Невинность в расплату (СИ) - Шарм Кира

— Нет. Я понимаю. Женщин после такого надо пускать в разнос. Всех. И мать непутевую, и младшую дочь и уж тем более эту суку. Это же не женщины. Это, блядь, дно такое, которое даже в «Энигме» продавать клиентам, как игрушки, непристойно. Охране отдать. Привселюдно чтоб драли. На глазах у всех. Прямо во дворе. Да хоть отморозкам потом отдать. Самым голодным уголовникам. Или извращенцам из тех, что любят по последнего издыхания трахать, играя в свои больные игры. Алексу! Эту дрянь! В первую очередь! И даже, на хрен, их конченного отца! Но отпустить, а младшую дрянь оставить в доме! Что ты задумал, брат? Реально. При всей фантазии. Я не понимаю!

— Даже если она сидит у тебя в собачьей будке и наручниках и жрет с земли, — хмуро кивает Арман. — Я тоже понять не могу. На хрена. Эта шваль. В твоем доме.

— Я. Не собираюсь. Давать отчет. Никому в этой ситуации.

Сжимаю руки в замок.

— Ты что, брат? Какой отчет? Мы же не за этим! Мы семья! И просто пришли тебя поддержать!

Арман, как всегда, начинает психовать. Похож. Похож на брата-близнеца. Тот тоже всегда вскипал, как спичка. До пара из ушей.

Так и ушел из семьи. На своих психах. С раздувающимися от дыма ноздрями.

Но я знаю.

Импульс и эмоции — самое дно. Наворотить можно таких дров, каких потом могильщик не растащит с твоего тела.

Никак не вытравил в брате эти его порывы. Вон и сейчас. Он уже готов крушить все вокруг. Даже кулаки сжатые дрожат. И ноздри раздуваются.

— Понимаю, — протираю пальцами виски. — Все понимаю, братья. Но сейчас мне хотелось бы остаться одному. Это личное дело. И только мне его решать.

— Конечно, брат.

Оба понимают. Поднимаются. Арман таки захватывает со стола бутылку, прикладываясь к ней уже на ходу.

— Конечно. Но мы ждем. Ждем твоего решения и твоей расправы. Оооооо, я даже представить не могу, какой она будет страшной!

— Надеюсь, в этот раз ты не решишь справляться со всем сам! — кивает Давид. — В таком у меня даже пальцы горят поучаствовать! И есть идеи! Но план, конечно, твой!

— Мы ждем, брат! Ждем, когда все по-настоящему начнется!

Братья выходят, громко хлопнув дверью.

Дьявол!

Челюсти хрустят до крошева зубов.

Сам не замечаю, как в руке лопает стакан, а кулак жестко опускается на стол.

Твою мать!

Слабость.

Слабость, это трещина, которая разрушит на хрен человека изнутри.

Один. Один единственный раз ты допустишь слабость и можешь себя закапывать. Сам.

Откидываюсь в глубокое кресло, тяжело протирая виски.

Я и слабость. Это несовместимо. Никогда. Никогда я не давал трещин и слабинок!

Прикрываю глаза, глотая уже по-плебейски. Из горла. Как Арман.

Блядь.

И все равно.

Она перед глазами.

Такая, какой увидел в первый раз.

В этой, блядь, солнечной дымке света.

И дергает.

Снова дергает, сука, в сердце.

Рвано. Резко. Жестко.

Так, как будто руками она его держит и на себя тянет.

Губами своими. Нежными. Розовыми.

Глазами огромными черными распахнутыми. Как два черных солнца. Как, блядь, два алмаза черных.

Улыбкой своей невесомой. Запахом. Каждым изгибом тела. Каждым движением.

И закипает.

Внутри все просто закипает.

Кровь дымиться так, что все тело начинает реветь.

Закипает бешенной. Безумной. Отчаянной яростью.

Сметая на хрен все мое хладнокровие.

Слабость.

Я и слабость это несовместимо!

От девчонки надо избавляться.

Удивительно, как я вообще выслушал ее просьбу.

И даже сумел прикоснуться. После всего.

15 Глава 15

* * *

Мари.

Я просто сижу, как птица в клетке.

Поначалу металась и вздрагивала от каждого звука. От каждого шороха.

Дергалась.

Боялась, что войдет Бадрид.

Даже не знаю, чего боялась больше.

Того, что просто появится.

Полыхнет своими мрачными, злыми, прожигающими яростью и ненавистью глазами.

Снова дернет на себя. Заставит обслуживать.

Заглатывать его член или раздвигать перед ним ноги.

Льда его черного, страшного в глазах. Злобы его. Того, с какой силой меня брал.

Или другого.

Того, что придет и просто вышвырнет. Скажет, что передумал. И все отменяется.

Да.

У меня было время подумать.

Верно ли я поступила, пойдя на эту страшную жертву? По сути, загубив свою собственную жизнь?

Возможно, был другой выход.

Быть может, учинив расправу над семьей, меня Бадрид бы не тронул. И был бы не так жесток с ними, как того требуют нравы и негласные законы… Ведь он…

Боже.

Сердце до сих пор дергается.

Дергается так, что приходится прижимать к груди ладони. Чтобы не вырвалось.

От нашей первой встречи. От тех искр, что пролетели, когда он просто коснулся меня рукой.

И не могу. Не могу не думать о том, насколько все могло было бы быть иначе! С ним…

Ведь тот разъяренный зверь, который меня брал, холодно и жестко, совсем не тот Бадрид, какого я встретила! Не тот, каким он мог бы быть со мной… Не тот…

Но нет.

Я отметаю иллюзии. Сжимаю руки в кулаки, царапая ладони, чтобы отрезветь.

Он не простил бы. Я не выпросила бы у него ни своей жизни, ни жизни нашей семьи. Выхода, другого выхода не было!

Но какая участь теперь ждет меня?

Тело постепенно перестает гореть.

Как ни странно, оно приходит в себя быстро.

Тягучие ощущения во влагалище еще тянут. Внутри все подергивает. Но… Почему-то от этих ударов внутри какое-то странное тепло отдается в сосках…

Прислушиваюсь к собственным ощущениям, просто стараясь унять нервы.

Я стала женщиной. Это странно. До жути. И неважно, как.

Изменилось ли что-то во мне?

Не знаю.

Но ощущение как будто в теле появилась какая-то струна. Натянутая до предела. Дрожащая. До звона. До разрыва.

Три дня.

Три дня я так и проторчала в этой комнате!

Никто не появился.

Никто со мной не заговорил.

Только поднос с едой регулярно появлялся в комнате.

Его приносила хмурая женщина средних лет с поджатыми губами.

Не глядя на меня. Даже не поднимая глаз.

Просто оставляла еду на столе, а после убирала.

А я, естественно, так и не решилась с ней заговорить.

Да и зачем?

Вряд ли в этом доме я смогу завести друзей или хотя бы поговорить с кем-то нормально, по-человески.

Ну, а про мою дальнейшую участь она наверняка ничего не знает.

О том, чтобы повернуть ручку двери и попробовать выйти, даже и речи, естественно, нет. Кто я? Я даже не имею право на собственное имя. И уже тем более, на то, чтобы осматриваться в коридорах. Дома своего хозяина.

Хозяина.

Ведь я теперь его рабыня.

Как он со мной поступит?

Ледянящий страх оцепляет изнутри.

Как поначалу я боялась, что Бадрид снова придет и начнет меня брать. Грубо, жестко. Резко.

Настолько же сейчас ждала.

Ждала, чтобы хоть немного прояснило мое будущее.

Что он сделает со мной?

А может, лучше бы не знать.

Иногда ожидание лучше той реальности, в которую ты попадаешь.

Остается только надеяться, что он просто обо мне забыл. Уехал. У него много дел, и уж точно не до какой-то там девчонки.

И что он все же сдержал слово.

Ведь слово Бадрида Багирова нерушимо, да?

16 Глава 16

* * *

Бадрид.

— Лузанские перекрыли нам границы, — цежу сквозь зубы в главном офисе.

Той же ночью пришлось вылететь.

Проблемы с поставками Ингвара просто хрень собачья по сравнению с тем, что началось уже через пять минут.

— Все. Все стоит. Абсолютно.

Твою мать.

Мы достигали своего состояния и положения долго. Годы. Десятки лет.

По-крупному шла игра. Всегда по-крупному.