Дюна. В коллекции. Книга 1 (СИ) - "Violator"

Глава 13

Несмотря на то, что меня окутывали, словно сладкий дурман, клубы дыма, и я не контролировала свое поведение, еще никогда я не чувствовала, что опасность подошла ко мне так близко. Она ощущалась также отчетливо, как и дыхание Коула у моего виска. Он еще сильнее сдавил мой затылок, и я посмотрела на него. Мне казалось, что сейчас он сделает со мной что-то ужасное, но ничего не происходило. Он будто чего-то ждал, позволяя мне находиться так близко к нему.

Несмотря на то, что голова кружилась, сознание отключалось от сладкого дыма, ноги дрожали, а интуиция прорывалась через дурман, крича об опасности, я завороженно изучала Коула, затаив дыхание. Его лицо было совсем близко от моего, я могла рассмотреть каждую его черту, каждую тень на его большом лбу, каждый изгиб его челюсти. Его губы были плотно сжаты, а глаза настолько темными, что я могла увидеть в них собственное отражение, как светлый блик на черной стене. Его губы были плотно сжаты, на скуле ближе к виску виднелся небольшой шрам, и внезапно мне захотелось к нему прикоснуться.

Я глубоко вдохнула сладкий дым, который будто отключал мои инстинкты самосохранения, и аккуратно, словно в замедленной съемке, потянулась рукой к шраму.

Чувствуя кончиками пальцев гладкий рубец, я затаила дыхание и посмотрела на Коула. Он не отреагировал, а я вдруг поймала себя на мысли, что начала привыкать и к этому неподвижному взгляду, и к этим резким чертам. Меня не отталкивала близость с этим человеком. Напротив, мне хотелось прикоснуться к тому, кого называли Смертью.

Все еще укутанная воздушным покрывалом сладкого тумана, я положила руку на его бицепс и, чувствуя под пальцами жесткие канаты мышц, аккуратно выдохнула.

В секунду всё вновь изменилась. Коул прошелся ладонью по моей шее, и меня пронзила раскаленная игла желания. Еще никогда в жизни я так быстро не заводилась от одного только прикосновения. Его уверенные ладони так отличались от неумелых заигрываний моего бывшего парня. От такой неожиданной острой волны я резко вздохнула, как вдруг Коул выпустил меня из плотного кольца рук и, как ни в чем не бывало, направился к бару. Ничего не понимая, я старалась привести свои мысли в порядок и успокоить дыхание, а Коул уже с кем то разговаривал по внутренней связи. Не прошло и минуты, как на пороге появился все тот же жилистый китаец и, как обычно, встал каменным изваянием.

— Тебя отвезут ко мне в отель, — отдал Коул короткое распоряжение, и я, по-прежнему ничего не понимая, лишь кивнула и направилась на выход.

Все еще чувствуя дрожь в ногах, я вышла в коридор, как вдруг увидела, что к нам приближается женский силуэт. Красивая элегантная женщина. Молодая блондинка в строгом облегающем наряде, почти таком же, как и у меня. Собственно, она мало чем отличалась от меня. Разве что своим взглядом. Она критически осмотрела мою внешность, но, услышав голос Коула, который разрешил ей заходить, посмотрела на него влюбленными глазами и уже не замечая меня, словно я забракованный Коулом материал, шагнула в комнату.

Мы с китайцем остановились у дверей лифта и, прежде чем войти в зеркальную кабину, я бросила взгляд через плечо.

Коул смотрел на девушку и, судя по его улыбке, ему нравилось то, что он видел, а она, между тем, уже закрывала дверь и ласково ему говорила “Я соскучилась по тебе, любимый…”

Мы ехали по ночному Гонконгу, а я, уже не обращая внимания на яркие неоновые огни, все еще пыталась отойти и от сладкого дурмана и от необъяснимого ощущения близости с Коулом, которые въелись в мою кожу и волосы.

В голове шумело, и я никак не могла найти точку опоры в мыслях. Казалось, мой ветер, который всегда знал верное направление, сейчас потерял хоть какой-нибудь ориентир и кружил смерчем над головой, мешая мне сосредоточится.

С одной стороны, я чувствовала радость, что меня отпустили и не стали мучать. Несмотря на слова Марины “перетерпи”, в жизни Коула были женщины, которые его любили, а значит, уже совсем скоро меня, может быть, отпустят и отправят в Питер, как забракованный материал, который не подошел Коулу. Надеюсь, что в Питер, а не к Хангу, иначе меня бы отправили не в апартаменты.

Но, с другой стороны, несмотря на радостное предчувствие свободы и на страх быть отданной азиату, у меня в сердце засела острая заноза досады, что Коул не позволил мне пойти дальше. Словно он на секунду приоткрыл передо мной дверь, за которой скрывалось что-то настоящее, будоражащее кровь, держащее в напряжении, прошибающее сознание до мозга костей. Но затем, посчитав меня трусихой, недостойной его тайн, тут же и закрыл.

— Глупости всё это. Ты просто чего-то надышалась, а Коул с тобой играется. Как хищник с добычей. Радоваться должна, что ты не прошла последний тест, и всё обошлось без насилия. К утру этот дурман пройдет, — встряхивала я головой.

Однако, сколько я не пыталась избавиться от этого морока, перед глазами стояло влюбленное лицо женщины, слышался её нежный голос “я соскучилась по тебе, любимый”, и я все еще чувствовала то необъяснимое ощущение от его уверенной ладони и неподвластное логике желание прикоснуться к человеку по имени Смерть.

Глава 14

Я стояла в своей комнате, наблюдала за яркими ночными огнями Гонконга и куталась в пушистый махровый халат. Часы показывали три часа ночи, но я не спала.

Прошло больше суток после моего ужина с Коулом, и казалось, обо мне окончательно забыли. Словно о подарке, который примерили, но он не не подошел, и его оставили за ненадобностью. За это время Коул или кто бы то ни было в апартаментах не появился, за исключением немых обитателей этого жилища — все той же молчаливой горничной и жилистого китайца, который ингода маячил в зале.

Еще днем я попыталась заговорить с женщиной, желая узнать хотя бы её имя, но она никак не отреагировала на мой вопрос, то ли и правда будучи немой, то ли не плохо понимая английский, то ли выполняя распоряжения хозяина.

В любом случае, я из комнаты почти не выходила, была предоставлена сама себе, и это одиночество вызывало странные, противоречивые чувства.

Здесь была и неопределенность, и страх быть отданной Хангу, и ощущение радости, что меня отправят в Питер, как подарок, который не подошел, и его вернули не дарителю, а в магазин, поменяв на другой.

“Надеюсь, что в Питер, а не к азиату. Марина говорила, чтобы я вела себя правильно, и я не нарушила ни единого указания Коула, мое поведение было безупречно, а значит, меня не за что наказывать…”

Однако, несмотря на то, что сладкий дурман кальяна полностью выветрился вместе с дикой головной болью, чувство досады осталось. Я была уверена, что уже к утру это наваждение пройдет, но оно прочными нитями сковывало сознание вот уже сутки. И это злило. Выбивало из колеи. Держало в напряжении.

“Дюнина, он циничный и бездушный сукин сын, который обращается с людьми, как с вещами. Тебя он воспринимает, как предмет из коллекции. Ты в своем уме? Твое любопытство неуместно и до добра не доведет!” — рычала я на себя и, казалось, мне становилось легче. Но едва мои глаза закрывались, я вновь возвращалась то в ресторан, где Коул блистал своей интеллектуальной харизмой, то в комнату, наполненную сладким белым дымом, где видела лицо Коула и касалась пальцами его небольшого шрама. Эти воспоминания заставляли в очередной раз признаться себе — дело было вовсе не в любопытстве или в реакции, вызванной его ладонью на моей шее.

Я не любила врать себе и не любила иллюзий. Нужно было признаться, что, несмотря на его цинизм и хладнокровность, Коул не был простым отморозком. Я чувствовала, что его личность была неординарной, он будоражил мое сознание, отодвигая на второй план и страх, и базовые инстинкты самосохранения, и даже мое незавидное положение Подарка в его руках. Это чувство не поддавалось объяснению и простой логике — ведь я совершенно ничего не знала об этом человеке. Но создавалось ощущение, будто за вечер, проведенный с ним я повзрослела сразу на несколько лет, а в той комнате, наполненной дурманом, я просто отпустила ситуацию и посмотрела на Коула совсем другими глазами, отбрасывая ярлыки, которые сама же на него и повесила, возмущенная его цинизмом.