– Потерплю, – ответила я и тут же сжала челюсть, когда он стал втирать мазь в кожу, касаясь ребер.
Никита по-прежнему старался осторожно касаться пальцами, но одного его старания теперь было недостаточно.
– Не догадался сначала напоить тебя таблетками, – пробормотал он и тут же ушел, а вернулся со стаканом воды и парой таблеток.
Я не спрашивала, что это. Просто открыла рот, он вложил их и придержал голову, когда я запивала таблетки водой.
– Надо сесть, – распорядился он.
– Зачем?
– Намажу со спины. Потом можешь поспать. Боль пройдет.
Со старушечьим кряхтением я с его помощью села, Никита окончательно избавил меня от халата и сорочки, и сел за спиной, продолжая наносить мазь и распределять по коже.
Против воли от поглаживаний пошли мурашки. Никита замер.
– Сзади не больно, – пробормотала я. – Трещины только спереди.
Он молчал. Я услышала, как тюбик брякнулся о поверхность тумбочки, а потом ладони Тобольского легли мне на спину и легко провели вдоль спины. И еще раз. И еще.
Может, из-за обезболивания, но ребра ныли уже не так сильно, зато прикосновения Никиты воспринимались слишком остро.
Я вздрогнула и снова покрылась мурашками. А пальцы Тобольского с какой-то щемящей нежностью стали обводить позвонки, один за другим. И от этого, а еще от его запаха и обволакивающего тепла, я превращалась в желейного зайца. Тряслась и всхлипывала.
Прикосновения были приятными. Ненужными, неправильными, но чертовски приятными. А еще осознание, что я нравлюсь этому богатому и грубому мужчине. Нравлюсь настолько, что он поздно вечером сорвался ко мне, проявляет нежность и терпение, чтобы снять мне боль, успокоить…
Пока я расслаблялась под его поглаживаниями, руки Тобольского нырнули подмышками и обхватили груди. Я распахнула глаза и, застигнутая врасплох, не сдержала стона, когда он сжал груди и придавил соски между пальцами.
Я не ожидала, что от этого меня прострелит до самого основания и внизу загудит та самая потребность в большем.
К которому я точно не готова.
– Я хочу спать, – прохрипела я. – Вы обещали.
– Обещал, – подтвердил Тобольский, но руки с груди не убрал, продолжая мять их и заставляя меня вибрировать внизу.
– Мне холодно, – соврала я, чтобы скрыть, из-за чего снова и снова покрываюсь мурашками.
– Ложись под одеяло, – сдался Никита, и в голосе отчетливо было слышно легкое разочарование. – Халат не надевай. Утром я снова намажу тебя, перед тем как уехать.
– Утром? – всполошилась я. – Вы останетесь здесь на ночь?
Он кивнул.
– А жена? – продолжала я.
– Сказал, что в командировке. Не переживай за мою жену. Переживай за себя. Ложись.
– А где будете спать вы? – я все еще не могла успокоиться и принять.
– Рядом.
Как бы мне не хотелось спать, я не могла расслабиться рядом с Тобольским. Тот разделся, но остался в боксерах и футболке. За это я была ему благодарна. Мне очень трудно переварить собственную наготу, хотя под одеялом я смущалась гораздо меньше. Но оказаться лежащей рядом с его голым телом было что-то за гранью.
Наверное, и он подстраховался. Ведь не железный же он дровосек, чтобы всю ночь обнимать голую девушку и оставаться при этом безучастным?
Но Никита меня не прижимал. Даже лег поверх одеяла.
– Не замерзнете? – что-то дернуло меня спросить.
– После холодного душа температура в комнате вполне комфортная, – буркнул он, а я еще подумала, какой же дядька молодец, закаливанием занимается!
Ночью он все же залез ко мне под одеяло. Я проснулась не только от чувства жара, сколько от упирающегося мне между ягодиц твердого предмета. Ну а попытка отодвинуться тут же отдала болью в ребрах.
Я застонала, Никита моментально проснулся и отодвинулся, что-то спросонья приговаривая. Кажется, пытался меня убаюкать. Но закончилось тем, что снова напоил меня таблетками, натер мазью и помог сходить в туалет.
Отдельная радость была в том, что позволил одеться в пижамку и снова лечь в постель уже прилично одетой. Сам больше не благородничал, сразу заняв место рядом и прижавшись ко мне.
Утром мы завтракали вместе. При этом Тобольский очень сильно разругался из-за меню, в котором не было приличного куска мяса.
– Какой идиот придумал разделять меню в ресторане на завтрак и основное? – ворчал он по телефону, когда заказывал.
А вот я оказалась не против такого разделения и огромного разнообразие панкейков, яиц, разных джемов и каш.
За столом мы не говорили. Тобольский что-то проверял в планшете, периодически кому-то звонил, что-то узнавал или, наоборот, приказывал. Потом снова раздел меня.
– Сейчас нанесу мазь, и ложись. Сегодня никуда не едешь. И вообще никуда не выходишь, пока повторные снимки не покажут, что все с тобой нормально.
– Я не могу так долго отсутствовать, – запротестовала я. – У меня сессия на носу!
– Сдашь, – легко отмахнулся Тобольский.
– Ну, нет. Я должна хотя бы вернуться и переписать лекции. И взять несколько вещей сюда. Я как-то не думала оставаться в заточении надолго.
Взгляд Никиты мне не понравился, но, к счастью, он обдумал и кивнул, только на выходе пояснил, чему кивает:
– Тогда звони своей соседке и говори, что привезти. Вечером тебе все доставят.
– Но…
Договорить я не успела, дверь захлопнулась перед носом.
Ну, а к вечеру мне привезли не только вещи, но и Гельку!
Она на радостях обняла меня, я заверещала, отбиваясь. После мы заказали в квартиру шикарный ужин. Гелька переписывать мне не дала, сама сидела и копировала лекции в мою тетрадь.
Мы успели поболтать обо всех новостях в универе, что Стас после вчерашнего не пришел, или Геля его не видела. А когда я забеспокоилась, что снова припрется Тобольский и застанет тут мою подругу, он позвонил сам.
– Как ты?
– Обычно. Сижу, лекции переписываю.
– Девчонку свою оставь на ночь. Пусть смажет ребра. Сама не забудь выпить таблетку перед сном.
От радости я чуть не вскрикнула, но сдержалась:
– Слушаюсь!
– Надеюсь. Меня неделю не будет. Костя остается при тебе. Подругу будет привозить и отвозить, – продолжал распоряжаться Тобольский, а я только кивала. – И последнее… Никакого алкоголя!
Я воровато посмотрела на дорогущее шампанское, которое мы с Гелькой заказали к моллюскам. В результате моллюски проглотить так и не смогли, а вот шампанское все выдули.
– Я запретил в твою квартиру продавать спиртные напитки и сигареты. Все. Выздоравливай. Через неделю увидимся.
Я обернулась к подруге, внимательно следившей за моим разговором:
– Гель, ты не против остаться у меня на недельку?
Та заверещала.
– Тут? Ты шутишь?
Я замотала головой,
