Сдайся (СИ) - Чепурнова Тата

Прохлада шампанского отрезвляет, а неугомонные пузырьки зло напоминают о свидании с Лешей и травят чувством вины.

– Предложи Лешему двойную оплату за проигрыш.

Сердце обрывается, дыхание сбоит, ни вдохнуть глубоко, ни выдохнуть. То что я слышу мне нравится ещё меньше.

– Этот упертый фанатик может отказаться.

– Тогда поставь против него того, кто его уделает. Мне нужно, чтобы он лёг, – слишком ухоженные мужские пальцы касаются моего подбородка, приподнимают, упрямо заставляя смотреть лишь в глаза, а не угрюмо потупив взгляд в пол. – Ты, всё ещё его не знаешь?

Не сдавайся

Лёша

Я сижу на скамейке один, прислонившись спиной к шершавой стене, чтобы хоть как-то чувствовать опору, а ведь жизнь даже сейчас насмешливо выбивает её. И всё это с лёгкой руки Марты, такой высокомерной, глянцевой и самовлюбленной, спокойно проводящей границу между своей надменностью и моей простотой.

Устало прикрываю глаза, ухожу в себя, и, кажется в эту секунду напрочь теряю связь с реальностью, которая грубыми мазками размазана вместе с моим хорошим отношением к Марте. Каким надо быть идиотом, чтобы не распознать сразу фальшивую игру, манерность смазливой девчонки, которой стало попросту скучно.

Ей понадобился адреналин, сытая жизнь слишком приелась, насытила доверху, натерла кожу дорогими побрякушками и брендовым шмотьём, и, Марта с удовольствием ввязалась в приключения с плебеем.

На что только я придурок надеялся? Отдал бы сразу телефон и концы в воду. И сейчас не нужно было бы давиться подступающей тошнотой.

По мере возможности абстрагируюсь от ненужных мыслей, готовлюсь к предстоящему бою, но выходит всё из рук вон плохо. Так просто отпустить ситуацию не получается, она раскаленным клеймом оставляет на коже рубцы, которые стягивают, зло отдают неведомой ранее болью.

"Нет. Мы не знакомы" гремит в ушах её лживое признание, отправившее меня в нокаут. После такого не встают, никаких десяти секунд не хватит оправиться от подставы.

– Леший для тебя есть выгодная сделка, – звучит слишком строго для рядового предложения, а это значит, что от меня ждут особого ответа. – Получишь двойной тариф за проигрыш.

– Не пойдёт, Борь, – накидываю на большой палец петлю бинта, начиная его наматывать в сторону запястья. Не обращая внимания на Бориса, который подпирает плечом дверной косяк. Он преследует свои цели, я же занимаюсь обычным делом – наматываю боксёрские бинты для защиты кистей рук и суставов. – Я так не делаю. И деньги тут не причем. Это принцип. Понимаешь? – вряд ли он понимает, амбалу отдали приказ уговорить меня, и ясное дело, с чего вдруг понадобился мой проигрыш, и кому. Догадки злят ещё больше, словно всё в одночасье обернулось против меня. – Мои победы – это рейтинг, престиж, личные достижения и они не продаются… и не покупаются, сколько бы мне ни предложили.

– Ясно, – равнодушно отзывается тот, немного смутив таким быстрым согласием с моим решением. – Биться пойдёшь во втором поединке.

Боря нетерпеливо открывает дверь с ноги, выходя в шумный коридор, вновь оставляя меня один на один с тягостными размышлениями, а в те, тут же врывается лживая Марта.

С каждым новым витком обмотки вокруг запястья я связываю чувства, которым неосмотрительно позволил овладеть собой. С каждым тугим витком бинта я словно набрасываю удавку на шею той, кто высокомерной наглостью лишила меня здравомыслия, оттолкнув лицемерием.

Я помню её холодный взгляд, он хлеще жидкого азота выхолодил внутренности до самых костей, наполнив в отместку лютой ненавистью. И ту теперь не вытравить.

– Лёш?! – притворным раскаянием звучит голос Марты, скромно переминающейся с ноги на ногу.

Она слишком тихо, как-то даже неожиданно вошла в раздевалку, привлекая моё внимание только сейчас, смело вышагивая в мою сторону. Будто имеет право здесь находиться, будто рассчитывает на разговор по душам.

Какие нахрен души, свою она явно продала Ринату за последнюю модель айфона?!

Смотрю, и снова начинаю злиться, а с подобными эмоциями биться нельзя, нужно устаканить бурю, связывающую внутренности в морской узел. А всему виной бесцеремонное появление Марты, которое встряхивает слишком сильно, а после применяет удушающий приём.

– Здесь нельзя находиться посторонним! – цежу сквозь зубы, сдерживая порыв вытолкать её обратно в коридор, а главное, подальше от себя. Ей не место рядом со мной, вернее, я не вышел ни рожей, ни статусом, ни положением в жизни. Так что, с глаз долой, из сердца вон.

– Мне можно, я не…

Бормочет что-то себе под нос и тут же осекается, хотя чего уж там?! Ясно ведь – в этом клубе её статус-VIP, для неё открыты все двери, ей позволено приходить и вытряхивать бойца наизнанку. Делать с ним напоследок всё, что взбредет в её смазливую голову, абсолютно пустую. Ведь поймайся она рядом с теми, кто предназначен приносить деньги клубу, скандалу не миновать.

Я обхватываю её хрупкие плечи и отодвигаю в сторону, словно тряпичную куклу, с которой играет зажравшийся мажор, оплачивая все её шалости и прихоти. Мне становится мерзко от прикосновений, потому что перед глазами фантазия рисует слишком откровенные картинки с участием Марты и богатенького покровителя.

– Откажись от боя. Прошу тебя! – с надрывом умоляет она, и не теряя надежды, тянется ко мне ближе. На секунду даже заставив поверить в бескорыстную заботу. – Против тебя выпустят другого бойца, более сильного, более…

– Заткнись, – поддавшись импульсивному порыву, впечатываю в стену, дрогнувшую от неожиданности девичью фигурку. С силой прижимаюсь, не давая и малейшего шанса высвободиться, закрываю лживый рот ладонью, чтобы Марта не смела и пискнуть. Мне не нужны её советы, я обойдусь без подачек или волнительного пафоса, о который лишь можно ноги вытереть, настолько он лжив и лицемерен. – Мне нужна эта работа, на ринге вся моя жизнь. Поэтому потрудись держаться от меня подальше, мне не нужны проблемы. Ты не настолько охренена, чтобы я из-за тебя отказывался от любимого дела.

Я словно весь горю изнутри и жалею, что слишком милосерден сейчас к Марте, и не могу отплатить ей той же болью, которая во мне рвёт каждый натянутый нерв.

Слушаю свое тяжёлое порывистое дыхание, свое сердцебиение и не могу успокоиться. Не могу, пока она так близко ко мне, пока я в силах, как свернуть ей шею, так и начать целовать её. Даже сквозь бинты ощущаю жар рта, настырно закрытого мной, вспоминая на что он способен.

– Убирайся, – хрипло выдыхаю, боясь совсем слететь с катушек, если она сейчас не уйдёт.

Опускаю взгляд вниз, чувствуя первую дрожь, прокатившуюся по телу девушки и закрываю глаза, не в силах больше видеть её. Чувствую, как Марта дрожащими пальцами убирает мою ладонь, но вместо слов слышу жалкое всхлипывание.

Чёрт бы её побрал! Ну к чему этот спектакль?

Разминаю затекшую шею, мысленно уговаривая взять себя в руки и не вестись на слезливую провокацию. Абсолютное чувство брезгливой обиды, без каких-либо примесей, накрывает меня с ног до головы и я больше не держу Марту, позволяя ей в слезах сбежать от меня.

Так будет лучше. Для нас обоих.

Я не держу

Марта

Едкая обида клокочет в горле вместе со слезливым комом, в ушах так и звенят зло брошенные Лёшей слова, тронувшие меня до глубины души. Полоснувшие по гордости, которую я, спрятав подальше, всё же решилась на разговор, явившись в раздевалку под страхом быть разоблачённой, переживая подставить Лёшу ещё больше. Но меня не смущало пойти навстречу первой, меня огорчала реакция, которую выдал взвинченный Лёша.

Он злился. Бешено, откровенно, отчаянно, причиняя самому себе вред от безумных эмоций. Сжимая зубы до скрипа от желания меня придушить, играя желваками, выливая остатки жёлчной ненависти. И имея полное право на выплеск убийственных ощущений, которые поедом ели его и грызли меня чувством вины.

Я знаю, что значит быть собранным спокойным перед ответственным моментом, выключив лишний эмоциональный фон. Знаю, но совершаю глупость, потому что терзающая потребность объясниться, доминирует, подталкивает к краю.