Лина Колинс - Заложница

— Нет, — произнесла я. — Коул нет!

Он взял меня за руку.

— Пойми же ты, наконец, игра окончена, я умываю руки, но понесу свое наказание по всем статьям.

Я вскочила с места.

— Игра? Наказание? Всего лишь игра, а я кукла?

— Господи, Бри! Ну почему ты все так воспринимаешь, пойми, наконец, ты свободна.

— Я была лишена свободы, когда она была мне нужна, но ты лишил меня ее, а теперь, когда я отлично вжилась в одну из ролей, только для меня это не игра, ни минуты, когда я не желаю свободы, когда я готова сидеть в наручниках, сколько бы ты не хотел, ты меня гонишь!

— Бри…

— Стой! Ответь мне на один вопрос всего один, прошу. Все что между нами произошло, было игрой?

Я воспламенила, жаждая его ответа. Коул задумался.

— Не было это игрой, — серьёзно сказал он. — Не знаю, как это всё случилось, но это точно не было игрой.

Его двусмысленный ответ окончательно меня запутал. Я хотела объяснить, как это обычно происходит с взрослыми людьми, но не стала, дабы не ухудшать обстановку. Только теперь до меня дошло то, что я прониклась к нему, я сказала, что люблю и не хочу оставлять его, но не он. Он ничего мне не обещал, а скорее всего, поддался вчера мужской слабости или пожалел глупую девочку.

Коул подошел ко мне и обнял.

— Прости, Британи, но спасайся, не губи свою жизнь.

Очевидно, что это было прощанием, и неужели ничего нельзя сделать?

— Коул, — всхлипывая, взмолилась я, прижимаясь к его плечу. — Почему ты решаешь за меня? Или ты этого хочешь сам? Коул ты хочешь, что бы я ушла, навсегда?

Он погладил меня по голове и произнес: "Просто уходи, возвращайся к прошлой свободной жизни, прошу тебя".

Я отстранилась, постаралась запомнить каждую черту его красивого лица, а затем вытерла лицо и отправилась собирать вещи.

На этот раз я проиграла сама себе. Я ухожу с болью, с отчаянием, я ухожу, оставив свое сердце ему моему преступнику. Я ни за что бы не оставила его, зная, что он любит меня, а он ни за что бы не отпустил меня, любя.

Я собрала сумку, окинула взглядом свою уютную "тюрьму" и подошла к входной двери, ключа от которого у меня не было.

Коул вышел в коридор и достал ключ. Я старалась не заплакать, но при мысли, что я больше не услышу его жестокой шутки, не увижу глупой ухмылки и серьезного взгляда меня пронзали миллионы иголок в области груди. И вот он последний, прощальный взгляд, в котором я вижу пустоту.

— Не волнуйся, пожалуйста, об уголовном деле, его не будет никогда, а Том за все поплатится и…спасибо, — задыхаясь, произнесла я.

— За что? — тихо сказал Коул. Я взяла ключ из его рук и начала открывать дверь.

— За то, что ты был в моей жизни, — сказала я, распахивая входную дверь.

Вдруг Коул схватил дверь за ручку, перекрывая мне выход.

Я хотела этого, я молила о том, что бы он захлопнул эту чертову дверь, и со слезами разглядывала его, но он, немного помедлив, отпустил ручку и дал мне дорогу. Я опустила голову и вышла за порог, закрывая за собою дверь за которой оставила его.

Слезы хлынули из глаз. Он так и не остановил меня! Он дал мне уйти, он не любит меня так, как люблю его я. Но если для него так будет лучше, я оставлю эти дни позади, на самой дальней странице альбома памяти, как бы, ни хотелось вернуться и броситься ему на шею.

Я закинула сумку на плечо и шагнула вниз по лестнице в ненужную свободу.

Глава 11. Дом

Железные ворота собственного дома напоминали мне тюремные решетки, я чувствовала, что снова окажусь в четырех углах, в конце концов, раздавивших мое эго, зная, что сейчас ко мне выскочит кто-то из родных, увидев потерянную дочь в видеонаблюдении, я выдохнула, освобождая себя для лжи. Было бы эгоистично вернуться в съёмную квартиру, не сказав родителям, что их дочери ничего не угрожает. Немного помедлив, я нажала на звонок, а через пару секунд ворота распахнула мама, смотревшая на меня, словно на приведение. Я улыбнулась и кинулась в объятия мамы, зарыдавшей у порога.

— Доченька моя, родная, — причитала мама. — Что они с тобой сделали?!

— Мама, мама, — я пыталась успокоить мать. — Со мной никто ничего не делал. Все хорошо.

— Что? Что ты говоришь?

Я взяла маму за руку.

— Идем в дом.

Как только я вошла в гостиную дома, то увидела кучу незнакомых людей, смахивающих на хранителей порядка. Тут же на меня упал обезумевший взгляд отца. Папа подошел ко мне и провел теплой ладонью по лицу, а зачем с волнение осмотрел меня.

— Бри…Британи детка, прости своего старика.

Я обняла отца.

— Папа все хорошо, мне не за что тебя прощать.

Моментально меня окружили парни в пиджаках.

— Мисс Бри, просим изложить в мельчайших подробностях о случившемся.

— Вы видели лица похитителей?

— Вас держали с закрытыми глазами, но должно быть вы могли слышать голоса преступной группировки? Как вам удалось выбраться? Они выпустили вас, что бы вы принесли деньги?

От количества взбесивших меня вопросов, у меня закружилась голова. Преступная группировка? Завязанные глаза? Они говорят о Коуле, как о садисте, а обо мне, как об истощенной, избитой и оскверненной. Но все совсем не так, как придумали себе эти люди!

— Британи, девочка моя, не молчи! — произнес отец.

— Мы должны выследить их, — сказал смуглый молодой человек, больше походивший на оловянного солдатика.

Сказать правду — навредить Коулу.

— Меня никто не похищал, — произнесла я.

— Британи? — удивилась мама, теребя в руке сырую салфетку.

— Мама, папа простите меня, я виновата и готова понести наказание.

— О чем ты родная. Они запугали тебя? Так знай, я не оставлю и живого места от этих подонков.

— Я сымитировала похищение. Все это время со мной было все в порядке.

— Что? — спросила мама.

— Мистер Октинс это попадает под статью, — перебил нас один из людей в форме.

— Замолчите! — закричал отец. — Вы не видите, что мою дочь запугали?!

— Папа нет! Прости, прости меня, но я говорю правду. Делайте со мной, что хотите, но прошу, дайте мне полчаса, всего тридцать минут, и я буду готова понести наказание.

Я бросила сумку и пошла в свою комнату, слыша, как за спиной отец налаживает ситуацию.

Стоя, в душевой кабине с обжигающий плоть водой, горела моя душа, при мысли о Коуле, перематывая в сознании воспоминания, беспокоясь о том, что с ним будет, когда его достанет Том или он не найдёт денег для матери, я начинала дрожать, а про свою ложь и боль своих родителей я и думать боялась — совесть сломает меня.

Когда я вышла из душа, в доме не было посторонних, зато меня ждала многообещающая беседа с родителями.