Евгения Перова - Я все равно тебя дождусь!
– Артемида, перестань дергаться. Ну что ты, в самом деле!
Она посмотрела на него несчастными глазами:
– А что ты говоришь про меня, когда спрашивают? Что ты сказал маме?
– Что ты моя жена. – У Шохина было странное выражение лица, он не то веселился, не то злился, а Лида совсем испугалась: жена! – Да не волнуйся ты так! Вот тоже! У нас с тобой гражданский брак, и все. Неофициальный. Успокойся, я не собираюсь насильно тащить тебя в загс.
Ее нынешняя жизнь казалась Лиде сплошным отпуском: дача, сад, шохинские вечера, шашлыки в саду, поездки на дальние пруды, разговоры на веранде. Марк познакомил ее с друзьями. Лида, краснея, вспоминала, как Синельников у нее за спиной выразительно показал Марку большой палец – супер! Классная баба! А увидев, что заметила, поцеловал ей руку, за что получил шуточный подзатыльник от своей смеющейся Наташки. Синельникову Лида действительно очень понравилась – великую шохинскую любовь Александру он терпеть не мог и не понимал, почему Марк так с ней носится.
– Вот что ты в нее уперся, а? Ничего в ней нет такого необыкновенного, в твоей Никаноровой!
– Ты не понимаешь.
– Да уж, конечно, где нам понять! Мы академиев ваших не кончали! В искусстве вашем и вовсе не разбираемся! Зато понимаем, что Никанорова – дохлый номер и тебе там ничего никогда не обломится. А тратить свою жизнь на выдуманную «любов», когда рядом такая баба, как Лидка, глупо! Ты посмотри на нее! Умная, эффектная, добрая, надежная…
– Я ей не нужен.
– Не нужен! Так стань нужным. Подумаешь, один раз ему отказали! Мне вон Наташка пять раз отказывала, и что?
– И что?
– И ничего! Все равно поженились! Смотри, отобьет кто твою Артемиду – будешь тогда локти кусать…
Все это казалось Лиде кинофильмом, сериалом: «Дворянское гнездо», «Неоконченная пьеса для механического пианино», в общем, «сумерки, природа, флейты голос нервный, позднее катанье», вспоминала она Окуджаву. «Нервный голос флейты» – это была она сама. А Марк… «На передней лошади в голубом кафтане», как же еще – принц на черном коне!
Принц Лиду тоже удивлял: если раньше ей казалось, что Марк совершает подвиг, взяв отпуск и помогая ей на первых порах с ребенком, то теперь Лида понимала: никакой это не подвиг, для него это естественно. И думала: Ольга Аркадьевна воспитала хорошего сына, настоящего мужчину! Как ей это удалось?!
Марк спокойно делал все домашние дела – Лида помнила, что отца невозможно было заставить купить продукты или вынести мусор, он просто забывал. А Марк помнил обо всем, все замечал – забирал у нее тяжелую сумку, придерживал дверь, в метро или троллейбусе никогда не садился. Он всегда видел, кому надо помочь: один раз вдруг ринулся через улицу, чтобы поддержать какого-то инвалида, спускавшегося по лестнице, а в другой – влез в мальчишескую драку, разнял пацанов и долго о чем-то говорил с «потерпевшим». Шохин ловко справлялся с Илькой и однажды ночью, когда разразилась такая страшная гроза, что Лида и сама испугалась, забрал у нее рыдающего малыша, и тот почти мгновенно успокоился у него на руках. Лида тоже чувствовала себя защищенной рядом с Марком. Это чувство было для нее внове и пугало. «Я не хочу зависеть от Марка!»
Постепенно она перестала так трепетать перед Ольгой Аркадьевной, хотя все равно слегка ее побаивалась. Побаивалась, но незаметно для себя самой раскрывалась перед «мадам Шохиной» все больше и больше. Они часто беседовали, и Ольга Аркадьевна потихоньку выпытала из Лиды все: и про развод родителей, и про несбывшиеся надежды Лиды на жизнь с отцом, и про «холодную войну» с матерью. А Лида так увлеклась, что в один из вечеров даже пересказала Шохиным всю свою диссертацию.
Однажды ясным июльским утром они завтракали на веранде – солнце, пробивающееся сквозь разноцветные стекла, пускало яркие зайчики по полу и столу. Лида кормила Илюшку, а он вырывал у нее ложку, пытаясь действовать сам. Вытерев измазанную кашей мордашку сына, Лида спустила его на пол, и он тотчас направился к отцу, шустро передвигаясь на четвереньках – Илька уже пробовал ходить, но на своих четырех пока получалось лучше.
Ольга Аркадьевна с улыбкой проводила его взглядом, а потом обернулась к Лиде:
– Лидия, знаете, что-то мне захотелось вас написать. Давно я не брала в руки кисть!
– Меня?! – Лида даже поперхнулась. – Да что во мне такого… живописного?!
– Не скажите! Вы очень даже живописная. Но только не в этом наряде, конечно, хотя он и очень милый.
Лида быстро себя оглядела: шорты, завязанная на животе рубашка без рукавов… Волосы кое-как схвачены заколкой… Да-а, красавица, ничего не скажешь. Она покосилась на Ольгу Аркадьевну – та была идеально причесана, белую кофточку у ворота украшала брошка, а длинная легкая юбка казалась свежевыглаженной, хотя Ольга щеголяла в ней уже который день. Неужели она гладит эту юбку каждое утро?!
– Надо подобрать вам что-нибудь! Сейчас посмотрю. – И Ольга вышла.
Лида жалобно посмотрела на Марка, но тот был серьезен:
– Пожалуйста, попозируй маме. После смерти отца она впервые захотела работать. Тебе же не трудно?
– Не трудно, – пробормотала Лида. – Но как-то странно. Неловко. Кошмар какой-то…
– Лидия! – Ольга Аркадьевна позвала ее из глубины дома. – Идите, взгляните, что я нашла для вас!
– Иди-иди! – сказал Марк. – Я присмотрю за Илькой.
Ольга Аркадьевна держала в руках что-то нежное, кружевное, а когда расправила, показывая Лиде, оказалось – это ажурное одеяние кремового цвета.
– Что это? Какое красивое!
– Это длинный жакет – наверное, можно так назвать.
– Старинный?
– Да, начало века. Уже прошлого. Прикинем, – и Ольга приложила одеяние к Лиде. – Замечательно! Примерьте. Ну, девочка, не на это же! Сейчас… где же она… Вот!
И Ольга Аркадьевна подала ей длинную, шелковую, бледно-лилового цвета сорочку на тоненьких бретельках, украшенную по вырезу вышивкой – мелкие фиалки с зелеными листиками.
– Я думаю, вам будет впору. Но лучше прямо на голое тело – там хорошая выкройка, позволяет. Я отвернусь.
Лида, стесняясь, сняла рубашку и шорты – хорошо хоть лифчик приличный! И трусики. Потом проворно разделась догола и натянула сорочку – шелк ласково скользнул по телу.
– Вы очень хорошо сложены.
Оказалось, что Ольга видит Лидино отражение в зеркале шкафа.
– Простите, не удержалась – подглядела. Надо бы написать вас обнаженной, но вы вряд ли согласитесь? А жаль. Такая кожа…
Лида мгновенно залилась краской – от макушки до пяток, как ей показалось.
– Ну ладно, ладно! Я не настаиваю. Хотя не понимаю, что здесь такого? Я же художник. Конечно, до Зинаиды Серебряковой мне далеко – она прекрасно писала обнаженное женское тело. Да, пожалуй, никто лучше ее и не писал. Но я тоже неплохой художник, правда. Так, посмотрим…
