Подарок для дочери - Татьяна Любимая
– Да, рыбка моя? – поглаживаю светлые прядки своей русалочки, что веером лежат на подушке.
– А кто ко мне на день рождения придет?
– Илюша, тетя Ксюша, дядя Влад, бабуля, – перечисляю нашу привычную компанию, избегая пытливого взгляда дочери.
– А еще кто?
– Хочешь дядю Васю пригласим? Девочек со двора?
Вздыхает так тяжело, что мне на сердце камень ложится.
– Я подумаю, ладно, мам?
– Ладно, подумай, только мне заранее скажи, чтобы гостям угощения хватило.
– Угу.
Целую крошку в лобик, желаю спокойной ночи ей и Борису, что свернулся калачиком под боком дочки. Только собираюсь уходить, как слышу тихое:
– Мам? – оборачиваюсь. – А ты того дядю еще не встретила?
– Нет.
Снова присаживаюсь на край кровати. Хотела отложить разговор до утра, но сейчас, раз дочка сама его завела, лучший момент поговорить,
– Яна... ты в садике всем говоришь, что я куплю тебе папу... Понимаешь, нельзя купить того или иного человека. Вот собачку, котика, хомячка, например, купить можно, а людей не покупают. С ними знакомятся, дружат, общаются, но без денежных отношений.
– Бориску мы не покупали. Мы его под забором нашли, – хмуря бровки, вспоминает событие двухлетней давности.
– Потому что животным хозяин нужен. Без хозяина они пропадут.
Между нами виснет тягучая пауза. Мы обе ищем аргументы для продолжения беседы.
– А если он придет к тебе за тортиком, ты с ним познакомишься?
– Я попробую.
– Правда? И на мой день рождения его пригласишь?
Убедительно смыкаю ресницы.
– Хоть бы он поскорее пришел.
Мечтательно улыбаясь, Яна поворачивается на бочок.
Снова целую ее, желаю сладких снов. Оставив включенным ночник в виде полумесяца, выхожу из детской. В душе покоя нет.
Взгляд падает на небрежно брошенный на диване рюкзак дочери. Открываю его, достаю злосчастный журнал. Он уже изрядно потрепан, особенно на той странице, где расположен рекламный блок магазина спецодежды. Лицо мужчины кажется покрыто слоем следов детских пальчиков. Натирали его как аромакругляш в журнале сетевой косметики?
Рассматриваю мужчину под желтым светом торшера. Симпатичный, как ни крути. И на глупого не похож. Нечем перед дочкой его очернить, чтобы выкинула она его из головы. Идеальный.
– Глупая! – бурчу сама себе. – Где ты идеального увидела? Это же внешность, а она обманчива.
Захлопываю журнал, прячу под диванную подушку. Брожу из угла в угол допоздна, а потом набираю Ксюху.
– Да, Кать? Что–то случилось? – спрашивает та встревожено. – Я тебе звонила, звонила...
– Рассказывай что ты там придумала.
– Да ничего особенного, – виновато. – Просто несколько фотографий для журнала и статья. Мы с мадам Вертинской решили, что фото семьи привлечет больше внимания к твоей кондитерской.
– А этот мужчина, как его? Глеб? Он знает чего хочет от него Яна?
– Нет-нет, я никому не говорила, даже Кире. Он просто будет играть роль счастливого семьянина.
– Да уж, счастливого семьянина. Актеры играть умеют правдоподобно. Только я не актриса, Ксюш, ты об этом забыла? Испорчу кадры.
– Кать... я просто хотела, чтобы вы пообщались. Ну вдруг что получится?
– Ладно. Позвони Вертинской, скажи, я согласна на съемки, но без дочки.
– Правда? – чуть ли не взвизгивает Макарская и тут же осаживается. – Хорошо, я позвоню.
Я просто посмотрю на этого Глеба вблизи, пообщаюсь в рамках рекламных съемок. Мне нужно всего лишь убедиться, что он – обычная пустышка-модель, который только и умеет что торговать своим смазливым лицом, да играть на публику. И этого будет достаточно, чтобы найти для Яны подходящие слова, объяснить, почему нам не нужен "этот папа".
И не этот тоже.
Едва голова касается подушки и глаза закрываются, я перемещаюсь на шесть с половиной лет назад...
7. Катя. Почти семь лет назад
– Девчонки, зацените, мне духи подарили, – тихо, чтобы не слышала старшая смены, позвала Лёля.
Оглянувшись проверить, не смотрят ли лишние глазки, Лёля раскрыла кулачок, и на ладони возник пузатый флакончик с бледно–желтой жидкостью внутри.
– Шанель номер 5, – гордо прошептала девушка.
– Настоящие? – ахнула Света, Лёлина напарница, что стоит на ленте по правую руку от нее.
– А то!
Лёля осторожно открыла флакон, мазнула крышечкой по запястью.
– Налетай, девчат!
Упрашивать нас не надо. Мы подставили Лельке четыре руки и каждой она мазнула парфюмом.
– Божественно, – зажмурившись, прошептала Света, уткнувшись носом в свое запястье.
Я тоже подношу свою руку к носу, втягиваю в себя запах. После ванили, цитруса и других ароматов, которыми мы окружены в цехе по производству карамели, духи пахнут необыкновенно. Вкусно и…
Тошнотворно.
Что–то прям сильно тошнотворно.
Ой–ой. Зажав другой рукой рот, я кинулась в дамскую комнату, расталкивая девчонок, не обращая внимание на рык бригадира Маргариты Павловны, нашей грымзы.
Залетаю в кабинку и меня полощет до боли в животе, выворачивая остатками завтрака. Чуть легче становится только когда в желудке остается пустота.
Умываюсь, привожу себя в порядок возле зеркала. Бледная.
– Кать, ты чего? – слышу обеспокоенный голос Светы и ее тихий стукоток в дверь туалетной комнаты.
Открываю, делаю несколько шагов.
– Тошнит. Съела, наверное, что–то.
Вместе с содержимым желудка из меня выкачалась вся энергия. Идти могу по стеночке и медленно. Кружится голова, перед глазами пьяные звездочки, и я прям чувствую, как мне не хватает воздуха. Куда ни глянь – все плывет.
– Девочки! – кричит вдруг совсем рядом Света и подхватывает меня под руки. А потом невесомость и невероятная легкость, в которой я плаваю как на волнах океана.
Прихожу в себя на диване в кабинете грымзы.
– Что случилось? Почему я здесь? – вращаю глазами.
– Лежи, лежи, – ворчливым голосом останавливает Маргарита Павловна мою попытку подняться.
Слушаюсь ее и с тихим стоном опускаю голову обратно на сложенный в несколько раз палантин в роли подушки. Так легче.
– Беременна, что ли?
– Нет. Не знаю…
Прокручиваю в голове даты. Критические дни задержались на... уже две недели. Слабость, постоянную сонливость и легкую тошноту по утрам списывала на нерегулярное питание и отсутствие выходных. Перед Новым годом на нашем пищекомбинате аврал, а за переработку хорошо приплачивают, грех было отказываться от дополнительных смен. Вот и доработалась. Переработалась.
Стоп!
Это же получается – не переработалась? Я беременна?
– Я беременна? – резко поднимаюсь в положение сидя