Николас Спаркс - Свадьба
– Вы никогда об этом не говорили.
– А ты никогда и не спрашивал, – заметил Ной. – Я скучал по детям, но сильнее всего из нас двоих, полагаю, скучала Элли. Она могла быть художником, кем угодно, но в первую очередь она была матерью. Когда дети уехали, она будто засомневалась, где теперь ее место в мире. По крайней мере поначалу.
Я попытался вообразить ее состояние, но не сумел. Такой Элли я не знал и даже не мог себе представить.
– Почему? – спросил я.
Вместо ответа Ной окинул меня взглядом и замолчал.
– Я рассказывал тебе о Гасе? – наконец спросил он. – Он навещал меня, когда я ремонтировал дом.
Я кивнул. Гас был родственником Харви, чернокожего священника, которого я частенько видел, когда заезжал в старый дом.
– Старина Гас обожал всякие небылицы – чем смешнее, чем лучше. Иногда мы сидели на крыльце по вечерам и придумывали бог весть что, лишь бы повеселить друг друга. Знаешь, какая байка была моей любимой? Для начала надобно тебе знать, что Гас полвека прожил со своей женой и у них было восемь детей. Эта пара прошла огонь и воду. Так вот, болтаем мы до глубокой ночи, а потом Гас говорит: «Сейчас я тебе кое-что скажу». И представь, смотрит он мне в глаза с самым серьезным видом и заявляет: «Ной, я понимаю женщин».
Ной захихикал, как будто услышал это впервые в жизни.
– Вся соль в том, – продолжал он, – что нет на свете мужчины, который мог бы этим похвастать, не покривив душой. Понять женщин просто невозможно, так что не стоит и пытаться. Но это не значит, что их не нужно любить. Не значит, что ты не должен изо всех сил показывать им, как они для тебя важны.
Размышляя над словами Ноя, я смотрел на лебедя, который то расправлял, то складывал крылья. Именно в таком духе Ной всегда в последнее время говорил со мной о Джейн. Он ни разу не дал внятного совета, ни разу не сказал, что именно делать. И в то же время он прекрасно понимал, что я нуждаюсь в поддержке.
– Наверное, Джейн хочет, чтобы я походил на вас, – предположил я.
Ной снова усмехнулся:
– А ты молодец, Уилсон. Просто молодец.
Не считая тиканья настенных часов и ровного гула кондиционера, в доме царила тишина. Положив ключи на стол в гостиной, я окинул взглядом каминные полки. На них за годы семейной жизни накопилось множество фотографий в рамках: мы впятером в джинсах и синих рубашках пару лет назад; пляж у Форт-Мейкон, когда дети были подростками; еще один групповой снимок, на котором они совсем маленькие. Фотографии, сделанные Джейн: Анна на выпуск ном балу, Лесли в спортивной форме, Джозеф с нашей собакой, Сэнди (она умерла несколько лет назад). Хотя снимки располагались не в хронологическом порядке, можно было проследить, как наша семья росла и менялась с годами.
В центре, прямо над камином, стояла черно-белая фотография – мы с Джейн в день свадьбы. Снимок сделала Элли. В фотогеничности Джейн не приходилось сомневаться: она всегда была красавицей, а ко мне объектив оказался милосерден. Именно так я и надеялся выглядеть, стоя рядом с женой.
Но как ни странно, на полках больше не было ни одного снимка, где мы были бы вдвоем с Джейн. В альбомах лежали десятки снимков, сделанных детьми, но ни один из них мы так и не вставили в рамочку. В течение многих лет Джейн беспрестанно намекала, что пора сделать еще один портрет, но я настолько был занят работой и прочими делами, что так и не выполнил ее просьбу. Удивительно, отчего мы не сумели выкроить время и как это отразится на нашем будущем – и отразится ли вообще?
Разговор с Ноем заставил меня задуматься обо всех тех годах, прошедших после отъезда детей. Хорошо ли я справлялся с обязанностями супруга? Безусловно, нет. Оглядываясь назад, признаю, что после отъезда Лесли в колледж раз за разом подводил Джейн, если можно этим словом обозначить полнейшее непонимание ее чувств и желаний. Я помню, что жена была молчаливой и даже слегка мрачной, временами она смотрела невидящим взглядом в пространство или бездумно перебирала детские вещи в коробках. Для меня тот год выдался особенно нелегким: старый Эмбри пережил сердечный приступ и вынужден был переложить бо́льшую часть дел на меня. Из-за двойной нагрузки – непомерно возросшего объема работы и организационных проблем, вызванных болезнью Эмбри, – я частенько бывал измучен и слишком занят.
Когда Джейн вдруг решила обновить интерьер, я воспринял это как хороший знак. Работа, рассуждал я, отвлечет ее от мыслей о детях. В доме появились кожаные кушетки вместо обитых тканью, чайные столики вишневого дерева, витые латунные лампы, в столовой мы переклеили обои, купили еще стульев, чтобы вместить наших детей вместе с их будущими супругами. Джейн проделала великолепную работу, но я, признаюсь, то и дело в шоке изучал счета, полученные вместе с почтой, хотя уже давно понял, что лучше не спорить.
Так или иначе, когда ремонт закончился, мы оба начали испытывать некую неловкость, причиной которой было не опустевшее гнездо, а наши изменившиеся отношения, пусть даже ни один из нас об этом не заговаривал. Как будто мы считали, что обсуждение сделает проблемы реальными. Полагаю, мы в равной степени боялись того, к чему это может привести.
Должен признать, именно по этой причине мы никогда не ходили к психологу. Назовите меня старомодным, но я всегда смущался при мысли о том, чтобы обсуждать свои беды с чужим человеком. Кроме того, я прекрасно знал, что скажет психолог. Нет, не отъезд детей послужил источником проблемы. И не имеет значения тот факт, что у Джейн появилось много свободного времени. Это просто катализаторы, благодаря которым уже существующие неурядицы вышли на первый план.
Что же в таком случае нас к этому привело?
Подозреваю, что истинный корень наших зол крылся в этаком невинном пренебрежении – преимущественно с моей стороны, если честно. Я не только постоянно ставил карьеру выше нужд семьи, но и принимал стабильность брака как нечто данное. Мне казалось, что у нас нет серьезных проблем, и потом я в отличие от Ноя не тот человек, который будет суетиться и проделывать ради жены миллион мелочей. Когда я задумывался об этом – по правде сказать, нечасто, – то убеждал себя, что Джейн прекрасно знает, каков я, и этого вполне достаточно.
Но любовь, как выяснилось, – это нечто большее, чем три слова, оброненные перед сном. Любовь поддерживается действием. Нежностью даже в тех вещах, которые мы делаем друг для друга изо дня в день.
Рассматривая снимок, я думал лишь о том, что тридцать лет бездумного пренебрежения по отношению к жене сделали мою любовь похожей на ложь и, судя по всему, теперь приходится платить по счетам. Мы были женаты лишь формально. Редкие поцелуи, которыми мы обменивались, не значили ровным счетом ничего. Я страдал при мысли о том, чего мы лишились, и, глядя на нашу свадебную фотографию, ненавидел самого себя.
