Татьяна Алюшина - Беглая невеста
Так в возрасте девяти лет Глашка оказалась в интернате.
Кто-нибудь знает, что такое спортивная школа-интернат? Ну, кроме тех, кто это проходил?
Там учатся дети, у которых обнаружились выдающиеся способности в том или ином виде спорта, которых отдали туда родители по разным личным причинам. Как правило, причин бывает три.
Первый тип родителей – это те, кто убежден в таланте своего ребенка и искренне и изо всех сил старается помочь ему реализоваться. Эти родители детей навещают чуть ли не каждый день и забирают на выходные домой при любой возможности. Вторые – это те, кто мечтает за счет своего ребенка реализовать свои собственные амбиции и хоть таким образом стать известным, богатым и знаменитым. Их много, уж поверьте, таких гораздо больше, чем первой категории – те вообще в меньшинстве. И третьи, которые просто тупо желают отделаться от детей. Пусть хоть таким образом: и социум не осудит, и перед соседями и друзьями можно порисоваться – мол, мой ребенок в школе олимпийского резерва учится, и перед самим собой не так стыдно! Круто ведь, ребенок – будущий чемпион!
Кстати, насчет выходных, которые по правилам считались обязательными днями отдыха. Ага! А как же страна без будущих олимпийцев, отдыхающих по выходным? Что-то из серии: а если завтра война, а мы не подготовившись?
За любой проступок, за любой сбой в результатах, за любое выкладывание не в полную силу на тренировках ребенка оставляли в интернате и гоняли все выходные на внеплановых тренировках. В общем, мало кто посещал дом родной, только те, кто приспосабливались или умели подлизаться к тренерам. Таких тоже хватало.
Аглаю невзлюбили с первого дня ее поступления в школу. Хотя «невзлюбили» – это не совсем верное определение. Она полностью и напрочь выпадала из системы – сверстники просто не знали, как к ней относиться: изничтожить, как всякого непохожего на них, игнорировать или дружить-предружить? И на то имелись веские причины.
Ну, во-первых, имя – это Аглая проходила и в садике, и в школе: за имя ее третировали разнообразно, но без особого усердия, ограничиваясь вариациями от глупых прозвищ до неприличных вариантов, заканчивалось это, как правило, быстро и без душевных терзаний с ее стороны.
А вот во-вторых, на нее позападали все мальчики. Хотя на что там было западать?! Худая, длинная, без намека на грудь, ноги, как у Бемби, – больше, чем все остальное тело. А вот проблески будущей девичьей красы имелись в прямом смысле на лице – его чуть удлиненный овал украшали огромные, какие-то нереальные серо-голубые глазищи в обрамлении черных загнутых ресниц, пухлые губы, брови такими соболиными дугами и копна непослушных блондинистых, оттенка липового меда волос, – пожалуй, и все, что могла предъявить к мужскому интересу Аглая Стрельникова в свои девять лет.
Хватило. И для влюбленности мальчиков, и для ненависти девочек.
Еще один подпункт – большинство из ребят находились в интернате с первого класса, а Глаша пришла сюда в девять лет, в третьем классе, тоже выделилась, считай!
И все бы ничего: и разобрались бы, и дружили, замирившись, но имелся пункт третий – основной и главенствующий. Все эти дети, «выплюнутые» родителями в интернат, жили одним знанием: занимайся, давай рекорды – и будет тебе счастье! И родители, и учителя затачивали их на одну цель – становись чемпионом! Они жили с осознанием, что все в этой жизни зависит только от них – будущее, известность, деньги, все блага мира! Эти дети до конца не понимали, что именно зависит там от них, но знали, как «Отче наш», что надо выкладываться каждый день на пределе своих возможностей и сил, и тогда их похвалят тренеры, и, может, родители наконец увидят, какие они правильные и замечательные, и заберут назад домой.
Но главное – надо стараться-престараться и выкладываться до обмороков, до потери сознания каждый день на этих гребаных тренировках! Вот-вот, это и был основной пункт претензий к Аглае Стрельниковой сообщества спортивно одаренных детей!
– Мы же чуть не дохли на своих тренировках! – пояснял ей ровным, каким-то отстраненным голосом Коля, глядя куда-то вдаль, а может, и в себя, в то обидное детское прошлое. – Мы выкладывались каждый день по полной, безнадежно ожидая, что оценят, примут, домой вернут. А тебе все это было по фаренгейту! Ты на самом деле, Стрелка, была богом одаренная спортсменка, и тренировалась так, между мыслями своими, в полноги, и рекорды ставила, и в соревнованиях побеждала, и все нормативы сдавала между делом! Всегда сама в себе, в своем мире!
Ну да, да! Она сильно-то не упахивалась – так, тренировалась по чуть-чуть, да и душу не надрывала и не вкладывала во все эти занятия, искренне не понимая, зачем все так изводят себя, до рвоты и до обмороков. Ну, дунька, точно Маруся Попадайкина, это Коля ей правильную оценку дал.
Ну вот по совокупности «преступлений» Глаша и стала изгоем. И отряд закадычных врагов быстренько образовался. Главенствовала там Марина Бойкина, а как с такой фамилией не главенствовать? Кстати, Маринка чемпионкой Европы стала-таки потом!
Что только они не придумывали и как только не подставляли Глашку Стрельникову! Вы хотя бы на минуточку представляете, на что способны дети в своей ненависти? А на что способны спортивно одаренные дети? А в условиях ограниченного от мира сообщества?! Особенно если жаловаться никому нельзя?! Как не убили, бо-о-ольшой вопрос! Запросто могли перестараться!
Но странным, совершенно мистическим образом Аглая умудрялась большинства подстав и каверз избежать, не попасть в подставлялово и вообще такие акции оборачивались против самих воинствующих одноклассниц.
– Ты помнишь, как девчонки придумали тебе средневековое аутодафе? – усмехнулся воспоминаниям Коля. – Они два часа старались, расположили на двери ведро с расплавленным клеем, перья из подушек вытаскивали, Бойкина тебя в коридоре пасла…
Аглая шла из библиотеки в спальную комнату, где она проживали с девочками в количестве десяти человек, и встретила в коридоре Маринку Бойкину, злейшую врагиню, которая неожиданно о чем-то весьма приветливо с ней заговорила и проводила за разговором до двери. Тут Маринка как бы потеряла интерес к разговору, развернулась и не спеша пошла назад по коридору, а Глашка уже взялась за ручку двери и даже начала ее приоткрывать, но что-то внутри нее, странное, убеждающее – не голос никакой, а чувство, что ли, сказало, или как? – надоумило или пре-дупредило, что в комнату входить никак нельзя! Вот нельзя, и все! И Аглая отступила сначала на шаг, посмотрела внимательно на дверь, словно спрашивала: «а что там?» А потом развернулась и вернулась в библиотеку – ну на фиг, лучше еще почитаю! А через пять минут в спальную комнату пришла воспитатель их группы проверить, все ли у девочек в порядке. Видимо, не все у девочек было в порядке, потому что, когда она открыла дверь, на нее обрушилось ведро теплого клея, а следом за ним целый ворох перьев.
