Вторая семья (СИ) - Борн Амелия

- Значит, забирай оставшееся барахло и проваливай.     

Взгляд Антона метнулся к Вадиму. Муж прищурился и, повернувшись ко мне, зло усмехнулся.    

- Понятно. Будешь науськивать сына против отца. Черта с два я тебе это позволю, - процедил он.      

Вихрем промчавшись в нашу с ним спальню, он начал бросать оставшиеся вещи в сумку, а я прислонилась к стене, потому что силы меня оставили.     

- Мам… ты можешь мне рассказать, что вообще происходит? - тихо выдавил из себя Вадим, и я вдруг увидела в нем не двенадцатилетнего подростка, а маленького мальчика, которым он все еще был.      

Столько отчаяния, ужаса и растерянности слышалось в его голосе, что из глаз моих брызнули слезы. Зажмурившись, я замотала головой. Звуки, доносящиеся из спальни, стали еще громче.     

Господи, хоть бы скорее муж собрал свои пожитки и ушел! Желательно навсегда.       

- С тобой мы позже поговорим, - раздался голос Антона, когда он вышел из спальни. Муж обращался к Вадиму. - И знай - далеко не все, что она говорит, правда.     

Местоимение «она» резануло слух. Антон говорил обо мне так, словно я была пустым местом. 

Я не выдержала - подлетела к мужу и принялась колотить его и выпихивать из квартиры.     

- Пошел к чертям! Пошел к своей Ане! - орала я, нимало не думая о том, что меня слышит как минимум сын, как максимум - несколько десятков соседей. - Иди к своей дряни!   

- Заткнись! Заткнись, слышишь?     

Антон схватил меня за плечи и с силой тряханул. Моя голова дернулась, и я вновь ощутила себя марионеткой. Всего на мгновение, когда наши взгляды встретились, мне почудилось, что я вижу в глазах мужа ту же боль, которую чувствую и я сама. Но очень быстро этот морок исчез.    

- Я еще вернусь, - процедил он с угрозой, а потом развернулся и вышел, наконец, прочь.   

12

На следующее утро сын вошел в кухню чернее тучи. Посмотрев на его осунувшееся лицо с тенями под глазами, я невольно вздрогнула. Сомнений не было - Вадик плакал. Но я прекрасно знала, что он никогда в этом не признается. Хотелось надеяться, что сын хотя бы спал этой ночью. Самое страшное - это если наши дрязги с Антоном будут отражаться на его успеваемости в школе и на занятиях хоккеем. 

- Что будешь? - спросила я Вадима, кивая на плиту. - Я кашу сварила. Еще есть омлет и сосиски… 

- Вот только не надо этого, ладно?! - неожиданно сорвался он. - Не надо меня закармливать! Это не изменит того, что вы с папой разводитесь! 

- Не изменит, - спокойно согласилась я, хотя от отчаянного крика сына по заиндевевшему за ночь нутру пошли болезненные трещины. - Так что ты хочешь? 

- Я хочу, чтобы у меня была нормальная семья! Как раньше! 

Вадим вскочил со стула, на который едва успел опуститься и, вероятно, намеревался выбежать из кухни. Вот только я не собиралась пускать это все на самотек. 

- Садись за стол, - сказала тоном, которым пользовалась очень редко. Тоном, который давал понять - перечить бесполезно. 

- Зачем? - тут же набычился Вадим. 

- Разговаривать будем. Ведь так поступают взрослые люди? А ты уже взрослый. 

Кинув на меня взгляд исподлобья, Вадим все же присел обратно. Опустился буквально на самый краешек стула, словно готовился сбежать в любой момент. 

- Как раньше уже не будет, - произнесла я, как могла, твердо. - Тебе придется с этим смириться. Также, как и мне. А капризы никому из нас не помогут. 

Вадим опустил глаза, словно почувствовав себя виноватым. После небольшой паузы спросил: 

- Вы теперь постоянно будете ссориться? Будете делить… имущество? 

Я едва не рассмеялась вслух - со всей горечью и болью, что разъедала, как кислота, изнутри, и вырывалась наружу пенящейся яростью. А было ли нам вообще что делить? Квартирой владела я. А чем владел Антон? Кроме своей Анечки, конечно. Я знала, что он ездил на хорошей машине, но мне говорил, что она - служебная. Было ли это правдой? И не станет ли почти бывший муж пытаться увильнуть от алиментов? Я с какой-то отрешенностью подумала - наверняка станет. Иначе на какие деньги он будет возить своих принцесс по дорогущим курортам? Или он настолько продался, что эти поездки оплачивал Лемешев? Этакие премиальные за хорошую работу жиголо в постели его дочери! 

Господи, и когда только я успела стать настолько циничной? 

- По закону твой папа должен помогать мне тебя содержать, - ответила я Вадиму, старательно подбирая слова. - Я должна быть уверена, что он не станет уклоняться от этой обязанности. 

- Папа не такой! - тут же отреагировал сын со странной горячностью. 

- Не такой? - переспросила я. 

Вместо ответа Вадим сорвался с места и убежал. С такой скоростью, что я с некоторой иронией подумала - если он также быстро будет передвигаться по льду, то его ждет большое будущее. 

Я уже собиралась было пойти за ним, решив, что у сына снова срыв, но тут Вадим вернулся в кухню сам. В руках он нес старую деревянную шкатулку, оставшуюся еще от бабушки. Я знала, что сын там хранит свои «сокровища» и потому никогда туда не заглядывала. 

- Вот! - с торжеством провозгласил он, открывая свою сокровищницу и вываливая на стол ее содержимое. 

Я растерянно смотрела, как на скатерть высыпаются банкноты - много банкнот - весьма крупного номинала. Я не была уверена, что когда-либо держала в руках столько денег сразу. 

- Откуда у тебя… это? - прохрипела потрясенно. 

А сын, очевидно довольный произведенным эффектом, ответил: 

- Мне папа давал. 

От увиденного закружилась голова. Как это было понимать? Муж что, за моей спиной заранее пытался купить любовь и доверие сына именно на такой случай? Стало быть, планировал развод сам? 

- Ясно, - выдохнула я с трудом. 

Видимо, по моему перекосившемуся лицу Вадим понял, что что-то не так. Озабоченно нахмурившись, он некоторое время переводил взгляд с меня на деньги и обратно. Потом придвинул ко мне эту бумажную горку и неожиданно выдал: 

- Мама, тебе нужны деньги? Возьми, сколько хочешь. 

От этого его жеста, такого зрелого и полного заботы, в моих глазах мгновенно вскипели слезы. Я нашла в себе силы улыбнуться: 

- Нет, мне ничего не нужно. Кроме одного - чтобы ты попытался меньше переживать из-за нас с папой. Все, что происходит - исключительно наши разногласия, которые никак не влияют на наше отношение к тебе. 

Вадим аккуратно сгреб деньги обратно в шкатулку, но, к моему удивлению, демонстративно водрузил ее на кухонную полку. Словно хотел этим сказать - если я вдруг передумаю насчет денег, то они здесь. 

- Папа сказал, что не все то правда, что ты говоришь, - произнес сын после недолгого молчания. - Что он имел в виду? 

- Думаю, он просто хотел уколоть меня, - пожала я плечами. 

- Зачем? 

Хотела бы я знать! Чем я так провинилась перед мужем, которому посвятила всю свою жизнь, что заслужила от него подобное отношение и обращение? 

- Так бывает, когда людям больно, - пояснила сыну. - Они хотят, чтобы другому человеку тоже было плохо. 

- Но если вам обоим плохо, то зачем разводиться?! - со всем отчаянием, что в нем, очевидно, скопилось, воскликнул сын. 

- Затем, что есть вещи, которые нельзя прощать, - ответила я. - У твоего папы есть другая семья, как ты уже, наверно, понял. И я видела это собственными глазами. 

Вадим немного помялся на месте, словно решал - верить мне или нет. После чего просто сказал: 

- Мне в школу пора. Отвезешь меня вечером на тренировку? 

- Конечно, милый, - откликнулась я, из последних сил выдавливая из себя улыбку. 

- Ну как ты тут? - поинтересовалась у меня Аля в конце того же дня. 

Мы сидели за бокалом белого, которое она прихватила с собой. Вадим в своей комнате делал уроки. 

- Ну как… - передернула я плечами. - Как вековое здание после взрыва - останки уже остыли, но все безнадежно разрушено и целым снова не станет.