Дж. Редмирски - По дороге к любви
Чертовы наушники, да они совсем рядом, болтаются над спинкой кресла, почти касаются плеча, и это выводит меня из себя. Я дергаюсь, и рука непроизвольно отмахивается, как от назойливой мухи.
— Какого черта? — чуть не кричу я, глядя на парня, который снова свесился надо мной сверху.
— Вам, наверное, скучно, — говорит. — Хотите, дам послушать? Может, конечно, у вас другие вкусы, но вы только послушайте, вам обязательно понравится. Честное слово!
Гляжу на него, скроив изумленную гримасу. Он что, серьезно?
— Спасибо, не надо, — отвечаю и отворачиваюсь.
— Но почему?
— Ну, хотя бы потому, что эти штуки несколько часов торчали у вас в ушах. И мне это… не нравится.
— И что?..
— Что значит «и что»?
Мне кажется, от возмущения у меня даже лицо перекосилось.
— Вам этого мало?
Он снова улыбается своей обаятельной кривой улыбочкой, и в ярком свете дня я вижу, что на щеках его образуются две маленькие ямочки.
— Ну ладно, — говорит и снова сует наушники в уши. — Просто вы сказали «хотя бы потому», я и подумал, что есть еще какая-нибудь причина.
— Господи, гляжу я на вас и просто удивляюсь…
— Спасибо, — улыбается он, на этот раз нормально, широко, так что видны все его ровные белые зубы.
Я не собиралась говорить ему комплиментов и догадываюсь, что он это тоже прекрасно понимает.
Снова начинаю рыться в сумке, зная, что ничего там не найду, кроме одежды, но это все-таки лучше, чем общаться с таким странным типом.
И вдруг он шлепается рядом со мной на свободное кресло, успев раньше пассажира, который проходит мимо нас к туалету.
Я так и застываю на месте, сунув одну руку в сумку. Наверное, уставилась на него, как дура, но надо же сначала оправиться от шока, а потом уже быстренько прикинуть, какую дать ему отповедь.
А он спокойненько так запускает руку в свою сумку, достает пакетик с бактерицидными влажными салфетками, вытаскивает одну. Тщательно вытирает каждый наушник и протягивает мне.
— Как новенькие, — произносит он и ждет, когда я возьму.
И тут я вижу, что в нем ничего нет страшного, просто старается парень проявить отзывчивость, тогда я смягчаю свои защитные реакции.
— Честное слово, мне и так не скучно. Но все равно спасибо.
Говорю, а сама удивляюсь, как быстро я забыла про свою отповедь на тему «какого черта ты сюда вперся без спроса».
— А с музыкой все равно веселее, — заявляет он, засовывая в сумку плеер. — Правда, я не слушаю Джастина Бибера, да и эту чокнутую стерву в мясном прикиде, так что придется вам обойтись без них.
Ах вот как, пора снова становиться в стойку. Что ж, давай попробуем, кто кого.
— Начнем с того, что я не слушаю Джастина Бибера, — сердито огрызаюсь, скрестив руки на груди. — А во-вторых, Гага не такая уж плохая певица. Допускаю, ей пора перестать шокировать публику, но некоторые ее песни мне нравятся.
— Да дерьмо у нее все песни, и вы это сами знаете, — живо отзывается он.
Я только моргаю, вот уж точно дура, растерялась, не знаю, что и сказать.
Он ставит сумку на пол и откидывается в кресле, а ботинком упирается в спинку впереди; ноги у него такие длинные, что кажется, сидеть ему в такой позе жутко неудобно. Зато ботиночки классные. Похоже, «Доктор Мартенс». Проклятье! Такие всегда носил Иэн. Я отворачиваюсь, у меня нет настроения продолжать этот странный разговор с этим странным типом.
Не отрывая затылка от подголовника, он рассеянно смотрит на меня. Видимо, надолго расположился.
— То ли дело классический рок, — произносит парень как ни в чем не бывало, отведя взгляд и уставившись прямо перед собой. — «Зеппелин», «Стоунз», «Джорни», «Форинер». — Снова поворачивает ко мне голову. — Вы хоть слышали про них?
Я усмехаюсь и закатываю глаза к потолку.
— По-вашему, я похожа на дурочку? — говорю я, но тут же сбавляю тон; до меня вдруг доходит, что я действительно почти не знаю групп классического рока, но не хочу выглядеть дурой после того, как столь красноречиво заявила, что на дурочку не похожа. — Мне нравится… «Бэд компани», например.
Он слегка усмехается, приподняв уголок рта:
— Назовите хоть одну песню «Бэд компани», и я отстану.
Теперь я нервничаю уже не на шутку, пытаюсь припомнить хоть одну песенку «Бэд компани», кроме той, что он только что слушал. Надо только не смотреть на него и не произносить слов: «Помню, как мы занимались любовью…»
Он терпеливо ждет, усмешка не сходит с лица.
— «Ready For Love» [5], — говорю, потому что это единственная песня, которая приходит в голову, кроме той.
— Правда? — спрашивает он.
— Что — правда?
Улыбка на его лице становится шире.
— Да нет, ничего, — отвечает он и отворачивается.
Я краснею. Сама не знаю почему, да и плевать.
— Послушайте, что это вы тут расселись? Я, вообще-то, заняла оба сиденья.
Он снова улыбается, но глаза на этот раз серьезные.
— Да, конечно. Но если захотите послушать, что у меня на плеере, милости прошу.
Я кисло улыбаюсь, у меня словно гора с плеч свалилась: слава богу, согласился пересесть обратно на свое место без разговоров.
— Спасибо, — говорю я. Надо же поблагодарить.
Но, ретировавшись, он вдруг возникает над креслом, которое только что освободил.
— А кстати, куда вы едете?
— В Айдахо.
Рот его разъезжается до ушей, зеленые глаза вспыхивают.
— А я в Вайоминг. Похоже, нам долго придется ехать вместе. Несколько пересадок.
И улыбающееся лицо исчезает где-то сзади.
Нет, конечно, он очень даже симпатичный, ничего не скажешь. Короткая стрижка, волосы взъерошенные, загорелые руки, выразительные скулы, ямочки на щеках, да и эта его проклятая улыбочка, глаз не оторвать, даже если не хочешь смотреть. Только мне нет до всего этого никакого дела. Для меня он всего лишь случайный попутчик в автобусе, который везет меня неизвестно куда. И плевать мне на него с высокой колокольни. Какие там чувства? Но даже если бы он и не был случайным попутчиком, даже если бы я была с ним знакома хоть и полгода, ничего подобного не случилось бы. Никогда. Ни за какие коврижки.
* * *Канзасские степи кажутся бесконечными: едем, едем, а они все не кончаются. Я и не думала, что у нас такие огромные территории. Смотришь на карту, а штаты там такие крохотные, с причудливо изогнутыми границами, про черченными тоненькими линиями. Даже Техас на карте кажется довольно маленьким, а путешествия на самолете только усиливают иллюзию, будто от одного штата до другого не больше часа пути. Еще полтора часа — и спина, и попа совсем одеревенели. Я то и дело ерзаю на сиденье, надеясь найти такую позу, чтобы не очень болело, но все без толку. Проходит несколько минут, и болят другие места.