На кончиках твоих пальцев (СИ) - Туманова Лиза

– Что? – не знаю, что поражает меня больше, – тот факт, что он в принципе готовит, или, что готовит для меня.

– Я спрашиваю, что ты любишь больше, Шелест, омлет или глазунью? Я, конечно, могу приготовить и что-то другое, но, боюсь, ты не дождешься и снова упадешь в обморок.

– Мне всё равно.

– И всё-таки?

– Омлет, – выдыхаю я под его настойчивым взглядом.

– Стулья в моем доме не кусаются, – он не смотрит на меня, но всё же понимает, что я так и не сдвинулась с места, замерев в дверном проходе живой статуей. Удивленная, смущенная, неуверенная в реальности происходящего – я могу долго и болезненно щипать себя за руки, но то, что происходит, – это точно часть событий из программы «необъяснимо, но факт». А еще часть невероятной череды событий, происходящих в моей жизни. Наверное поэтому я просто смиряюсь и сажусь за стол, в ожидании того, как меня покормит этот хмурый и неожиданно заботливый парень.

В скором времени передо мной оказывается большая тарелка с едой и кружка горячего чая. Северский садится напротив и буравит меня взглядом, но даже это не заставляет меня остановиться и не накинуться голодным волком на долгожданную пищу.

– Когда ты в последний раз ела, Шелест?

– Не помню, – честно отвечаю я.

– Если ты гонишься за худобой, то советую завязывать: такие экстремальные методы имеют свойство плохо заканчиваться.

– Я не на диете, если ты об этом, – просто в театре завал, надо еще успевать учиться, а брат уехал, и некому заставить меня закинуть в себя что-то перед тем, как хотя бы на пару часов позволить себе забыться сном.

– Тогда ты просто мазохистка – мало того, что не ешь и не спишь, так еще и больная ходишь на учебу. По-моему это слишком, не находишь?

Он прав, сто раз прав. Слишком большой груз для одной хрупкой девушки, для слабых худых плеч. Но только это позволяет забыть, как мне все-таки больно, позволяет не думать о том, кто не со мной. Но надо смотреть правде в глаза – если я продолжу истязать себя непомерной работой, то просто сломаюсь и рассыплюсь как снежок, растаяв, а потом высохнув на солнце, не оставив после себя ничего, кроме тишины. Иронично и грустно, как для девушки, внутри которой целая вселенная звуков.

Но я лишь неопределенно пожимаю плечами.

Не знаю, что творится у парня голове, но смотрит он хмуро, колюче и недружелюбно. Как будто не сам только что благородно позволил мне утолить голод, да еще и собственными руками приготовил завтрак. Рассказать кому, так не поверят – Марат Северский готовит для Зины Шелест. Ульяна точно потеряет челюсть и речевую функцию в придачу, когда узнает. Я сама не верю до конца, что спокойно сижу у почти незнакомого парня на кухне и пью горячий чай. Но, кажется, когда я подкрепилась, запас его терпения подошел к концу, потому что он, поставив локти на стол, наклонился ко мне и задумчиво потянул:

– А теперь Шелест, памятуя о том, как сильно я тебя выручил, будь добра, скажи мне, кто попросил тебя передать мне тот конверт.

Я нервно облизываю губы и сглатываю. Вот где собака зарыта. Что бы там ни происходило и как бы это не выглядело со стороны, в глубине души я точно знала, что это случается со мной не просто так и что любая помощь имеет свою цену. Вопрос в том, готов ли ты ее заплатить, а если нет, то чем сможешь компенсировать убытки? Взгляд у парня мрачный и навевает на мысль, что мой брат ввязался во что-то крайне неприятное и опасное. Я даже вздрогнула, от осознания этого факта, что не укрылось от Северского.

– В какой-то степени ты права, что считаешь меня опасным, – по-своему трактует мою нервную судорогу парень. – Но, с учетом того, что я для тебя сделал, можешь проникнуться подобием доверия, а не бояться меня. Я таких как ты не ем – слишком худая и бледная, – непрозрачные намек на то, что я не про таких как он. Даже не обидно. – Просто скажи мне кто?

– Зачем тебе? – всё еще вжимаюсь я в стул.

– Я получил очень занятное послание. Которое трудно проигнорировать. И встреча сторон состоится так или иначе, но ты можешь ускорить этот процесс, если конечно не удивишь меня тем, что и ты замешана в этом деле. А я удивлюсь, Шелест, честное слово удивлюсь.

– Каком деле? – хмурюсь я.

Парень хмыкает.

– Иногда нужно интересоваться о подоплеке просьб, которые тебя просят выполнить. Иначе можешь оказаться в щекотливой ситуации… Но зато ясно, что раз ты безропотно и без задней мысли поработала курьером, тот человек тебе хорошо знаком, может быть даже близок. Ну как, я прав? Это твой парень?

Кто бы сомневался, что Северский сможет выстроить у себя в голове нечто подобное, не оставив мне даже шанса на сохранение тайны. Осталось только решить, сказать ему о брате или не говорить. Дилемма Шекспира, как говорится.

– Нет, не парень.

– Родственник?

Давай, Шелест, решайся.

– Брат, – цежу я, молясь, чтобы не оказалось, что я совершила фатальную ошибку.

– Брат, – повторяет за мной Марат и откидывается на спинку стула. Его глаза, не глаза, а гвозди покрытые корочкой льда, острые и дырявящие насквозь, попутно замораживающие внутренности. Быть его виз а виз непросто, я бы сказала морозно и колюче. – Ты живешь с ним?

– Да.

– В таком случае, я воспользуюсь своей репутацией крайне беспринципного и наглого парня и напрошусь к тебе в гости, – ни тени намека на шутку.

Если Северский побывает у меня в гостях, то челюсть Ульяны придется приклеивать обратно тем самым супер клеем. Наверное, стоит втихушку сделать фото, чтобы не прослыть безосновательным пустословом. Как же жаль, что столь фееричный компромат пропадает из-за Мишиной работы!

– Он уехал, – говорю я под его вопрошающим взглядом, – во Францию, на неопределенный срок.

– Во Францию? – говорит слишком задумчиво и загадочно, как по мне.

– В командировку, – подтверждаю я.

– Внезапную, я так понимаю?

– Да, а как ты…?

– Догадался.

– Марат, – впервые я зову его по имени, и мы оба замираем, точно оставшиеся без тока провода, – он мой брат. Скажи мне, что происходит?

Смотрит. Оценивает. Обдумывает ответ, точно испытывая меня на прочность и гадая, какую роль я играю в неизвестном мне деле. Решается.

– Не знаю, Шелест. Но думаю, нам обоим не понравится правда, – неожиданно роднящая нас с ним неизвестность и расплывчатость будущих перспектив повисает точно огромная капля посреди светлой кухни. Вопрос в том, на кого она упадет, а кому достанутся только брызги?

Как оказалось, спала я долго. Очень долго. И, судя по количеству пропущенных звонков в телефоне, который я достала из рюкзака, милостиво врученного мне Маратом, кому-то предстоял вагон и маленькая тележка с горкой так нелюбимых телефонных разговоров. Даже мама и та решила не дожидаться, когда я соберусь с силами и сама ее наберу, и обозначилась тремя пропущенными звонками в списке имен, в котором помимо нее присутствовали Ульяна, Миша и Лео. Последний умудрился вписаться в абсолютно круглую и страшную цифру двадцать, которая помимо страха вселяла в меня кучу других не самых приятных мыслей, связанных с моим далеко не милым и совсем не доброжелательным начальством. А учитывая тот факт, что вчерашнюю репетицию я проспала, сегодня мне еще предстояло отправиться в театр, чтобы не усугубить недовольство Лео.

Визжащие интонации проникли сквозь динамик и долетели даже до Северского, который с интересом глянул на меня в тот момент, когда я поднесла аппарат к уху.

– Прости, Лео… Да, я знаю, как важно… Нет, что ты, я ценю твой труд и отношусь к делу максимально ответственно… Просто мне не здоровилось вчера… Нет, больше не повториться… Да, Лео, сегодня буду… Эй, Северский, ты что творишь?!

Я не заметила, как парень, прислушивавшийся до этого к нашему разговору, подошел ко мне почти вплотную, а потом и вовсе без спроса забрал мой мобильный, не остановленный не моим гневным возгласом, не недовольством в моих глазах. Однако же его репутация, отмеченная клеймом наглости, была полностью оправдана. А еще он постоянно и безбожно нарушал границу моего личного пространства. Мною уже давно была установлена черта, за которую я допускала редко и с трудом. Совместные завтраки, ночевки в чужом доме, и то, что сейчас творил этот парень, было вопиющим ее нарушением. Наверное поэтому я уверенно протянула руку, попытавшись забрать свой аппарат – но не тут то было, он мигом вывернул свою так, что вместо нее я прикоснулась к верхней левой части его груди. Легко, почти невесомо мои кончики пальцев трогали место, за которым билось его сердце. Я почувствовала его размеренный, четко налаженный ритм, мастерски и бесперебойно стучащий от рождения и до смерти. Идеальный природный метроном. Я замерла от того, что так отчетливо почувствовала его отдачу на своих пальцах, сквозь тонкую ткань футболки Северского, который тоже замер, глядя мне в глаза и разговаривая с Лео спокойно и уверенно, как будто это он был его начальником, а не совершенно не причастным к нашему театру человеком.