Всё, чего ты никогда не узнаешь - Тея Лав
– Угу, не обидишься. Еще как надуешься.
Его глаза горят смехом, и я убеждаюсь, что Райан все же какой никакой мой друг и он совсем не против моей компании.
Калеб поднимается со стула и смотрит на меня сверху вниз.
– Шутишь что ли? Мы с тобой единственные болельщики «Пингвинов» в городе. Мы обязана пойти на матч вместе.
* * *Такие как мы «единственные» просто сотни и сотни. После матча мы втроем выходим из Пи-пи-джи Пэйнтс Арена опьяненные от эмоций и переполненные адреналином от победы любимой команды.
Мы обсуждаем игру, когда телефон Райана начинает трезвонить. Он отвечает и кивком головы показывает, что отойдет на пару минут. В итоге он оказывается позади нас, а мы с Калебом идем впереди. Я запихиваю руки в карманы пальто и вжимаюсь в шарф, обернутый вокруг шеи.
– Ты меня приятно удивила сегодня, – вдруг говорит Калеб.
Я понимаю, о чем и речь, поэтому просто киваю и улыбаюсь.
– Ты меня тоже. И прости, если это звучит нелепо.
Калеб тихо смеется.
– Вовсе нет. В Хартфорде почти все болеют за «Бостон».
Уловив еще один намек на шутку, я смеюсь. У него очень изощренный юмор. Он не глубокий, а как будто на поверхности. Но стоит немалого труда, чтобы его распознать.
– Так ты из Коннектикута, – говорю я.
Калеб кивает.
– Я похож на парня из Коннектикута?
Я снова улыбаюсь. Закрой свой рот, Никки, слюни потекут!
– Если честно, то да. Очень похож.
– Отлично, – отвечает Калеб, глядя на меня.
Я понятия не имею, что означает его взгляд. И всегда ли взгляды парней что-то должны означать? Это ведь глупо искать что-то в чем угодно, ловить скрытый смысл.
– Можно я сделаю предположение, вместо того, чтобы спросить? – произносит Калеб.
Не без удивления я киваю.
– Попробуй.
– Ты художница.
Меня накрывает что-то наподобие разочарования. Серьезно? Если он и флиртует, то это очень дешевый прием. Я что похожа на дуру? Конечно ему об это мог рассказать Райан.
Калеб замечает мои поджатые губы.
– Что такое? – интересуется он. – Я не угадал?
Я с вызовом вздергиваю подбородком.
– Угадал.
Калеб замедляет шаг и всматривается в мое лицо.
– Я понял. Но ты не о том подумала. Я не пытаюсь тебя очаровать дешевыми приемами.
Так. Вот это уже что-то интересное.
– Да? И что же ты делаешь?
– Болтаю с одной из двух фанатов «Пингвинов».
– Ха, – саркастично выдаю я.
– Нет серьезно, Райан мне не говорил. Я сам заметил.
Я оглядываю себя с ног до головы.
– Кисти и мольберт?
Калеб смеется.
– Ну может позже ты поймешь.
Я откидываю голову назад, и тут же об этом жалею. Веду себя, как ребенок.
– Так не интересно.
– А мне кажется наоборот.
Я не успеваю ответить. Нас догоняет Райан.
– Идемте быстрее. – Он обгоняет нас, направляясь к парковке.
Резкость его тона сложно не заметить. Мы с Калебом обмениваемся непонимающими взглядами и направляемся за ним.
Примерно через полтора часа я сижу в комнате в общежитии и складываю одежду в корзину для грязного белья. Сирша валяется на своей кровати и слушает громко музыку, при этом умудряясь еще и читать учебник.
Когда я хватаю синюю рубашку, в которой сегодня ходила весь день, на мои глаза попадается пятно краски с правой стороны. Даже можно заметить отпечатки трех пальцев. Желтый, фиолетовый и красный. И как я не заметила?
И тут до меня доходит. Это пятно заметил Калеб и сделал логичный вывод. Стоит ли верить ему? Наверняка они говорили обо мне с Райаном. Или я слишком много на себя беру?
В общем, какая разница? Мне вдруг нравится все из того, что сегодня говорил Калеб.
ГЛАВА ПЯТАЯ
сейчас
– Мама сойдет с ума. Определенно.
– Мне почти девятнадцать.
– Это не отменяет того факта, что она сойдет с ума.
Бекка лениво вытягивает ноги и принимается рассматривать шерстяные носки, которые я ей подарила. Когда я увидела эти черные носки с черепом и подписью «I’M OK», то сразу подумала о своей младшей сестре.
– Да ну, – перекатывая во рту жвачку и не глядя на меня, отвечает Бекка.
Каждый раз, когда она приезжает ко мне, мне становится сложнее осознавать, что моя сестра уже давно не ребенок. Ей почти девятнадцать! В этом возрасте я уже встретила своего будущего мужа.
О, господи. Только бы Бекка пока не встретила своего. То есть, я понимаю, что это нормально, но все же. У нее впереди целая жизнь. Сложно осознавать, что тот, кому ты (пусть и с фырканьем) менял подгузник, больше в тебе не нуждается. Мои попытки читать нотации Бекке чаще всего выходят мне боком. Она начинает злиться и закатывать глаза. Думаю, моя младшая сестра хочет больше видеть во мне друга, чем еще одну маму. В конце концов, для нотаций мама у нее уже есть.
Бекка приезжает к нам с Калебом не так часто, как в начале года, когда она только-только поступила в колледж и обосновалась в кампусе. Сейчас у нее уже своя жизнь и гораздо больше времени уходит именно на это. И это тоже нормально. Но я очень часто скучаю по этой малявке и волнуюсь за нее.
– Она же не сошла с ума, когда ты сделала татуировку, – заявляет Бекка, оторвав взгляд от носков.
Мы сидим в гостиной рядом с огромным окном с видом на задний двор. Там, где Калеб когда-то хотел построить детскую площадку. Сейчас там только закрытый бассейн, усыпанный каким-то образом выжившими с прошлой осени листьями, которые гоняет февральский ветер.
– Но она была близка к этому, – пожав плечами, отвечаю я и
