Не отрекаются, любя... (СИ) - Лабрус Елена

С некоторых пор…

Воспоминания вспыхивали в мозгу жалящими вспышками.

Воспоминания, что разбудил сегодняшний пожар.

Пуля, что ударила его в грудь… Конец страховочного троса, что вылетел из карабина… Языки огня, что лижут её белое платье…

— Отпусти! Лина, отпусти! — хрипит он из последних сил, перекрикивая рёв пламени. — Файли-и-ин!..

Марк встряхнул головой.

С некоторых пор он тоже не любил огонь. 

— Ты не вовремя, Ваан, — он опрокинул в рот бутылку.

Горький напиток обжёг горло. Марк закашлялся.

— Ты говорил, — равнодушно пожала плечами женщина. — Но я всегда не вовремя.

— Кстати, а как ты вошла? — оглянулся он в комнате. — Как тебя пустила охрана в мою квартиру?

— Это не твоя квартира, Марк. Это квартира твоего отца. И странно, если бы охрана меня не пустила.

Он нахмурился: что?

— Давно же ты не общался с отцом.

— Да, подольше, чем с тобой, — усмехнулся Марк. К сожалению.

Шесть лет. С Ваан они не виделись с того дня, как он сел в мексиканскую тюрьму.

Мадам тяжело опёрлась на подлокотники кресла и встала. С трудом.

А она сдала! В тот год, когда они познакомились, ей было под сорок. Значит сейчас пятьдесят с лишним. Хотя ей, конечно, не дашь. Всё та же смуглая желтоватая кожа. Всё тот же цепкий взгляд. Орлиный нос. Сильные мозолистые руки.

Разве что пальцы стали более узловатыми. Фигура, скрытая длинными юбками, грузнее, солиднее. А взгляд… в нём навсегда залегла скорбь. Скорбь о дочери. Её единственной дочери. Файлин.

Файлин…

И память снова отбросила его на четырнадцать лет назад в душный Бангкок…

Четырнадцать лет назад…

Он подставил истерзанную плёткой спину под холодную воду и закрыл глаза, когда вдруг раздался девичий голос:

— О, прости! Не знала, что здесь кто-то есть.

— Ничего, — схватил он полотенце, чтобы прикрыться и только когда обвязал его вокруг талии и выключил воду, повернулся.

— Она опять, да? — сокрушённо покачала головой девушка.

 Скорее девочка. Худенькая до прозрачности, бледная. С длинными абсолютно белыми волосами, такими же бровями и ресницами. В длинном белом платье.

— Что опять? — вытер Марк рукой мокрое лицо.

— Мама опять завела себе мальчика для битья?

Столько сочувствия и горечи было в её голосе одновременно: сочувствия к нему, а горечи, видимо, за мать, что Марк намеренно бодро усмехнулся. Странное желание, но он прочему-то не хотел её расстраивать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Я сам напросился.

— Сам? — удивилась она. — Ты из тех, кто получает от порки удовольствие? — спросила она серьёзно, без издёвки, и посмотрела на место, что он прикрыл полотенцем.

— Нет, я не из тех, — улыбнулся Марк над её серьёзностью. Кем бы он ни был, она явно старалась его не обидеть и это было так трогательно. Мама? Его поразило, что у Ваан есть дочь. И такая дочь. — И удовольствием бы я это не назвал, — слегка бравировал он. Да это чёртова пытка! А твоя мать чёртова извращенка! — Но умение терпеть боль, думаю, мне пригодится.

Он поднял лицо к лейке, с которой ещё капало. Протянул руку, чтобы плотнее затянуть кран и вздрогнул, когда его воспалённой спины, покрытой вспухшими следами плётки, коснулись холодные пальцы.

— Ты красивый, — ведя сверху вниз, сказала девушка.

— Ты тоже. Красивая, — улыбнулся Марк. — И необычная.

Она улыбнулась в ответ с таким выражением, словно он не разобрался, что именно с ней не так.

— Я альбинос.

— Правда? А я Григорий, — протянул он руку. — Но твоя мама зовёт меня «мой мальчик».

Она засмеялась и, кажется, наконец, поняла, что он просто шутит. Вздохнула с облегчением.

— А меня она зовёт Сверчок. Я Файлин, — уверенно пожала его ладонь. — Можно просто Лина. Погуляешь со мной?

— Да, — пожал он плечами. — Конечно. Сейчас?

— Нет, — покачала головой девушка. — Когда стемнеет. Я плохо переношу солнце, а если точнее, то совсем не переношу. А вот сумерки и ночь — это моё.

— Тогда до сумерек?

— До сумерек, — улыбнулась она, не сводя с него восторженного взгляда.

Крутанулась вокруг себя, выразительно посмотрела на его пах, исчезла в проёме двери, и Марк снова услышал её смех, теперь подозрительно коварный, но по-прежнему чистый и мелодичный, как серебряный колокольчик.

Он опустил глаза.

О, чёрт! С его бёдер упало полотенце…

Марк тряхнул головой, возвращаясь в настоящее.

Затылок ломило, и это был верный признак того, что пора заканчивать пить и хоть немного поспать. 

— Ты знала моего отца? — следил он за неспешными шагами Ваан, что вела пальцами по мебели, словно прикасаясь к своему прошлому.

— Мой наивный, несмышлёный мальчик, — взяв с подноса, она поставила на стол пустой стакан. Забрала у Марка из рук бутылку и наполнила стакан на треть. — Ты так ничего и не понял? — подняла на него глаза. — В этом же и был смысл. Ну, за твоего отца. Не чокаясь, — взмахнула она стаканом.

Свой глупый вопрос Марк задал, когда Иванна Вигеновна Аматуни, Мадам Ваан, госпожа, кхун Ваан, как она себя величала, осушила бокал до дна. Но этих нескольких секунд, как ни странно ему хватило, чтобы понять, о чём она говорит. Почти пятнадцать лет не хватило. А пары секунд — да.

И всё же он спросил:

— Смысл был в том, чтобы выйти на моего отца?

— А ты думал мне был нужен ты? Бойкий смазливый мальчик, который хотел научиться всему, что умею я и идти дальше своей дорогой? Который хотел стать великим мстителем и великим авантюристом. Свободным охотником. Одиноким волком, — насмешливо хмыкнула она.

— Я хотел отомстить. За сестру, — разом протрезвел Марк, так же, как и прозрел.

— Конечно. Ведь это придавало смысл всему, что ты делал. Смысл твоей борьбе, терпению, страданиям, отречению. Ну а смысл того, что я с тобой возилась — выйти на твоего отца. И ты исполнил свою миссию, а я — свою.

Марк не верил своим ушам. Хотя нет, верил. Разве она когда-то до конца раскрывала свои планы? Разве говорила всю правду?

— Но зачем? Получить доступ к его деньгам? — потряс он головой.

— К деньгам, — усмехнулась Ваан. — Вижу плохо я тебя учила, мой мальчик. Деньги — ничто. Грязь. Хоть и целебная. Но твой отец имел больше. Он имел власть, влияние и ресурсы, которые мне были нужны. Или ты думал я до старости собиралась грабить неповоротливых толстосумов?

— А ты собиралась, что? Заползти в тёплую сухую нору и отложить яйца? Не маловата кроличья нора для такой крупной змеи, как ты? Это всего лишь власть, влияние и ресурсы в окраинном регионе, где-то на задворках страны. Не мелковато для тебя? — не остался он в долгу за её насмешку.

— Африка тоже задворки, но там добывают большую часть алмазов в мире. Саудовская Аравия — забытое богом место, а смотри-ка, третья из нефтяных держав. А кто входит в тройку лидеров производителей наркотиков? Афганистан, Бирма, Колумбия. Жопа, жопка и жопочка. Это так, для примера. Так что не преумаляй то, о чём ты понятия не имеешь, мой мальчик. Но знаешь, зачем я тебе всё это объясняю? Ты не можешь просто так взять и отдать вот это всё, — развела она руки в стороны. — Я тебе не позволю. 

И хоть вокруг была всего лишь мебель, Марк понял.

— Не могу просто так взять и отдать вот это всё не тебе? — усмехнулся он.

— Ну, можешь отдать мне. Тебе ведь ничего не надо, — прищурила она карие, почти чёрные глаза. — Только женщина и сын. Я же правильно поняла? — снова насмехалась она.

— А тебе, значит, надо?

Ваан сложила друг на друга средний и указательный пальцы обеих рук, словно хотела показать «хэштег» и посмотрела на Марком одним глазом сквозь эту дурацкую «решётку». Словно он насекомое, которое она рассматривает через лупу. Или этим хотела сказать, как измельчали его планы? Марк не хотел даже гадать.